В субботу перед обедом Рикардо Рейс пошел на Шиадо, нанял там двоих носильщиков, назначил им, чтобы не возвращаться на Розмариновую улицу в сопровождении этакого почетного караула, время прихода в отель. Он ждал их в номере — в одиночестве и на диване, Лидия не придет, как договорились — испытывая те же чувства, что и в тот миг, когда «Хайленд Бригэйд» отдавал швартовы и отваливал от причальной стенки порта Рио. Грузный топот в коридоре возвестил пришествие носильщиков в сопровождении Пименты, которому на этот раз не надо рвать жилы: самое большее, что от него сегодня требуется, это сделать то же движение, что в свое время делали Рикардо Рейс и Сальвадор, видя, как он взваливает на спину тяжеленный чемодан, да, вот этот, давай-давай, да крикнуть на лестнице «осторожно, ступеньки!» или дать совет, совершенно излишний для тех, кто превзошел до тонкостей науку таскания тяжестей. Рикардо Рейс распрощался с управляющим, оставил щедрые чаевые для всей прислуги: Распределите, как сами сочтете нужным, и Сальвадор поблагодарил, кое-кто из постояльцев улыбнулся тому, какие сердечные отношения завязываются в этом отеле, испанцев же эта гармония трогает до глубины души, да и неудивительно — они-то живут в разделенной стране, да-с, такие вот на нашем полуострове контрасты. Внизу, на улице, Пимента спрашивает грузчиков, куда они направляются, а они и сами не знают, клиент адреса не сказал, один предположил, что куда-то неподалеку, другой усомнился, ну да в данном случае это совершенно неважно, поскольку Пимента знает обоих, один из них уже приглашался в «Брагансу» для аналогичных операций, стойбище их на Шиадо, так что понадобится выяснить пункт назначения — выясним. Не поминайте лихом, вот вам, говорит Рикардо Рейс, и Пимента отвечает: Премного благодарен, сеньор доктор, если что — только скажите, какие бессмысленные и ненужные слова, и это еще самое мягкое, что мы можем сказать о них, почти все они, по правде говоря, проникнуты лицемерием, и прав был тот француз, который считал, что язык дан человеку для того, чтобы скрывать свои мысли, а может, и ие прав, есть вопросы, по поводу которых не следует лезть со скороспелыми суждениями: совсем не исключено, что слово — это лучшее, но все равно негодное средство для неизменно обреченной на провал попытки выразить то, что мы — опять же словом — называем «мысль». Носильщики уже знают, куда тащить чемоданы — Рикардо Рейс назвал им адрес после того, как удалился Пимента, — и теперь поднимаются по улице, шагая прямо по мостовой, чтоб просторней было, и ноша, пусть не своя, но тоже тянет не слишком, разве это груз для тех, кто привык таскать рояли, а Рикардо Рейс идет впереди, достаточно далеко, чтобы не подумали, будто он подвизается в этой экспедиции в роли проводника, однако и достаточно близко, чтобы грузчики-носильщики не сочли себя брошенными: классовые отношения — дело очень тонкое, сохранение социального мира требует такта, душевной чуткости, одним словом — психологической проницательности, хотя, как видите, одним словом тут не обойтись. На полпути грузчикам пришлось сойти с мостовой, и они воспользовались этим, чтобы передохнуть, пропуская вереницу трамвайных вагончиков, заполненных белобрысыми розовощекими людьми — немецкими экскурсантами, активистами Германского Трудового Фронта, одетыми чуть ли не все как один на баварский манер: короткие штаны на подтяжках, рубашка, шляпа с узкими полями, и все это выставлено на всеобщее обозрение, потому что вагоны по большей части — открытые, этакие платформы на колесах, беззащитные перед дождем, ибо мало проку от брезентовых полосатых тентов, и что только подумают о нашей португальской цивилизации расово чистые арийские трудящиеся, да, вот именно — что думают они в этот самый миг о мрачных и угрюмых прохожих, остановившихся, чтобы взглянуть на них, об этом вот смуглом господине в светлом плаще, об этих двоих небритых, оборванных и грязных — они снова взваливают свою кладь на плечо и трогаются вверх по улице, вот и проехали последние вагончики, числом двадцать три, если у кого хватило терпения их пересчитать, по направлению к Башне Бел ем, к монастырю иеронимитов и к прочим лиссабонским достопримечательностям.
Грузчики понуро пересекли площадь, посреди которой стоит статуя эпического поэта, — понуро, оттого что груз пригибает их земле, понуро брел за ними Рикардо Рейс — понуро, оттого что стыдно ему было идти налегке, руки в брюки, жаль, что не вывез из Бразилии попугая, а может, и хорошо, что не вывез, — все равно бы не хватило у него духу шагать по этим улочкам, неся в руке клетку с глупой тварью, а она бы верещала тевтонам в тон, гортанно и картаво, такой вот ара-ариец. Почти дошли. В глубине этой улицы уже виднеются пальмы Санта-Катарины, из-за гор на другом берегу реки выглядывают, точно тучные женщины из окошка, грузные тучи — и, услышав такое сравнение, Рикардо Рейс только пренебрежительно пожал бы плечами, ибо в его поэтическом мире туч почти что и не существует — разве что мимолетное белое облачко, а если дождь льет с нахмурившегося неба, то это оттого, что аполлон скрыл свой лик. Вот подъезд моего дома, вот ключ и лестница, первый пролет, площадка, второй, при нашем появлении не распахнулись окна, не отворились двери, похоже, что здесь поселились самые нелюбопытные люди в Лиссабоне, впрочем, они, может быть, подсматривают в щелочки, посверкивают глазом в скважине, ну, вот мы и входим, распределив усилия, вносим два маленьких чемодана и один большой, платим оговоренные деньги, даем, как полагается, сверху, на чай, чувствуем, как шибает в нос сильный запах пота: Если чего надо будет, знаете, где нас найти, мы всегда там, и слова эти произнесены так твердо, что Рикардо Рейс не сомневается, что найдет грузчиков на площади Шиадо, но не ответил: А я -всегда здесь, человек, учась, выучивается среди прочего и понимать, что все рано или поздно кончается, а «всегда» — прежде всего остального. Грузчики протопали вниз по лестнице. Рикардо Рейс закрыл дверь. Потом, не зажигая света, обошел всю квартиру, слушая, как гулко отдаются его шаги по незаселенному ковром полу, как отзывается им пустое нутро шкафов и буфетов, пропахших давним запахом нафталина, выстеленных шелковой бумагой, как подрагивает пух в углах, как постанывают канализационные трубы, когда снижается в сифонах уровень воды. Рикардо Рейс отвернул краны, дернул раз и другой цепочку слива, дом ненадолго наполнился новыми шумами — журчанием воды, кряхтением кранов, постукиванием счетчика — и замер вновь. На задах дома — дворик, сохнущая на веревке одежда, грядки с пепельно-серыми кустиками, бетонные резервуары, собачья будка, крольчатник и курятник, где копошится потенциальная крольчатина и курятина, и Рикардо Рейс задумался над неисповедимыми путями семантики:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130