— Сейчас проверим, посмели ли эти ничтожества что-то нарушить и в моем кабинете, — воскликнул он, вновь отворачиваясь от нее.
Дуглесс должна была чуть ли не бежать за ним — так быстро его длинные ноги мерили пространство залов.
— Нет, туда входить нельзя! — вскричала она, когда он коснулся ручки двери, на которой красовалась надпись «Вход воспрещен».
Николас, однако, проигнорировал ее предостережение, и Дуглесс замерла на месте, ожидая, что сейчас опять раздастся звонок охранного устройства. Но его не последовало, и она решила рискнуть и двинулась за Николасом, ожидая, впрочем, что оба они сейчас вломятся в какую-нибудь рабочую комнату, где за пишущими машинками будут сидеть многочисленные машинистки.
Но машинисток внутри не оказалось, да и вообще в комнате никого не было. Вдоль стен громоздились поставленные друг на друга ящики, и, судя по надписям, в них хранились бумажные салфетки и все необходимое для чая. Из-за ящиков виднелись края красивых стенных панелей, и Дуглесс подумала, что просто позор скрывать такое чудо!
Они с Николасом прошли еще через три комнаты, и теперь стала особенно очевидной разница между отреставрированной и пока не тронутой еще частью дома. В комнатах, не предназначенных для посетителей, камины были разбиты, стенные панели отсутствовали, а когда-то декорированные потолки изуродованы разводами из-за протекавшей крыши. В одном зале кто-то из поздних владельцев, видимо потомков королевы Виктории, вздумал оклеить резные дубовые панели на стенах обоями, и Дуглесс видела, что в ряде мест реставраторы, по-видимому, с болью в сердце отдирали их от стен.
Наконец, пройдя через большую залу, Николас ввел ее в сравнительно маленькую комнатку с протечками по всему потолку. Широкие доски пола казались совсем прогнившими и потому опасными. Она остановилась на пороге, а Николас печально огляделся по сторонам.
— Когда-то это были покои моего брата, и всего лишь пару недель тому назад я находился в них, — тихо произнес он и повел плечами, как бы прогоняя от себя тягостные воспоминания. Шагая по подгнившим половицам, он приблизился к панели стены и нажал на нее — решительно ничего не произошло!
— Должно быть, замок проржавел, — сказал он, — а может, кто-то наглухо запечатал вход!
И, будто, как показалось Дуглесс, придя в страшную ярость, он принялся кулаками обеих рук отчаянно колотить по панели.
Не зная, что предпринять, Дуглесс кинулась к нему и, обхватив его руками, стала гладить по волосам.
— Ш-ш-ш, — шептала она ему, словно младенцу. Он прильнул к ней и обнял с такой силой, что у нее перехватило дыхание:
— Я хотел, чтобы меня вспоминали благодаря моей учености! — сказал он ей куда-то в шею, и в голосе его слышались слезы. — Я монахов посылал на поиск и переписку сотен томов книг! Я начал строить Торнвик! И еще я!.. Все теперь кончено!
— Тихо, да тише же!! — успокаивала его Дуглесс, обнимая за широкие плечи.
Он отстранился от нее и повернулся спиной, но Дуглесс заметила, что он украдкой вытирает слезы.
— А они… они помнят лишь эти мгновения с Арабеллой на столе! — обиженно воскликнул он.
Он снова повернулся к ней, и лицо его было искажено гневом.
— Но если б я остался жить!.. — продолжал он. — О, если б только я остался в живых, я бы все-все изменил! Я должен, обязан выяснить, что именно стало известно матери, какие сведения могли бы, по ее мнению, смыть пятна с моего имени и спасти меня от казни! И я должен вернуться назад!
Дуглесс заглянула ему в лицо и поняла, что сейчас он говорит правду. Она и сама испытывала подобные же чувства в отношении своего семейства, и ей вовсе не хотелось, чтобы о ней вспоминали лишь в связи с ее идиотскими выходками, но не помнили о ее добрых делах — например, о том, как прошлым летом она добровольно вызвалась работать с детьми, не умевшими читать. Она тогда по три дня в неделю торчала в центре с этими детьми, которые в большинстве своем знали так мало человеческой доброты!
— Мы все выясним! — мягко сказала она. — Если эти сведения сохранились до сегодняшнего дня, мы их отыщем, а заполучив информацию, сумеем отправить вас обратно, я в этом не сомневаюсь!
— А вы знаете, как это сделать? — спросил он.
— Нет, не знаю, но не исключено, что все получится само собой, как только выяснится, зачем именно вас сюда отправили!
Он все хмурил брови, но затем угрюмое выражение его лица сменилось улыбкой.
— Так значит, теперь вы не будете больше говорить мне, что я лгу? — спросил он.
— Надеюсь, что нет: никто ведь на свете не сумел бы сыграть это с такой же достоверностью, как вы, — ответила она: ей как-то не очень хотелось обдумывать свои слова. Разумеется, мужчина, живший в шестнадцатом столетии, ну никак не мог бы переместиться на несколько веков во времени — и все же, все же…
— Посмотрите-ка, — воскликнула она, показывая на панель, но которой он только что молотил кулаками: в стене обнаружилась дверца, приоткрывшаяся примерно на дюйм.
Николас потянул за дверцу, открывая ее пошире.
— Мой отец в свое время рассказал об этом тайнике моему брату, а Кит всего за неделю до своей смерти показал его мне. Я же никому о нем не говорил.
Дуглесс увидела, как, просунув руку в образовавшуюся щель, он извлекает из-за дверцы какие-то пожелтевшие, ломкие по виду листки бумаги, свернутые рулоном.
На лице его появилось выражение некоторого испуга.
— Подумать только: всего-то несколько дней минуло, как я спрятал их здесь! — воскликнул он.
Взяв у него из рук рулон, Дуглесс слегка отвернула край. Каждый лист был исписан сплошь — сверху донизу и от левого края до правого, без всяких полей. Почерк она была не в состоянии разобрать.
— А вы сможете это прочитать? — спросила она.
— Полагаю, что смогу, ибо это написал я сам! — отозвался Николас, заглядывая в глубину потайного шкафчика. — А вот и оно — ваше сокровище! — воскликнул он и вручил Дуглесс небольшую белую, но уже пожелтевшую, шкатулочку, сплошь покрытую резьбой, изображавшей фигуры людей и животных.
— Неужто это — слоновая кость? — удивленно спросила она, принимая шкатулку. Вещи такого рода Дуглесс, разумеется, видела в музеях, но никогда еще не держала в руках. — До чего красивая! Это и впрямь чудесное сокровище! — воскликнула она.
— Да нет, — засмеялся Николас, — сокровище-то внутри! Впрочем, не торопитесь! — распорядился он, когда Дуглесс сделала попытку открыть шкатулку. — Дело в том, что я должен перекусить! — С этими словами он забрал у нее шкатулку и сунул ее в купленную им для Дуглесс дорожную сумку.
— Как?! — вскричала Дуглесс. — Вы хотите, чтобы я ждала, пока вы наконец насытитесь, и только потом заглянула в шкатулку?! — Она не верила собственным ушам!
Николас расхохотался.
— Как приятно видеть, что женская натура за четыре столетия ничуть не изменилась!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132