In search of Swift. Dublin, 1959, p. 95—96.], что Дингли, родственница Темплов, согласилась на роль компаньонки при Стелле — бывшей служанке Темплов (хотя обязанностей служанки она никогда там не выполняла). Что же до Свифта, то и его рождение несколько месяцев спустя после смерти его отца, и жизнь в младенчестве отдельно от матери, в Англии, на попечении кормилицы, и последующая жизнь в доме Темпла — все служило пищей для подобных домыслов. И хотя ни то, ни другое, ни третье ничего не доказывает, тем не менее, эти факты и теперь обсуждаются в исследованиях зарубежных биографов Свифта.
Дин Свифт, с возмущением отвергая подобные догадки (р. 95—96), объясняет дело более просто, хотя едва ли более убедительно: Стелла была слишком низкого происхождения, и Свифт, у которого в это время было особенно много врагов, навлек бы на себя таким шагом их злорадство и презрение (р. 80). Выдвигались соображения и будто бы присущего Свифту патологического отвращения к женщинам и вообще к плотской и физиологической стороне бытия, будто бы физической неспособности к браку (Вальтер Скотт) [Scott W. Memoirs of Jonathan Swift…, vol. I, p. 248.] или боязни, что его потомству будет грозить безумие (при этом цитируют будто бы сказанные им однажды слова: «В моей крови заключено нечто такое, чего ни один ребенок не должен унаследовать»). Не обходится и без наукообразных рассуждений о возникшем еще в раннем детстве комплексе, а для вящей убедительности приводится научный аппарат: ссылки, например, на труды известного специалиста в области сексуальной патологии Крафта-Эбинга и пр. [Gold M. B. Swift's marriage…, p. 128.] Свифт многое предвидел в своих мрачных прозрениях, но такое ему едва ли могло прийти на ум. Еще несколько слов лишь об одной сравнительно недавней версии, предложенной известным ирландским поэтом, драматургом и эссеистом У. Б. Йитсом, которого почти неотступно занимала личность великого сатирика.
В предисловии к пьесе «Слова на оконном стекле» («The words upon the window-pane», 1931) [Yeats W. B. Selected prose. London, 1964, p. 212—234.] Йитс, как затем и в самой пьесе его герой — филолог Корбет, усматривает причину безбрачия Свифта и его боязни иметь потомство в сознательном страхе перед будущим, перед участью разума в человеческом обществе. Согласно Йитсу, эпоха Свифта была временем торжества интеллекта, и Свифт настолько страшился, что на смену ей придет эпоха тех манипуляторов мозгом, которых он высмеял в III части «Путешествий Гулливера», и свободе интеллекта наступит конец, что в его полубезумном мозгу это превратилось в боязнь потомства. И его опасения вскоре-де подтвердились появлением трактатов Руссо, прославлявшего инстинкты дикарей и подготовившего, в свою очередь, появление санкюлотов. Йитсу вторит его герой Корбет: Свифт… предвидел крушение Разума, он предвидел демократию, он должен был страшиться будущего. Пьеса Йитса талантлива, она трагична к одновременно чуть ли не сбивается на фарс; трагичны фигуры Свифта, Стеллы и Ванессы; драматизм их диалога особенно оттеняется пошлостью и бездуховностью собравшихся здесь и внимающих им спиритов, как бы символизирующих собой то интеллектуально убогое общество, которое сменило эпоху Свифта, но рассуждения Йитса в предисловии и основная мысль пьесы, увы, достаточно тривиальны, они едва ли помогают нам понять драму Свифта и скорее свидетельствуют о времени и жизнеощущении самого автора. Мы, видимо, никогда не узнаем, был ли заключен брак со Стеллой, никогда не узнаем, почему Свифт избрал своим уделом одиночество. Ясно лишь одно — с приездом Ванессы драматизм сложившейся ситуации только усугубился. Ванесса с сестрой жила попеременно то в Дублине, то в унаследованной ею небольшой усадьбе на окраине городка Селлбридж в 10 милях от Дублина и неподалеку от дороги, по которой Свифт ехал обычно в свой приход Ларакор. Тем не менее, как это видно из писем, до 1720 г., то есть за первые шесть лет пребывания Ванессы в Ирландии, он ни разу не приезжал в Селлбридж, и они виделись только в Дублине, да и то достаточно редко, поскольку Свифт