Но он, с присущим ему почти восточным фатализмом, не предпринял ничего, чтобы облегчить свою участь. Он доверил не только свою судьбу, но и судьбу всей своей организации «воле волн». Он метался из одной страны в другую, с одного участка фронта на другой. И хотя его глубоко волновали перспективы войны, к своим собственным служебным обязанностям он относился с небрежением, чему в немалой степени способствовала его нерешительность. Он не раз начинал всерьез организовывать широкую конспиративную сеть абвера, но в решающий момент отступал.
Штаты своего ведомства Канарис раздул неимоверно. Наряду с хорошими специалистами, там было полно ни к чему не годных людей . К тому же туда стекались всевозможные сведения довольно темного происхождения. Едва он пытался навести порядок в своем хозяйстве, в нем брали верх сомнения, иногда соображения личного характера, и все его благие начинания вновь шли прахом. Для главы такого гигантского аппарата разведки он был, по моему мнению, слишком добродушен, слишком мягок. Не раз сотрудники Канариса просто-напросто водили его за нос. Когда ему удавалось застать их с поличным, в нем просыпалось чувство жалости, и он старался сгладить впечатление от своей резкости.
Столь же непоследовательными были и его мысли о возможности быстрейшего окончания войны и попытке начать мирные переговоры. Здесь мне хотелось бы вернуться к рассказу о «Черной капелле». Этим делом занимался еще Гейдрих, который и дал ему такое кодовое название, поскольку участники его были связаны с Ватиканом. Кроме того, материалы дела составляли содержимое «зарядного ящика», как Гейдрих окрестил обвинительные документы против Канариса.
Уже в 1940 году, когда я работал еще в управлении IVE, Гейдрих начал отбирать важнейшие документы, касавшиеся «Черной капеллы». В один из дней конца мая 1940 года Гейдрих позвонил мне и своим высоким голосом отдал приказание срочно явиться к нему в кабинет. Через несколько секунд по телефону раздался баритон Мюллера, который спросил: «Вы не знаете, чего хочет от нас Гейдрих?»
Когда я вошел в кабинет Гейдриха, он, не поприветствовав меня, указал на кресло. После этого он некоторое время молчал, сидя за письменным столом. Мюллер уже сидел в кабинете, рассматривая дымок своей сигары. Внезапно Гейдрих задал ему вопрос: «Что нового удалось узнать о деятельности людей из абвера — Шмидта-Хубера, Йозефа Мюллера, фон Донаньи и других? В общем-то ясно, что все они, в том числе и фон Хассельс, обратились через Ватикан к западным державам с предложениями мира». (Как было установлено позже, в 1939 году была совершена попытка через патера Ляйбера из Ватикана передать западным державам от лица папы предложения о мире с Германией, при условии отстранения правительства Гитлера от власти. Тогдашний английский посол в Ватикане сэр Д'Арси Осборн заявил папе, что правительство его величества в принципе согласно с этими предложениями при условии, что внутриполитический режим Германии будет изменен и немцы не предпримут никаких наступательных действий на Западе; в этом случае Англия соглашалась даже на оставление Австрии и Судет в границах рейха. Но для окончательного решения, сказал английский посол, необходимо заручиться согласием французского правительства, которое пока еще не дало ответа).
Затем Гейдрих обратился ко мне: «Послушайте-ка, Шелленберг, мне помнится, Йозеф Мюллер имел как-то дела с вашим управлением, если я не ошибаюсь, в связи с доктором Кнохеном». (Йозеф Мюллер, обер-лейтенант, по профессии адвокат, служил в мюнхенском управлении военной разведки. Фактически он выполнял роль курьера между д-ром Ляйбером в Ватикане и адмиралом Канарисом и генералом Остером).
Я возразил Гейдриху, что, по сообщению штурмбанфюрера д-ра Кнохена, он поддерживает связи с Мюллером, которые он считает особенно ценными благодаря тому, что Мюллер имеет прямой доступ в Ватикан. Кнохен добавил, что мюнхенский адвокат очень умный человек. Ему, правда, нельзя доверять полностью, но сообщения его небезынтересны.
