Войско двигалось на юго-запад.
Уже на следующий день славины, подобно шквалу, налетели на небольшое поселение. Они уничтожили всех, кто пытался сопротивляться, опустошили дома, увели скотину, веревками связали рабов и отправились дальше, оставив позади себя бушующее пламя.
Ужас опережал их, стоны неслись им вслед, позади клубился дым. Стаи воронов с карканьем следовали за славинским войском, которое кровью мстило за белые кости своих братьев, павших от меча Хильбудия.
17
Аланка сказала Истоку правду. Любиница исчезла из гуннского лагеря, и помогла ей в этом сама Аланка.
Вот как это было. Придя в себя, похищенная Любиница приподнялась на постели и широко раскрытыми от удивления глазами стала рассматривать роскошный шатер Тунюша. Все было незнакомое, чужое, повсюду безмолвие и тишина. От занавесей, пылавших золотом, исходило странное неведомое одурманивающее благоухание. Она зажмурилась, протерла глаза и снова оглянулась. Над головой висело дорогое оружие - такого она не видела у славинов. Она словно грезила наяву, но это продолжалось одно мгновение, потом она вздрогнула и пришла в себя. Любинице почудилось, что из-за оружия на нее смотрит широколицый улыбающийся Тунюш. Грезы исчезли, ужасная действительность сжала сердце, она вновь ощутила на своей спине твердую широкую ладонь; вновь девушка задрожала, сжалась и, закрыв лицо руками, зарыдала.
Мгновенно раскрылись занавеси, Баламбак преклонил колени перед ее ложем.
- Не плачь, королева!
Любиница отняла руки и испуганно посмотрела на гунна. Его лицо, косичка на голове, смуглая кожа - все это наполнило ее ужасом. Она еще больше сжалась на своем ложе, вновь закрыла лицо руками и зарыдала еще горше: бессильная жертва, попавшая в руки дикаря.
Баламбек кланялся, не вставая с колен и, касаясь головой земли, твердил:
- Не плачь, королева!
Но Любица не слышала его; слезы застилали ей глаза, голос дрожал, прерываясь от нестерпимого горя, замирал и угасал, судорожные всхлипывания неслись из-под распущенных волос, словно печальные ветви плакучей ивы, покрывавшие лицо, плечи и грудь.
Баламбек растерялся, стукнулся еще раз лбом о землю и пошел искать Аланку.
- Иди, любовь наша, и утешь славинку, которая околдовала твоего господина! Она потонет в слезах, а Баламбек расстанется со своей головой. Пойди к ней, смилуйся над верным слугой, который любит тебя!
На прекрасном лбу Аланки показались глубокие морщины гнева и зависти. Горькая, как смерть, ревность сжала ее губы, на смуглой, мягкой, как бархат, коже проступили желтые пятна, словно просочилась желчь, кипевшая в ее душе.
В тот вечер, когда Тунюш отправился в страну славинов, чтоб похитить Любиницу, Аланка пошла к ведунье Волге.
Горсть золотых монет высыпала она к ногам старухи и поверила ей свою печаль. Желтое, покрытое бородавками лицо старой ведуньи озарилось радостью при блеске золота. От нее Аланка унесла маленький пузатый флакончик; с той поры она таила его у себя на груди, согревая неугасимым пламенем сердца зеленую жидкость. Она поклялась духом князя Сингибана, что убьет славинку и отомстит за свою поруганную любовь.
Но как добраться до Любиницы, которую днем и ночью будут сторожить Тунюш или Баламбак?
Взыграло ее сердце, когда Баламбак сам пришел к ней и попросил утешить славинку.
Аланка нащупала твердый круглый флакончик на груди. Горячая как огонь кровь мгновенье оледенела, а потом закипела с такой силой, что все помутилось перед глазами - исчез Баламбак, исчез шатер, исчез весь мир, и она осталась наедине со своими замыслами и мертвой соперницей.
Однако она тут же пришла в себя и вместе с Баламбеком поспешила к шатру Тунюша. Черные глаза ее потемнели, они горели пламенем и метали молнии, словно ночь мщения отразилась в них. У самого входа Баламбак снова попросил:
- Аланка, любовь нашего племени, спаси ее от смерти, чтоб не погиб я и со мной многие храбрые воины. Ведь ты хорошо знаешь, каков твой орел, когда он жаждет крови.
Аланка почти не слышала его. Страсть лишила ее слуха. Но слова Баламбека: "Спаси ее от смерти, чтоб не погиб я", потрясли Аланку. Она почувствовала, как рушится и разлетается на куски все, что она задумала, руки ее затрепетали, коснувшись спрятанного на груди зелья.
"А если она умрет? Если я дам ей яд? Мой орел напьется также и моей крови. Заподозрит меня. Посадит меня на кол, мой орел!"
