Я отвечаю: «Мужики, мужики, какая вам милость выйдет, вы беглые холопи, вы от своего боярина ушли, вас князь ищет, чего ждать нынче? Свое дело сделали, шведов порубили. Пока шум да гулянка, тут нам самое время в леса подаваться. И еще дело такое – мушкеты от шведа забрали, ружья, пули, порох, – есть с чем уходить!» Нет, не верят мне. Сидят, дожидаются, милости им надо...
Он скрипнул зубами, сказал со злобой:
– Дождутся, пока воевода солдат пригонит – нас в узилище забирать. Знаем, как оно бывает. Не впервой милости ждем...
От крепостных ворот, увидев лодку, побежали дозорные. Аггей Пустовойтов поставил матросов, они вздели мушкеты на караул. В крепостной церквушке уныло ударил колокол. Лодка скрипнула бортом о пристань, ее подтянули баграми, народ на берегу закрестился, скинул шапки, послышались голоса:
– Митрий-толмач...
– Молодешенек – вовсе дитя...
– А с ним кормщикова вдова...
– Его-то не нашли...
Аггей Пустовойтов протянул Таисье руку, она вышла на берег. Инженер Резен сказал ей:
– Господин капитан-командор еще послал отряды, чтоб искали по всему берегу – и выше и ниже крепости. Не надо отчаиваться.
Таисья молчала. Гроб с телом Митеньки под звон колокола понесли в церковь, туда, где отпевали других погибших в сражении. Как во сне, ни о чем не думая, ничего не понимая, едва переставляя ноги, Таисья вошла в крепостные ворота, постояла на плацу, опять пошла к дому Резена...
3. ЛОФТУС, РИПЛЕЙ И ЗВЕНБРЕГ
Возле крыльца, сложив руки за спиною, прогуливался подвыпивший краснорожий, с желтой гривой волос пушечный мастер Риплей. Наконец из дому вышел Лофтус. Риплей громко спросил:
– Как состояние больного?
– К моему сожалению, он очень плох! – сказал Лофтус. – Его раны смертельны. Но будем надеяться на милость божью.
Лекарь взял пушечного мастера под руку, прошелся с ним, сказал шепотом:
– Я подозреваю, что сей раненый и есть тот человек, которого с таким усердием искал в Стокгольме королевский прокурор Аксель Спарре.
– Он – русский?
– Несомненно. Но мы должны говорить иначе...
Оглядываясь, он опять зашептал на ухо Риплею. Пушечный мастер внимательно слушал.
– Но выпустит ли? – спросил он.
Лофтус опять зашептал. Риплей остановился, задумался.
– Смелый план! – сказал он.
Вдвоем они отыскали Звенбрега.
– Это наруку воеводе! – шептал Лофтус. – Что же касается до возможных неприятных последствий, то мы не станем их ждать. Вместе с негоциантскими кораблями, которые скоро снимутся с якорей, мы покинем негостеприимную Московию. Нам есть на что обидеться, не правда ли?
Риплей ответил сердито:
– А мои деньги? Кто мне отдаст мои деньги? Я немало здесь заработал, я должен получить свое!
– Сэр, вы заработали виселицу, если говорить откровенно! – сказал Лофтус. – Я знаю много про вас и не советую вам дорожиться. Вы служили и Швеции и Англии, но меньше всего русским. Впрочем, воевода охотно и сполна расплатится с вами, если, конечно, наш план удастся.
Звенбрег тоже одобрил план Лофтуса и присовокупил от себя, что взаимоотношения воеводы и капитан-командора нынче напряжены до крайности, так как, несмотря на все торжество полной победы, воевода до сих пор не прибыл на цитадель.
– И это нам тоже наруку! – сказал Лофтус. – Надо действовать возможно скорее...
Втроем они вернулись к избе Резена, и пушечный мастер попросил караульщика вызвать на крыльцо капитан-командора. Сильвестр Петрович долго не шел, потом появился, ведомый под руку матросом. Его лицо совсем посерело, было видно, что он измучен. Увидев Иевлева, Риплей тотчас же заговорил добродушно-угрожающим, раскатистым голосом.
– Сэр! – сказал он. – Разумеется, мы в вашей власти, но мне хотелось бы напомнить вам, что сражение закончено и более ничто не угрожает спокойствию и благополучию прекрасного города Архангельска. Вы подозревали нас в сношениях с противником, вы долгое время продержали нас в заточении, это заточение кончилось для одного из нас прискорбно: инженер Георг Лебаниус, венецианец, скончался от ожогов. Надеюсь, вы разделяете наше горе. То, что мы невиновны, доказано нашим поведением во время баталии: вы сами изволили видеть – впрочем, видели это и многие другие, – как мы палили из пушек по нашему общему врагу и делали это не хуже ваших пушкарей...
– Вы слишком длинно говорите, сэр! – устало перебил Иевлев. – Что вам угодно от меня?