Гейдрих обратился к Мюллеру: «Следите за тем, чтобы за всеми этими людьми было установлено строжайшее наблюдение. А теперь о самом деле, ради которого я вызвал вас обоих сюда. Фюрер и Гиммлер поручили мне расследовать предательство, совершенное недавно. Из радиограмм бельгийского посланника в Ватикане своему правительству нам стало известно, что противник уже полтора дня как осведомлен о точной дате нашего наступления на Западе. Мы знаем также, что бельгийское правительство осведомлено об этом. Гитлер безмерно возмущен. Он требует найти следы предателей. Не подозревая ничего плохого, он отдал такой же приказ и Канарису, пустив, что называется, козла в огород. Я лично убежден, что наше расследование должно в первую очередь затронуть людей, окружающих Канариса. Когда я сам разговаривал с Канарисом об этой истории, само собой разумеется, он тут же указал на другой след, упомянув о жене барона фон Штеенграхта».
Гейдрих хотел узнать, что думаем мы с Мюллером о том, как лучше взяться за это дело. Мюллер ответил кратко и сухо: «Я считаю, что расследование должен взять на себя Шелленберг, у которого прекрасные отношения с адмиралом. Он менее всего способен вызвать подозрения Канариса». Гейдрих несколько секунд нерешительно смотрел на Мюллера и потом сказал: «Ну, как хотите». И обратился ко мне: «Попробуйте осторожно поговорить с Канарисом на эту тему».
На следующий день я встретился с адмиралом. Поговорив о разных пустяках, Канарис перешел к опасной теме: «Не рассказывал ли вам Гейдрих о невероятном событии — я имею в виду выдачу сроков нашего наступления на Западе?» Я ответил, что был бы рад поговорить с ним об этом. И Канарис изложил мне следующую версию, ни словом не обмолвившись о Риме, бельгийском посланнике и о радиограммах.
«Вечером, накануне немецкого наступления на Западе, — сказал Канарис, — у Штеенграхтов был званый вечер. Во время приема жену голландского посланника неожиданно подозвали к телефону, которая, окончив разговор, в крайнем возбуждении покинула общество. После занятия Брюсселя при обыске квартир сотрудников бельгийского министерства иностранных дел была обнаружена записка, из которой явствовало, что голландский посланник в ночь перед началом немецкого наступления на Западе передал по телефону сообщение, что утром немцы перейдут в наступление». Исходя из этих документов, он, Канарис, считает очевидным, что подозрения вызывает окружение фон Штеенграхта, почему он и предлагает начать поиски в этом направлении.
Я обещал ему свое содействие, и на самом деле было начато следствие по делу «Штеенграхта и других», которое, конечно же, не дало никаких результатов, как того и следовало ожидать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139
Штаты своего ведомства Канарис раздул неимоверно. Наряду с хорошими специалистами, там было полно ни к чему не годных людей . К тому же туда стекались всевозможные сведения довольно темного происхождения. Едва он пытался навести порядок в своем хозяйстве, в нем брали верх сомнения, иногда соображения личного характера, и все его благие начинания вновь шли прахом. Для главы такого гигантского аппарата разведки он был, по моему мнению, слишком добродушен, слишком мягок. Не раз сотрудники Канариса просто-напросто водили его за нос. Когда ему удавалось застать их с поличным, в нем просыпалось чувство жалости, и он старался сгладить впечатление от своей резкости.
Столь же непоследовательными были и его мысли о возможности быстрейшего окончания войны и попытке начать мирные переговоры. Здесь мне хотелось бы вернуться к рассказу о «Черной капелле». Этим делом занимался еще Гейдрих, который и дал ему такое кодовое название, поскольку участники его были связаны с Ватиканом. Кроме того, материалы дела составляли содержимое «зарядного ящика», как Гейдрих окрестил обвинительные документы против Канариса.
Уже в 1940 году, когда я работал еще в управлении IVE, Гейдрих начал отбирать важнейшие документы, касавшиеся «Черной капеллы». В один из дней конца мая 1940 года Гейдрих позвонил мне и своим высоким голосом отдал приказание срочно явиться к нему в кабинет. Через несколько секунд по телефону раздался баритон Мюллера, который спросил: «Вы не знаете, чего хочет от нас Гейдрих?»