не хотел давать пищу для всякого рода пересудов, из тех же писем видно, что Ванесса вела чрезвычайно уединенный образ жизни, проводя целые дни в обществе больной сестры и предаваясь печальным размышлениям. После Лондона, где у них в доме едва ли не каждый вечер бывали гости и притом люди избранного круга, нынешняя жизнь была, конечно же, особенно тягостной. Тяжбе с душеприказчиками мистера Ваномри не было видно конца, состояние сестры все чаще казалось безнадежным, да и собственное здоровье Ванессы оставляло желать лучшего. В этих условиях все содействовало тому, чтобы Ванесса со всей силой своей страстной натуры сосредоточилась на безысходном и мучительном чувстве. Свифт тщетно взывал к ее благоразумию, ее жалобы и упреки постепенно утрачивали свое действие на него и только раздражали или приводили в ярость; она и сама это понимала, но ничего не могла с собой поделать. Прервать их отношения Свифт тоже не решался — в письмах Ванессы мольбы сменяются порой негодованием и даже почти нескрываемыми угрозами, которые тотчас сменяются слезами слабости или попыткой перевести все в шутку… Свифт старается в таких случаях изящно выйти из положения, говоря, что будет писать еще реже, чтобы получать такие прекрасные письма, или же ссылается на занятость, нездоровье, дурную погоду… Письмами они обмениваются через посыльного; иногда это наспех составленные записки; вместо адреса Свифт нередко пишет ласкательные прозвища Ванессы — Эсси, Мисэсси, Мист…; сам он фигурирует в этих письмах не как декан и не Каденус (латинизированная анаграмма слова декан), а как Кэд (часть этой анаграммы), или Сомнус, или пишет о себе в третьем лице: «Ваш друг… как раз был у меня…»; он старается писать по возможности обиняками и предлагает ей заменять все те слова, которыми она хотела бы сопровождать его имя в конце или начале письма, то есть ласковые эпитеты, черточками, чтобы посторонние не поняли, о чем идет речь, и она пытается следовать его примеру, но в ее письмах то и дело прорывается неприкрытая страсть.
[В пьесе Йитса молодой ученый из Оксфорда — Джон Корбет, интересующийся судьбой Свифта, попадает на собрание дублинской ассоциации спиритов. По воле случая это происходит в том самом доме, где некогда жила Стелла и где на оконном стекле она написала строки своего стихотворения на день рождения Свифта. Некая дама, супруг которой утонул десять лет тому назад, хочет спросить у мужа совета — покупать ли ей лавочку, другой жаждет заодно выяснить у этого утопленника, правда ли, что тому на небесах живется припеваючи и т. д. Собравшиеся обеспокоены тем, что два прошлых спиритических сеанса были сорваны вторжением каких-то неведомых посторонних духов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231
Дин Свифт, с возмущением отвергая подобные догадки (р. 95—96), объясняет дело более просто, хотя едва ли более убедительно: Стелла была слишком низкого происхождения, и Свифт, у которого в это время было особенно много врагов, навлек бы на себя таким шагом их злорадство и презрение (р. 80). Выдвигались соображения и будто бы присущего Свифту патологического отвращения к женщинам и вообще к плотской и физиологической стороне бытия, будто бы физической неспособности к браку (Вальтер Скотт) [Scott W. Memoirs of Jonathan Swift…, vol. I, p. 248.] или боязни, что его потомству будет грозить безумие (при этом цитируют будто бы сказанные им однажды слова: «В моей крови заключено нечто такое, чего ни один ребенок не должен унаследовать»). Не обходится и без наукообразных рассуждений о возникшем еще в раннем детстве комплексе, а для вящей убедительности приводится научный аппарат: ссылки, например, на труды известного специалиста в области сексуальной патологии Крафта-Эбинга и пр. [Gold M. B. Swift's marriage…, p. 128.] Свифт многое предвидел в своих мрачных прозрениях, но такое ему едва ли могло прийти на ум. Еще несколько слов лишь об одной сравнительно недавней версии, предложенной известным ирландским поэтом, драматургом и эссеистом У. Б. Йитсом, которого почти неотступно занимала личность великого сатирика.