– Нам угодно от вас, – совсем уже наглым тоном ответил Риплей, – нам угодно от вас только одного: освобождения! Мы не желаем более пребывать здесь жертвами ваших нелепых подозрений. Дайте нам судно, которое доставит нас в Архангельск, дабы мы могли наконец вымыться, поесть и почувствовать себя теми, кем нам назначено быть от всевышнего бога...
Иевлев молчал, глядя то на пушечного мастера, то на Лофтуса, то на Звенбрега.
– Что ж, – наконец произнес он по-английски. – Вы все это недурно придумали. Как послушаешь, то и впрямь станет вас жалко. Невинные страдальцы, да и только. Вот вы какие, и по шведу из пушек палили, чем не герои? Молодцы ребята, славно постарались. Да только все-таки придется вам малое время еще на цитадели побыть. Нынче недосуг, а завтра потолкуем с подробностями.
Он отвернулся и велел матросу увести себя обратно в избу.
– Ну? – спросил Риплей.
– Мы уйдем ночью сами! – сказал Лофтус. – Не думаю, чтобы это было так трудно. Победители веселятся, они нам не слишком помешают... Впрочем, есть еще один способ...
И лекарь Лофтус обратился к матросу, стоящему на крыльце.
– Вот что, любезный мой друг! – сказал он ласково. – Сейчас, как ты сам слышал, господин капитан-командор был так добр, что разрешил нам взять его лодью, дабы добраться до города. Он говорил по-английски, ты, должно быть, не понял? Сбегай к людям, которые дежурят на лодье, и передай им слова господина капитан-командора.
Матрос подумал и вернулся в избу. Риплей выругался.
– Вы болван, Лофтус! – сказал он. – Сейчас мы пропадем...
В горнице Сильвестр Петрович сидел неподвижно, склонившись над человеком в красном кафтане. Тот что-то рассказывал ему вполголоса. Капитан-командор слушал внимательно.
Матрос кашлянул.
Сильвестр Петрович обернулся к нему.
– Лодью там толкуют, господин капитан-командор, до города чтобы на твоей отправиться, – сказал матрос. – Будто ты велел...
– Ну, велел – так и дать лодью! – размышляя о постороннем, ответил Иевлев, – что по десять раз об одном толковать...
Матрос вышел.
– Мы, я надеюсь, можем отправляться? – уверенным басом спросил Риплей. – Что приказал господин капитан-командор?
– Отправляйтесь! – ответил матрос.
– Тогда проводи нас, человек! – распорядился Риплей. – Не то опять придется утруждать беспокойством господина Иевлева...
Матрос проводил иноземцев до караульни и передал именем капитан-командора приказание отпустить всех троих на карбасе Иевлева в город.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163
Он скрипнул зубами, сказал со злобой:
– Дождутся, пока воевода солдат пригонит – нас в узилище забирать. Знаем, как оно бывает. Не впервой милости ждем...
От крепостных ворот, увидев лодку, побежали дозорные. Аггей Пустовойтов поставил матросов, они вздели мушкеты на караул. В крепостной церквушке уныло ударил колокол. Лодка скрипнула бортом о пристань, ее подтянули баграми, народ на берегу закрестился, скинул шапки, послышались голоса:
– Митрий-толмач...
– Молодешенек – вовсе дитя...
– А с ним кормщикова вдова...
– Его-то не нашли...
Аггей Пустовойтов протянул Таисье руку, она вышла на берег. Инженер Резен сказал ей:
– Господин капитан-командор еще послал отряды, чтоб искали по всему берегу – и выше и ниже крепости. Не надо отчаиваться.
Таисья молчала. Гроб с телом Митеньки под звон колокола понесли в церковь, туда, где отпевали других погибших в сражении. Как во сне, ни о чем не думая, ничего не понимая, едва переставляя ноги, Таисья вошла в крепостные ворота, постояла на плацу, опять пошла к дому Резена...
3. ЛОФТУС, РИПЛЕЙ И ЗВЕНБРЕГ
Возле крыльца, сложив руки за спиною, прогуливался подвыпивший краснорожий, с желтой гривой волос пушечный мастер Риплей. Наконец из дому вышел Лофтус. Риплей громко спросил:
– Как состояние больного?
– К моему сожалению, он очень плох! – сказал Лофтус. – Его раны смертельны. Но будем надеяться на милость божью.
Лекарь взял пушечного мастера под руку, прошелся с ним, сказал шепотом:
– Я подозреваю, что сей раненый и есть тот человек, которого с таким усердием искал в Стокгольме королевский прокурор Аксель Спарре.
– Он – русский?
– Несомненно. Но мы должны говорить иначе...
Оглядываясь, он опять зашептал на ухо Риплею. Пушечный мастер внимательно слушал.
– Но выпустит ли? – спросил он.
Лофтус опять зашептал. Риплей остановился, задумался.
– Смелый план! – сказал он.
Вдвоем они отыскали Звенбрега.