Когда я вошел в кабинет Гейдриха, он, не поприветствовав меня, указал на кресло. После этого он некоторое время молчал, сидя за письменным столом. Мюллер уже сидел в кабинете, рассматривая дымок своей сигары. Внезапно Гейдрих задал ему вопрос: «Что нового удалось узнать о деятельности людей из абвера — Шмидта-Хубера, Йозефа Мюллера, фон Донаньи и других? В общем-то ясно, что все они, в том числе и фон Хассельс, обратились через Ватикан к западным державам с предложениями мира». (Как было установлено позже, в 1939 году была совершена попытка через патера Ляйбера из Ватикана передать западным державам от лица папы предложения о мире с Германией, при условии отстранения правительства Гитлера от власти. Тогдашний английский посол в Ватикане сэр Д'Арси Осборн заявил папе, что правительство его величества в принципе согласно с этими предложениями при условии, что внутриполитический режим Германии будет изменен и немцы не предпримут никаких наступательных действий на Западе; в этом случае Англия соглашалась даже на оставление Австрии и Судет в границах рейха. Но для окончательного решения, сказал английский посол, необходимо заручиться согласием французского правительства, которое пока еще не дало ответа).
Затем Гейдрих обратился ко мне: «Послушайте-ка, Шелленберг, мне помнится, Йозеф Мюллер имел как-то дела с вашим управлением, если я не ошибаюсь, в связи с доктором Кнохеном». (Йозеф Мюллер, обер-лейтенант, по профессии адвокат, служил в мюнхенском управлении военной разведки. Фактически он выполнял роль курьера между д-ром Ляйбером в Ватикане и адмиралом Канарисом и генералом Остером).
Я возразил Гейдриху, что, по сообщению штурмбанфюрера д-ра Кнохена, он поддерживает связи с Мюллером, которые он считает особенно ценными благодаря тому, что Мюллер имеет прямой доступ в Ватикан. Кнохен добавил, что мюнхенский адвокат очень умный человек. Ему, правда, нельзя доверять полностью, но сообщения его небезынтересны.
Гейдрих обратился к Мюллеру: «Следите за тем, чтобы за всеми этими людьми было установлено строжайшее наблюдение. А теперь о самом деле, ради которого я вызвал вас обоих сюда. Фюрер и Гиммлер поручили мне расследовать предательство, совершенное недавно. Из радиограмм бельгийского посланника в Ватикане своему правительству нам стало известно, что противник уже полтора дня как осведомлен о точной дате нашего наступления на Западе. Мы знаем также, что бельгийское правительство осведомлено об этом. Гитлер безмерно возмущен. Он требует найти следы предателей. Не подозревая ничего плохого, он отдал такой же приказ и Канарису, пустив, что называется, козла в огород. Я лично убежден, что наше расследование должно в первую очередь затронуть людей, окружающих Канариса. Когда я сам разговаривал с Канарисом об этой истории, само собой разумеется, он тут же указал на другой след, упомянув о жене барона фон Штеенграхта».
Гейдрих хотел узнать, что думаем мы с Мюллером о том, как лучше взяться за это дело. Мюллер ответил кратко и сухо: «Я считаю, что расследование должен взять на себя Шелленберг, у которого прекрасные отношения с адмиралом. Он менее всего способен вызвать подозрения Канариса». Гейдрих несколько секунд нерешительно смотрел на Мюллера и потом сказал: «Ну, как хотите». И обратился ко мне: «Попробуйте осторожно поговорить с Канарисом на эту тему».
На следующий день я встретился с адмиралом. Поговорив о разных пустяках, Канарис перешел к опасной теме: «Не рассказывал ли вам Гейдрих о невероятном событии — я имею в виду выдачу сроков нашего наступления на Западе?» Я ответил, что был бы рад поговорить с ним об этом. И Канарис изложил мне следующую версию, ни словом не обмолвившись о Риме, бельгийском посланнике и о радиограммах.
«Вечером, накануне немецкого наступления на Западе, — сказал Канарис, — у Штеенграхтов был званый вечер. Во время приема жену голландского посланника неожиданно подозвали к телефону, которая, окончив разговор, в крайнем возбуждении покинула общество. После занятия Брюсселя при обыске квартир сотрудников бельгийского министерства иностранных дел была обнаружена записка, из которой явствовало, что голландский посланник в ночь перед началом немецкого наступления на Западе передал по телефону сообщение, что утром немцы перейдут в наступление». Исходя из этих документов, он, Канарис, считает очевидным, что подозрения вызывает окружение фон Штеенграхта, почему он и предлагает начать поиски в этом направлении.
Я обещал ему свое содействие, и на самом деле было начато следствие по делу «Штеенграхта и других», которое, конечно же, не дало никаких результатов, как того и следовало ожидать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139