Поначалу мне постоянно не давал покоя блеск пенсне Гиммлера. Его лицо с очками выглядело почти отвратительным. Когда я говорил, черты его оставались неподвижными, лишь время от времени он постукивал карандашом по столу. У меня было такое ощущение, как будто передо мной сидит учитель гимназии, который с бюрократической точностью проверяет мои школьные задания и за каждое из моих замечаний ставит отметки в свою записную книжку. Как я узнал позже, он на самом деле имел обыкновение «ставить» людям своего рода «отметки», однако раздавал их он не сам лично, а при помощи Вольфа. Когда что-то раздражало Гиммлера, он мог быть очень грубым. Чтобы не расстраивать напрасно свои нервы, он предпочитал использовать для этого других. Таким образом, он всегда мог в случае чего отмежеваться от любого дела, заявив, что люди, действовавшие по его поручению, неправильно его поняли. Этот «запасной выход» он держал открытым не только в личных делах, но и при принятии важных политических решений.
Во время этой поездки я делал свои доклады Гиммлеру несколько раз, и все-таки мне так и не удалось узнать, одобряет ли он мою точку зрения и насколько вообще его интересует содержание моих докладов. Хотя я старался быть как можно более кратким, моя манера докладывать казалась ему слишком многословной и растянутой, и он не упускал случая высказать мне свое неудовольствие по этому поводу. Однако временами он сам прерывал меня и начинал говорить на совершенно другие темы, например, о книгах, которые он прочел незадолго до этого. У меня создалось впечатление, что это он делает только для того, чтобы продемонстрировать свою начитанность и в то же время проверить мою образованность. Во всем его поведении при этом ощущался школьный учитель. Он выглядел часто довольно забавно, но его собеседники предпочитали не показывать ему этого, так как он мог страшно разозлиться. Однажды во время нашей поездки я, не зная, что Гиммлера к 11 часам ожидает Гитлер, затянул свой доклад до 11 ч. 15 мин. , чем вызвал большой гнев Вольфа. После вторичного напоминания Вольфа Гиммлер схватил свою шинель и вышел из вагона, чтобы пройти в специальный поезд фюрера. Нижняя ступенька нашего вагона (который стоял на свободном пути) отстояла от поверхности земли на полметра. Чтобы легче было спускаться, под ступеньку был предусмотрительно подставлен ящик. Я выглянул в окно как раз в тот момент, когда близорукий рейхсфюрер с пенсне на носу провалился ногой сквозь крышку ящика, на мгновение повис в воздухе и со всего размаху упал на живот плашмя. Очки, фуражка и перчатки полетели в разные стороны. Его адъютант первые секунды стоял как вкопанный. Тут он увидел мое ухмыляющееся лицо в окне и разразился громким хохотом. Гиммлер был вне себя от ярости, и когда его вытащили из ящика, надели фуражку и пенсне, он, зло сопя, помчался к поезду фюрера. У меня были все основания ожидать, что надо мной разразится гроза. Однако после возвращения Гиммлера по его виду нельзя было определить, как он относится ко мне. Но сразу же после обеда он вызвал меня к себе и задал мне «в наказание» работу: «Напишите, — сказал он коротко, — рефераты на следующие темы: 1. Вооруженные силы и народное ополчение — будет ли в будущем решающую роль играть массовое войско или будут существовать только специализированные рода войск: сухопутные войска, военно-воздушные силы и военно-морской флот? 2. Военные и милитаризм. 3. Мое личное мнение и предложения о реорганизации контрразведки».
В первый момент я изумленно посмотрел на него, затем взял свои бумаги с записанным заданием и подумал: «Ну что ж, поиграем в военную школу».
Каждый раз, когда Гиммлер возвращался после бесед с Гитлером, мне бросалось в глаза, что он почти полностью уподоблялся Гитлеру и по языку, и по манере выражаться. «Беспощадное использование всех средств», «хладнокровное решение» — эти фразы, казалось, исходили из уст Гитлера. Тогда на лице школьного учителя появлялась готовность к проявлению необходимой твердости. Передо мной как бы сидели два разных человека — с одной стороны, учитель гимназии, с другой — преданный сподвижник Гитлера. Перед немногими, кого он удостаивал такой чести, он повторял и благоговейно комментировал священные слова, почерпнутые им незадолго до этого из многочасовых монологов своего фюрера. Одним из этих немногих, которым он рассказывал об этом, был Гейдрих. Тот довольно-таки быстро очищал такие повествования от всякой фантастики и использовал их для практических нужд разведки.
Тем временем штаб-квартира фюрера переместилась в Сопот, известный курорт на Балтийском море. Отсюда Гитлер и Гиммлер, в сопровождении своих ближайших военных советников, несколько раз посетили прифронтовую местность, пользуясь для этого бронированными мерседесами. Они исколесили весь север Польши вплоть до линии фронта, где главные силы отчаянно защищавшейся польской армии еще оказывали сопротивление. Обширные пространства полей выглядели еще мирно, но дороги, по которым на восток катился поток орудий, танков и грузовиков, а на запад тянулись колонны изможденных польских военнопленных, неумолимо напоминали о бушевавшей здесь войне.
Наконец мы приблизились к передовой. Повсюду сожженная земля — разрушенные дома, покинутые жителями деревни, усеянные воронками снарядов поля. До того времени я не представлял себе, какие разрушения может нанести так быстро современная война. Теперь я впервые узнал об этом.
Как правило, мы только к вечеру возвращались на свою базу в Сопоте и весь день обходились своим провиантом. О Гиммлере и Вольфе должен был заботиться я.
Однажды утром приказ о выступлении пришел так неожиданно, что не были готовы ни термосы, ни пакеты с бутербродами. В спешке я схватил бутылку с коньяком и два пакета с бутербродами, оставшимися от вчерашнего дня. Когда во время поездки Гиммлер и Вольф решили подкрепиться, после первых же проглоченных кусков они с изумлением уставились друг на друга. Затем они подозрительно исследовали пакеты с бутербродами. К моему ужасу я увидел, что бутерброды совершенно заплесневели. Гиммлер позеленел и стал жадно хватать ртом воздух, чтобы подавить подступавшую тошноту. Я тут же предложил выпить коньяку. Хотя Гиммлер никогда не пил коньяка (иногда позволял себе рюмку вина), он сделал большой глоток из бутылки и, качая головой, сказал мне: «А вы оригинал. Сначала отравляете человека, а потом пытаетесь вернуть его к жизни при помощи алкоголя». И, обращаясь к Вольфу, добавил: «Этот хитрец сам-то, разумеется, ничего из этого не ел». Я быстро схватил остатки бутербродов и забросил их подальше. В отличие от Гиммлера, Вольф не преминул вечером после нашего возвращения прочитать мне длинную лекцию о том, какие последствия могла иметь моя халатность.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139