Да если бы она стала его любовницей, Летиция, наверное, изрубила бы ее в мелкие кусочки!
— Ну, Николас! — воскликнула Дуглесс. — Ну я же просто дразнила вас! — Он все так же не глядел на нее. — Хорошо, если вас это осчастливит, я приму от вас кольцо!
Он перестал запихивать вещи в корзинку и, глядя ей в глаза, сказал:
— Вы попросту не ведаете, что говорите! Не следует желать того, чего быть не должно! Когда перед появлением здесь я в последний раз находился дома, мне грозила казнь от меча палача. Так что, если б я сейчас вернулся и вы тоже прибыли со мной, вам пришлось бы остаться одной! А моя эпоха вовсе не похожа на вашу, и одиноким женщинам там не слишком хорошо! Если бы я не смог там заботиться о вас, то…
Кладя ладонь ему на руку, она перебила его:
— Право же, я только поддразнивала вас! Я вовсе не намерена возвращаться с вами: у меня ведь нет тайн, которые следовало бы раскрыть! Это вы явились к нам с целью найти что-то такое — вы помните об этом, да?!
— Вы правы! — воскликнул он и, быстро поднеся ее руку к губам, поцеловал кончики пальцев. Затем он вскочил, и Дуглесс стало ясно, что корзинку для еды он так и оставит там, где она находится: должно быть, он засовывал в нее всякие вещи лишь потому, что был чем-то очень взволнован! Но что же такое произошло, что так возбудило его?!
Они отправились к дому, при этом она с корзинкой в руках тащилась за ним следом, и никто из них не произносил ни слова.
Глава 10
Когда они через кухню вернулись в дом, Николас, слегка кивнув ей, отправился сразу к себе. Дуглесс же, скорее заинтригованная его взволнованностью, чем какими-либо иными эмоциями, тоже прошла в свою комнату. На кровати она обнаружила большую коробку с наклейкой от компании по скоростной доставке посылок и почты. Дуглесс буквально набросилась на эту коробку, расшвыривая по всему полу тесьму от коробки и клочья оберточной бумаги.
Внутри коробки лежали два великолепных вечерних платья, сшитых на заказ для ее матери.
— Ой, спасибо тебе, спасибо, Элизабет! — воскликнула она, задыхаясь и прижимая к себе один из нарядов. Быть может, хоть сегодня вечером Николас заметит и еще кого-нибудь, кроме статной красотки Арабеллы!
Когда Дуглесс вошла в гостиную, в которой семейство Хэарвуд устраивало коктейль-парти, она тотчас поняла, что не зря потратила два с половиной часа на приведение себя в порядок. Ли, собиравшийся что-то выпить, так и застыл, не донеся бокал до рта, а леди Арабелла, кажется, впервые уставилась на кого-то еще, кроме Николаса. И даже лорд Хэарвуд перестал говорить о ружьях, собаках и своих розах. Что же до Николаса, то его реакция, по мнению Дуглесс, решительно стоила затраченных ею усилий: сначала, когда он увидел ее, глаза его вспыхнули и запылали еще ярче, стоило ему приблизиться к ней, но потом он остановился и нахмурил брови, Белое выходное платье матери было сшито из целого куска льнущей к телу ткани. По фасону предполагался только один длинный рукав, а вторая рука и плечо оставались обнаженными. Платье было расшито мелким бисером, который при движениях подчеркивал линии тела. На запястье обнаженной руки красовался принадлежавший Глории браслетик с бриллиантами.
— Добрый вечер, — произнесла Дуглесс.
— Бог ты мой! — откликнулся Ли, оглядывая ее с головы до пяток. — Бог мой!
Подарив ему почти королевскую улыбку, Дуглесс спросила:
— А что тут пьют? Не могли бы вы налить мне джина с тоником?
Ли послушно, будто школьник, кинулся исполнять ее просьбу.
Прямо-таки поразительно, как могут преобразить женщину тряпки! — подумала Дуглесс. Еще вчера вечером ей хотелось в присутствии Арабеллы спрятаться куда-нибудь под стол, но сегодня красное вечернее платье Арабеллы с глубоким вырезом казалось уже дурно сшитым и безвкусным!
— Что это вы вытворяете? — спросил, наклоняясь к ней, Николас.
— Я что-то не могу взять в толк, о чем это вы? — невинно подняла она глаза на него, жмурясь от яркого света.
— Да вы же выставили себя напоказ! — ошеломленно воскликнул он.
— Но куда в меньшей степени, чем ваша Арабелла! — парировала она, но потом, улыбаясь, спросила:
— Так вам нравится это платье? Я велела сестре срочно переправить его мне.
Еще более, чем обычно, расправляя спину, Николас осведомился:
— Так после ужина вы намерены отправиться на свидание с этим врачом, да?!
— Ну, разумеется, — тихо ответила она. — Не забывайте, что именно вы просили меня выяснить, что ему известно!
— Николас! — позвала его в этот момент Арабелла. — Пора идти ужинать!