– Это наруку воеводе! – шептал Лофтус. – Что же касается до возможных неприятных последствий, то мы не станем их ждать. Вместе с негоциантскими кораблями, которые скоро снимутся с якорей, мы покинем негостеприимную Московию. Нам есть на что обидеться, не правда ли?
Риплей ответил сердито:
– А мои деньги? Кто мне отдаст мои деньги? Я немало здесь заработал, я должен получить свое!
– Сэр, вы заработали виселицу, если говорить откровенно! – сказал Лофтус. – Я знаю много про вас и не советую вам дорожиться. Вы служили и Швеции и Англии, но меньше всего русским. Впрочем, воевода охотно и сполна расплатится с вами, если, конечно, наш план удастся.
Звенбрег тоже одобрил план Лофтуса и присовокупил от себя, что взаимоотношения воеводы и капитан-командора нынче напряжены до крайности, так как, несмотря на все торжество полной победы, воевода до сих пор не прибыл на цитадель.
– И это нам тоже наруку! – сказал Лофтус. – Надо действовать возможно скорее...
Втроем они вернулись к избе Резена, и пушечный мастер попросил караульщика вызвать на крыльцо капитан-командора. Сильвестр Петрович долго не шел, потом появился, ведомый под руку матросом. Его лицо совсем посерело, было видно, что он измучен. Увидев Иевлева, Риплей тотчас же заговорил добродушно-угрожающим, раскатистым голосом.
– Сэр! – сказал он. – Разумеется, мы в вашей власти, но мне хотелось бы напомнить вам, что сражение закончено и более ничто не угрожает спокойствию и благополучию прекрасного города Архангельска. Вы подозревали нас в сношениях с противником, вы долгое время продержали нас в заточении, это заточение кончилось для одного из нас прискорбно: инженер Георг Лебаниус, венецианец, скончался от ожогов. Надеюсь, вы разделяете наше горе. То, что мы невиновны, доказано нашим поведением во время баталии: вы сами изволили видеть – впрочем, видели это и многие другие, – как мы палили из пушек по нашему общему врагу и делали это не хуже ваших пушкарей...
– Вы слишком длинно говорите, сэр! – устало перебил Иевлев. – Что вам угодно от меня?
– Нам угодно от вас, – совсем уже наглым тоном ответил Риплей, – нам угодно от вас только одного: освобождения! Мы не желаем более пребывать здесь жертвами ваших нелепых подозрений. Дайте нам судно, которое доставит нас в Архангельск, дабы мы могли наконец вымыться, поесть и почувствовать себя теми, кем нам назначено быть от всевышнего бога...
Иевлев молчал, глядя то на пушечного мастера, то на Лофтуса, то на Звенбрега.
– Что ж, – наконец произнес он по-английски. – Вы все это недурно придумали. Как послушаешь, то и впрямь станет вас жалко. Невинные страдальцы, да и только. Вот вы какие, и по шведу из пушек палили, чем не герои? Молодцы ребята, славно постарались. Да только все-таки придется вам малое время еще на цитадели побыть. Нынче недосуг, а завтра потолкуем с подробностями.
Он отвернулся и велел матросу увести себя обратно в избу.
– Ну? – спросил Риплей.
– Мы уйдем ночью сами! – сказал Лофтус. – Не думаю, чтобы это было так трудно. Победители веселятся, они нам не слишком помешают... Впрочем, есть еще один способ...
И лекарь Лофтус обратился к матросу, стоящему на крыльце.
– Вот что, любезный мой друг! – сказал он ласково. – Сейчас, как ты сам слышал, господин капитан-командор был так добр, что разрешил нам взять его лодью, дабы добраться до города. Он говорил по-английски, ты, должно быть, не понял? Сбегай к людям, которые дежурят на лодье, и передай им слова господина капитан-командора.
Матрос подумал и вернулся в избу. Риплей выругался.
– Вы болван, Лофтус! – сказал он. – Сейчас мы пропадем...
В горнице Сильвестр Петрович сидел неподвижно, склонившись над человеком в красном кафтане. Тот что-то рассказывал ему вполголоса. Капитан-командор слушал внимательно.
Матрос кашлянул.
Сильвестр Петрович обернулся к нему.
– Лодью там толкуют, господин капитан-командор, до города чтобы на твоей отправиться, – сказал матрос. – Будто ты велел...
– Ну, велел – так и дать лодью! – размышляя о постороннем, ответил Иевлев, – что по десять раз об одном толковать...
Матрос вышел.
– Мы, я надеюсь, можем отправляться? – уверенным басом спросил Риплей. – Что приказал господин капитан-командор?
– Отправляйтесь! – ответил матрос.
– Тогда проводи нас, человек! – распорядился Риплей. – Не то опять придется утруждать беспокойством господина Иевлева...
Матрос проводил иноземцев до караульни и передал именем капитан-командора приказание отпустить всех троих на карбасе Иевлева в город.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163