Представлялось целесообразным внедриться в комиссию с помощью женщин, выполняющих функции канцелярских работников. Им поручалось попытаться войти в дружеские отношения с некоторыми сотрудниками французского персонала, прежде всего с теми, кто отвечает за хранение документов. Наш план удался. Почти каждый вечер мы с помощью дубликата ключа могли проникать в одну из ванных комнат, где стоял сейф с документами. Через неделю у нас в руках были фотокопии всех важных отчетов генерала Хунцигера. Полученные материалы оказались очень полезными для контролирования хода переговоров и осуществления избранной немецкой делегацией тактики. Дело в том, что приведенные генералом Хунцигером во время переговоров данные об имеющихся запасах оружия или его сведения о степени подготовленности различных призывных возрастов освещали ситуацию в благоприятном для Франции свете, и вряд ли ошибся бы тот, кто предположил бы, что Хунцигер, как патриот своей страны, думал при этом о том времени, когда Франция снова сможет вооружить новые воинские соединения. Видимо, это намерение побудило его постоянно информировать генерала Вейгана о переговорах. Все это впоследствии привело к тому, что через год генерал Вейган был арестован по приказу Гитлера. После его ареста, произведенного нашей оперативной группой на улице, мне позвонил Гиммлер: он сказал, что находится сейчас у фюрера и говорит по его аппарату. Он сообщил, что Гитлер поручил сделать все, чтобы с Вейганом обращались по-рыцарски. Гитлер решил, сообщил Гиммлер, содержать генерала в офицерской школе СС в Равенсбурге, и приказал мне лично съездить туда, чтобы обговорить с комендантом малейшие подробности пребывания генерала в школе — книги, диетическое питание, убранство помещений. Короче говоря, нужно было учесть любое возможное желание пленника. В приказе говорилось буквально следующее: «Вы должны нести ответственность за то, чтобы у генерала непременно создалось впечатление, что войска СС обращаются с ним по-рыцарски».
После того, как германо-французский договор о перемирии вступил в силу, в Берлине началась нескончаемая вереница визитов представителей иностранных государств. Посетил, среди прочих, Берлин и испанский министр внутренних (а впоследствии иностранных) дел Серано Суньер. В связи с этим я получил довольно необычное задание — наблюдать за Суньером и всеми сопровождающими его лицами исключительно с точки зрения их психологической реакции: к каким разговорам испанцы проявляют особый интерес, во время каких скучают, когда они пытаются, задавая вопросы, составить собственное представление о событиях, и тому подобное. Во время этого визита мы хотели прозондировать отношение Испании к запланированной Гитлером операции «Феликс», в ходе которой предусматривалось захватить Гибралтар и создать базы для подводных лодок в испанских портах Африки и на Канарских островах. Суньер был очень опытным дипломатом и в высшей степени умело уклонялся от выпадов Риббентропа. На одном обеде, когда Риббентроп произнес тост, в котором содержался особенно неуклюжий намек на Канарские острова, я заметил, что Суньер побледнел как полотно и в своем ответном выступлении намеренно подчеркнуто обошел этот намек.
Поскольку Риббентроп не добился успеха, Гиммлер попытался восстановить то, что, по его мнению, испортил министр иностранных дел. Целый день он старался воздействовать на испанца всем своим личным обаянием. Однако, наблюдая за ними, я пришел к выводу, что Суньер страшно тяготился этим разговором. Если бы Гиммлер придерживался своего обычного отрывистого, прозаичного тона, он, пожалуй, произвел бы на испанского министра большее впечатление. Трезвая реакция Суньера побудила Гитлера заметить, что история еще научит «этого выкормыша иезуитов».
В кругу своих ближайших сподвижников Гитлер позднее предложил в случае необходимости осуществить операцию «Феликс» и против Испании. К этому времени я получил секретное сообщение о подготовительной работе, проделанной специальной немецкой командой в Испании в целях обеспечения возможных участков сосредоточения войск, складов снабжения, линий связи и охраны дорог. Особую роль в этом сообщении играли данные об артиллерийских позициях против Гибралтара. Ознакомившись с этим донесением, Гитлер сказал, что он хочет применить массированные налеты бомбардировщиков «Штукас», при этом бомбы должны так разрушить скалы Гибралтара, чтобы вражеские батареи были засыпаны обломками. Достаточно хорошо известно, как Франко в конце концов осознал опасность быть втянутым в войну.
К этому же времени относятся также попытки Гитлера прийти к политическому единению с Россией, которое обеспечило бы ему свободу действий на Западе. Гиммлер рассказал мне, что он постоянно указывал Гитлеру на ненадежность и опасность России в качестве партнера, напоминая ему, в частности, о недавних действиях России в Бессарабии и Буковине. Король Румынии уступил эти области России по совету Гитлера. После того, как Германия заключила с Румынией договор об отправке «учебной воинской части» в Бухарест , Москва реагировала на это захватом румынских островов в дельте Дуная под тем предлогом, что они относятся к территории Бессарабии. Это дало Советам господство над выходами из Дуная в Черное море.