— Но вы не должны надевать это платье! — продолжил Николас, обращаясь к Дуглесс.
— С вашего разрешения, позвольте уж надевать то, что нравится мне! — отозвалась Дуглесс. — А вы лучше идите-ка на свое место, а то Арабелла в ярости уже колотит по ножкам стола!
— Вы… — начал было он.
— Вот ваш напиток, — перебил его появившийся Ли, вручая Дуглесс бокал. — Добрый вечер, лорд Стэффорд, — приветствовал он Николаса.
Ужин оказался в своем роде замечательным опытом для Дуглесс. Николас просто не в силах был отвести от нее взор — к немалому раздражению прекрасной леди Арабеллы! Ли же столь близко наклонялся к Дуглесс, что рукав его пиджака побывал в ее суповой тарелке.
После ужина все прошли в гостиную, и там, как бы инсценируя отрывок из какого-нибудь романа Джейн Остин, Николас запел, сам аккомпанируя себе на фортепиано. Голос у него был низкий и богатый модуляциями, и Дуглесс он сразу очаровал. Николас предложил Дуглесс петь с ним дуэтом, но она отказалась, так как знала, что не обладает певческим даром. Присев на маленький стульчик, она с завистью слушала дуэт Арабеллы и Николаса, видела, как склоняются друг к другу их головы и сливаются их голоса.
В десять вечера, извинившись, Дуглесс пошла к себе: у нее не было ни малейшего намерения проводить остаток вечера наедине с Ли в его комнате. Она решила, что тайна предательства Николаса подождет своего раскрытия до следующего дня.
К полуночи Дуглесс окончательно поняла, что заснуть ей не удастся. Перед нею все стояла сцена дуэта Николаса с Арабеллой, и без конца вспоминался день, когда он вернулся после охоты и сорочка у него оказалась расстегнутой. Дуглесс вылезла из постели, накинула халат, распушила волосы и направилась через весь огромный дом к комнате Николаса. Из-под его двери свет не просачивался, зато за дверью Арабеллы он горел, и оттуда доносился звон бокалов и слышался ее соблазняюще-зазывной смех.
Дуглесс недолго размышляла над тем, что делает. Она разок стукнула в дверь и, практически одновременно, повернула дверную ручку и вошла в спальню Арабеллы.
— Привет! — проговорила Дуглесс. — Я просто хочу спросить, нет ли у вас взаймы булавки. Я, кажется, порвала бретельку, и бретельку очень важную, если только вы понимаете, что я имею в виду!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132
— Ну, Николас! — воскликнула Дуглесс. — Ну я же просто дразнила вас! — Он все так же не глядел на нее. — Хорошо, если вас это осчастливит, я приму от вас кольцо!
Он перестал запихивать вещи в корзинку и, глядя ей в глаза, сказал:
— Вы попросту не ведаете, что говорите! Не следует желать того, чего быть не должно! Когда перед появлением здесь я в последний раз находился дома, мне грозила казнь от меча палача. Так что, если б я сейчас вернулся и вы тоже прибыли со мной, вам пришлось бы остаться одной! А моя эпоха вовсе не похожа на вашу, и одиноким женщинам там не слишком хорошо! Если бы я не смог там заботиться о вас, то…
Кладя ладонь ему на руку, она перебила его:
— Право же, я только поддразнивала вас! Я вовсе не намерена возвращаться с вами: у меня ведь нет тайн, которые следовало бы раскрыть! Это вы явились к нам с целью найти что-то такое — вы помните об этом, да?!
— Вы правы! — воскликнул он и, быстро поднеся ее руку к губам, поцеловал кончики пальцев. Затем он вскочил, и Дуглесс стало ясно, что корзинку для еды он так и оставит там, где она находится: должно быть, он засовывал в нее всякие вещи лишь потому, что был чем-то очень взволнован! Но что же такое произошло, что так возбудило его?!
Они отправились к дому, при этом она с корзинкой в руках тащилась за ним следом, и никто из них не произносил ни слова.
Глава 10
Когда они через кухню вернулись в дом, Николас, слегка кивнув ей, отправился сразу к себе. Дуглесс же, скорее заинтригованная его взволнованностью, чем какими-либо иными эмоциями, тоже прошла в свою комнату. На кровати она обнаружила большую коробку с наклейкой от компании по скоростной доставке посылок и почты. Дуглесс буквально набросилась на эту коробку, расшвыривая по всему полу тесьму от коробки и клочья оберточной бумаги.
Внутри коробки лежали два великолепных вечерних платья, сшитых на заказ для ее матери.
— Ой, спасибо тебе, спасибо, Элизабет! — воскликнула она, задыхаясь и прижимая к себе один из нарядов. Быть может, хоть сегодня вечером Николас заметит и еще кого-нибудь, кроме статной красотки Арабеллы!