В предисловии к пьесе «Слова на оконном стекле» («The words upon the window-pane», 1931) [Yeats W. B. Selected prose. London, 1964, p. 212—234.] Йитс, как затем и в самой пьесе его герой — филолог Корбет, усматривает причину безбрачия Свифта и его боязни иметь потомство в сознательном страхе перед будущим, перед участью разума в человеческом обществе. Согласно Йитсу, эпоха Свифта была временем торжества интеллекта, и Свифт настолько страшился, что на смену ей придет эпоха тех манипуляторов мозгом, которых он высмеял в III части «Путешествий Гулливера», и свободе интеллекта наступит конец, что в его полубезумном мозгу это превратилось в боязнь потомства. И его опасения вскоре-де подтвердились появлением трактатов Руссо, прославлявшего инстинкты дикарей и подготовившего, в свою очередь, появление санкюлотов. Йитсу вторит его герой Корбет: Свифт… предвидел крушение Разума, он предвидел демократию, он должен был страшиться будущего. Пьеса Йитса талантлива, она трагична к одновременно чуть ли не сбивается на фарс; трагичны фигуры Свифта, Стеллы и Ванессы; драматизм их диалога особенно оттеняется пошлостью и бездуховностью собравшихся здесь и внимающих им спиритов, как бы символизирующих собой то интеллектуально убогое общество, которое сменило эпоху Свифта, но рассуждения Йитса в предисловии и основная мысль пьесы, увы, достаточно тривиальны, они едва ли помогают нам понять драму Свифта и скорее свидетельствуют о времени и жизнеощущении самого автора. Мы, видимо, никогда не узнаем, был ли заключен брак со Стеллой, никогда не узнаем, почему Свифт избрал своим уделом одиночество. Ясно лишь одно — с приездом Ванессы драматизм сложившейся ситуации только усугубился. Ванесса с сестрой жила попеременно то в Дублине, то в унаследованной ею небольшой усадьбе на окраине городка Селлбридж в 10 милях от Дублина и неподалеку от дороги, по которой Свифт ехал обычно в свой приход Ларакор. Тем не менее, как это видно из писем, до 1720 г., то есть за первые шесть лет пребывания Ванессы в Ирландии, он ни разу не приезжал в Селлбридж, и они виделись только в Дублине, да и то достаточно редко, поскольку Свифт не хотел давать пищу для всякого рода пересудов, из тех же писем видно, что Ванесса вела чрезвычайно уединенный образ жизни, проводя целые дни в обществе больной сестры и предаваясь печальным размышлениям. После Лондона, где у них в доме едва ли не каждый вечер бывали гости и притом люди избранного круга, нынешняя жизнь была, конечно же, особенно тягостной. Тяжбе с душеприказчиками мистера Ваномри не было видно конца, состояние сестры все чаще казалось безнадежным, да и собственное здоровье Ванессы оставляло желать лучшего. В этих условиях все содействовало тому, чтобы Ванесса со всей силой своей страстной натуры сосредоточилась на безысходном и мучительном чувстве. Свифт тщетно взывал к ее благоразумию, ее жалобы и упреки постепенно утрачивали свое действие на него и только раздражали или приводили в ярость; она и сама это понимала, но ничего не могла с собой поделать. Прервать их отношения Свифт тоже не решался — в письмах Ванессы мольбы сменяются порой негодованием и даже почти нескрываемыми угрозами, которые тотчас сменяются слезами слабости или попыткой перевести все в шутку… Свифт старается в таких случаях изящно выйти из положения, говоря, что будет писать еще реже, чтобы получать такие прекрасные письма, или же ссылается на занятость, нездоровье, дурную погоду… Письмами они обмениваются через посыльного; иногда это наспех составленные записки; вместо адреса Свифт нередко пишет ласкательные прозвища Ванессы — Эсси, Мисэсси, Мист…; сам он фигурирует в этих письмах не как декан и не Каденус (латинизированная анаграмма слова декан), а как Кэд (часть этой анаграммы), или Сомнус, или пишет о себе в третьем лице: «Ваш друг… как раз был у меня…»; он старается писать по возможности обиняками и предлагает ей заменять все те слова, которыми она хотела бы сопровождать его имя в конце или начале письма, то есть ласковые эпитеты, черточками, чтобы посторонние не поняли, о чем идет речь, и она пытается следовать его примеру, но в ее письмах то и дело прорывается неприкрытая страсть.
[В пьесе Йитса молодой ученый из Оксфорда — Джон Корбет, интересующийся судьбой Свифта, попадает на собрание дублинской ассоциации спиритов. По воле случая это происходит в том самом доме, где некогда жила Стелла и где на оконном стекле она написала строки своего стихотворения на день рождения Свифта. Некая дама, супруг которой утонул десять лет тому назад, хочет спросить у мужа совета — покупать ли ей лавочку, другой жаждет заодно выяснить у этого утопленника, правда ли, что тому на небесах живется припеваючи и т. д. Собравшиеся обеспокоены тем, что два прошлых спиритических сеанса были сорваны вторжением каких-то неведомых посторонних духов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231