Несмотря на возникшее в результате этого недоверие, Гитлер все же хотел еще раз попробовать договориться с Россией. По его приказу Риббентроп написал письмо Сталину, в котором намекал, что Германия приветствовала бы присоединение России к тройственному пакту. Ответ Сталина был очень вежливым, но, по сути дела, он не сказал ничего определенного. В конце концов Сталин предложил обсудить этот вопрос на уровне министров иностранных дел. В результате 13 ноября 1940 года состоялся визит Молотова в Берлин. Среди сопровождавших его лиц находился новый посол СССР в Германии Деканозов, земляк и доверенное лицо Сталина. Мы с большим беспокойством восприняли известие о назначении Деканозова на пост посла в Берлине, так как нам было ясно, что это событие повлечет за собой активизацию деятельности русской разведки как в Германии, так и в оккупированных нами областях.
За безопасность русской делегации на пути от Варшавы до Берлина отвечал я. Относительно мер по охране на территории Германии я был совершенно спокоен, но на участке пути, проходившем по польским землям, нужно было быть готовым ко всяким неожиданностям. Советы сразу же высказали свои сомнения на этот счет. Вдоль железной дороги на всем протяжении пути были выставлены удвоенные посты, кроме того, специальные команды патрулировали участки пути. При этом мы установили всеобъемлющий контроль за границей, гостиницами и поездом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139
После того, как германо-французский договор о перемирии вступил в силу, в Берлине началась нескончаемая вереница визитов представителей иностранных государств. Посетил, среди прочих, Берлин и испанский министр внутренних (а впоследствии иностранных) дел Серано Суньер. В связи с этим я получил довольно необычное задание — наблюдать за Суньером и всеми сопровождающими его лицами исключительно с точки зрения их психологической реакции: к каким разговорам испанцы проявляют особый интерес, во время каких скучают, когда они пытаются, задавая вопросы, составить собственное представление о событиях, и тому подобное. Во время этого визита мы хотели прозондировать отношение Испании к запланированной Гитлером операции «Феликс», в ходе которой предусматривалось захватить Гибралтар и создать базы для подводных лодок в испанских портах Африки и на Канарских островах. Суньер был очень опытным дипломатом и в высшей степени умело уклонялся от выпадов Риббентропа. На одном обеде, когда Риббентроп произнес тост, в котором содержался особенно неуклюжий намек на Канарские острова, я заметил, что Суньер побледнел как полотно и в своем ответном выступлении намеренно подчеркнуто обошел этот намек.
Поскольку Риббентроп не добился успеха, Гиммлер попытался восстановить то, что, по его мнению, испортил министр иностранных дел. Целый день он старался воздействовать на испанца всем своим личным обаянием. Однако, наблюдая за ними, я пришел к выводу, что Суньер страшно тяготился этим разговором. Если бы Гиммлер придерживался своего обычного отрывистого, прозаичного тона, он, пожалуй, произвел бы на испанского министра большее впечатление. Трезвая реакция Суньера побудила Гитлера заметить, что история еще научит «этого выкормыша иезуитов».
В кругу своих ближайших сподвижников Гитлер позднее предложил в случае необходимости осуществить операцию «Феликс» и против Испании. К этому времени я получил секретное сообщение о подготовительной работе, проделанной специальной немецкой командой в Испании в целях обеспечения возможных участков сосредоточения войск, складов снабжения, линий связи и охраны дорог. Особую роль в этом сообщении играли данные об артиллерийских позициях против Гибралтара. Ознакомившись с этим донесением, Гитлер сказал, что он хочет применить массированные налеты бомбардировщиков «Штукас», при этом бомбы должны так разрушить скалы Гибралтара, чтобы вражеские батареи были засыпаны обломками. Достаточно хорошо известно, как Франко в конце концов осознал опасность быть втянутым в войну.
К этому же времени относятся также попытки Гитлера прийти к политическому единению с Россией, которое обеспечило бы ему свободу действий на Западе. Гиммлер рассказал мне, что он постоянно указывал Гитлеру на ненадежность и опасность России в качестве партнера, напоминая ему, в частности, о недавних действиях России в Бессарабии и Буковине. Король Румынии уступил эти области России по совету Гитлера. После того, как Германия заключила с Румынией договор об отправке «учебной воинской части» в Бухарест , Москва реагировала на это захватом румынских островов в дельте Дуная под тем предлогом, что они относятся к территории Бессарабии. Это дало Советам господство над выходами из Дуная в Черное море.
Несмотря на возникшее в результате этого недоверие, Гитлер все же хотел еще раз попробовать договориться с Россией. По его приказу Риббентроп написал письмо Сталину, в котором намекал, что Германия приветствовала бы присоединение России к тройственному пакту. Ответ Сталина был очень вежливым, но, по сути дела, он не сказал ничего определенного. В конце концов Сталин предложил обсудить этот вопрос на уровне министров иностранных дел. В результате 13 ноября 1940 года состоялся визит Молотова в Берлин. Среди сопровождавших его лиц находился новый посол СССР в Германии Деканозов, земляк и доверенное лицо Сталина. Мы с большим беспокойством восприняли известие о назначении Деканозова на пост посла в Берлине, так как нам было ясно, что это событие повлечет за собой активизацию деятельности русской разведки как в Германии, так и в оккупированных нами областях.
За безопасность русской делегации на пути от Варшавы до Берлина отвечал я. Относительно мер по охране на территории Германии я был совершенно спокоен, но на участке пути, проходившем по польским землям, нужно было быть готовым ко всяким неожиданностям. Советы сразу же высказали свои сомнения на этот счет. Вдоль железной дороги на всем протяжении пути были выставлены удвоенные посты, кроме того, специальные команды патрулировали участки пути. При этом мы установили всеобъемлющий контроль за границей, гостиницами и поездом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139