Когда Дуглесс вошла в гостиную, в которой семейство Хэарвуд устраивало коктейль-парти, она тотчас поняла, что не зря потратила два с половиной часа на приведение себя в порядок. Ли, собиравшийся что-то выпить, так и застыл, не донеся бокал до рта, а леди Арабелла, кажется, впервые уставилась на кого-то еще, кроме Николаса. И даже лорд Хэарвуд перестал говорить о ружьях, собаках и своих розах. Что же до Николаса, то его реакция, по мнению Дуглесс, решительно стоила затраченных ею усилий: сначала, когда он увидел ее, глаза его вспыхнули и запылали еще ярче, стоило ему приблизиться к ней, но потом он остановился и нахмурил брови, Белое выходное платье матери было сшито из целого куска льнущей к телу ткани. По фасону предполагался только один длинный рукав, а вторая рука и плечо оставались обнаженными. Платье было расшито мелким бисером, который при движениях подчеркивал линии тела. На запястье обнаженной руки красовался принадлежавший Глории браслетик с бриллиантами.
— Добрый вечер, — произнесла Дуглесс.
— Бог ты мой! — откликнулся Ли, оглядывая ее с головы до пяток. — Бог мой!
Подарив ему почти королевскую улыбку, Дуглесс спросила:
— А что тут пьют? Не могли бы вы налить мне джина с тоником?
Ли послушно, будто школьник, кинулся исполнять ее просьбу.
Прямо-таки поразительно, как могут преобразить женщину тряпки! — подумала Дуглесс. Еще вчера вечером ей хотелось в присутствии Арабеллы спрятаться куда-нибудь под стол, но сегодня красное вечернее платье Арабеллы с глубоким вырезом казалось уже дурно сшитым и безвкусным!
— Что это вы вытворяете? — спросил, наклоняясь к ней, Николас.
— Я что-то не могу взять в толк, о чем это вы? — невинно подняла она глаза на него, жмурясь от яркого света.
— Да вы же выставили себя напоказ! — ошеломленно воскликнул он.
— Но куда в меньшей степени, чем ваша Арабелла! — парировала она, но потом, улыбаясь, спросила:
— Так вам нравится это платье? Я велела сестре срочно переправить его мне.
Еще более, чем обычно, расправляя спину, Николас осведомился:
— Так после ужина вы намерены отправиться на свидание с этим врачом, да?!
— Ну, разумеется, — тихо ответила она. — Не забывайте, что именно вы просили меня выяснить, что ему известно!
— Николас! — позвала его в этот момент Арабелла. — Пора идти ужинать!
— Но вы не должны надевать это платье! — продолжил Николас, обращаясь к Дуглесс.
— С вашего разрешения, позвольте уж надевать то, что нравится мне! — отозвалась Дуглесс. — А вы лучше идите-ка на свое место, а то Арабелла в ярости уже колотит по ножкам стола!
— Вы… — начал было он.
— Вот ваш напиток, — перебил его появившийся Ли, вручая Дуглесс бокал. — Добрый вечер, лорд Стэффорд, — приветствовал он Николаса.
Ужин оказался в своем роде замечательным опытом для Дуглесс. Николас просто не в силах был отвести от нее взор — к немалому раздражению прекрасной леди Арабеллы! Ли же столь близко наклонялся к Дуглесс, что рукав его пиджака побывал в ее суповой тарелке.
После ужина все прошли в гостиную, и там, как бы инсценируя отрывок из какого-нибудь романа Джейн Остин, Николас запел, сам аккомпанируя себе на фортепиано. Голос у него был низкий и богатый модуляциями, и Дуглесс он сразу очаровал. Николас предложил Дуглесс петь с ним дуэтом, но она отказалась, так как знала, что не обладает певческим даром. Присев на маленький стульчик, она с завистью слушала дуэт Арабеллы и Николаса, видела, как склоняются друг к другу их головы и сливаются их голоса.
В десять вечера, извинившись, Дуглесс пошла к себе: у нее не было ни малейшего намерения проводить остаток вечера наедине с Ли в его комнате. Она решила, что тайна предательства Николаса подождет своего раскрытия до следующего дня.
К полуночи Дуглесс окончательно поняла, что заснуть ей не удастся. Перед нею все стояла сцена дуэта Николаса с Арабеллой, и без конца вспоминался день, когда он вернулся после охоты и сорочка у него оказалась расстегнутой. Дуглесс вылезла из постели, накинула халат, распушила волосы и направилась через весь огромный дом к комнате Николаса. Из-под его двери свет не просачивался, зато за дверью Арабеллы он горел, и оттуда доносился звон бокалов и слышался ее соблазняюще-зазывной смех.
Дуглесс недолго размышляла над тем, что делает. Она разок стукнула в дверь и, практически одновременно, повернула дверную ручку и вошла в спальню Арабеллы.
— Привет! — проговорила Дуглесс. — Я просто хочу спросить, нет ли у вас взаймы булавки. Я, кажется, порвала бретельку, и бретельку очень важную, если только вы понимаете, что я имею в виду!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132