Баламбак поднял занавеску, тихий полумрак окутал Аланку. На ложе, где столько раз она покоилась возле Тунюша, изнемогая от слез, лежала Любиница. Тонкие пальцы Аланки сжались, словно когти хищной птицы. В глазах сверкнули молнии, безумная сила толкнула вперед - броситься бы на ту, что отняла у нее любовь и околдовала ее орла, вонзить бы ногти в ее белое тело, схватить за распущенные косы, выбросить из шатра и втоптать в грязь.
Любиница почувствовала ее близость и подняла голову. Сквозь густые волосы на Аланку глядели испуганные, заплаканные глаза, виднелось бледное лицо, полное тоски. Увидев перед собой женщину, девушка умоляюще заломила руки:
- Спаси меня, верни меня моему несчастному отцу! Боги тебя вознаградят!
Видя несчастную, отчаявшуюся, обезумевшую девушку, Аланка подавила в себе бешеную жажду мщения. Она почувствовала удовлетворение, на губах ее играла довольная улыбка, она с наслаждением глядела на муки той, кому поклялась принести смерть.
- Не плачь, королева! - сказала Аланка, склонившись к девушке. - Твой любимый уехал в Константинополь, и тебе придется побыть одной!
- В Константинополь? Тунюш? О, окажи милость, спаси меня из его рук, иначе я убью себя, прежде чем он вернется.
Эти слова наполнили душу Аланки новой радостью.
"Ха! Она ненавидит его, гнушается им. Это проклятье богов за то, что он оттолкнул меня, единственную, которая любит его! О боги, как вы добры и справедливы!"
Утих в душе Аланки жестокий вихрь, острие, направленное на Любиницу, затупилось, жало потеряло свой яд.
- Что ты говоришь? Великого князя Тунюша, сына Аттилы, ты отталкиваешь от себя?
- Да, да, я не могу его видеть! Дай мне яду! О Морана, избавь меня от этого разбойника! Бесы пусть встанут на его пути, гибель пусть сопровождает его повсюду.
Молниями неслись мысли в голове Аланки. Она позабыла о своем зелье, о своих намерениях, - иная цель засияла перед ней.
- Ты не знаешь меня, - сказала она, присев возле Любиницы. - Я Аланка, королева гуннов, жена того, кого отравила твоя любовь.
Любиница испуганно привстала, скрестив руки, и поклонилась.
- Королева, да пребудут с тобой боги, владей им, ибо он велик и могуч. Но мое сердце ненавидит его.
Взгляд Аланки впился в бледное лицо девушки. В голове ее созревало новое решение: "Отомстить и ей и ему".
- Аланка спасет тебя!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121
Уже на следующий день славины, подобно шквалу, налетели на небольшое поселение. Они уничтожили всех, кто пытался сопротивляться, опустошили дома, увели скотину, веревками связали рабов и отправились дальше, оставив позади себя бушующее пламя.
Ужас опережал их, стоны неслись им вслед, позади клубился дым. Стаи воронов с карканьем следовали за славинским войском, которое кровью мстило за белые кости своих братьев, павших от меча Хильбудия.
17
Аланка сказала Истоку правду. Любиница исчезла из гуннского лагеря, и помогла ей в этом сама Аланка.
Вот как это было. Придя в себя, похищенная Любиница приподнялась на постели и широко раскрытыми от удивления глазами стала рассматривать роскошный шатер Тунюша. Все было незнакомое, чужое, повсюду безмолвие и тишина. От занавесей, пылавших золотом, исходило странное неведомое одурманивающее благоухание. Она зажмурилась, протерла глаза и снова оглянулась. Над головой висело дорогое оружие - такого она не видела у славинов. Она словно грезила наяву, но это продолжалось одно мгновение, потом она вздрогнула и пришла в себя. Любинице почудилось, что из-за оружия на нее смотрит широколицый улыбающийся Тунюш. Грезы исчезли, ужасная действительность сжала сердце, она вновь ощутила на своей спине твердую широкую ладонь; вновь девушка задрожала, сжалась и, закрыв лицо руками, зарыдала.
Мгновенно раскрылись занавеси, Баламбак преклонил колени перед ее ложем.
- Не плачь, королева!
Любиница отняла руки и испуганно посмотрела на гунна. Его лицо, косичка на голове, смуглая кожа - все это наполнило ее ужасом. Она еще больше сжалась на своем ложе, вновь закрыла лицо руками и зарыдала еще горше: бессильная жертва, попавшая в руки дикаря.
Баламбек кланялся, не вставая с колен и, касаясь головой земли, твердил:
- Не плачь, королева!
Но Любица не слышала его; слезы застилали ей глаза, голос дрожал, прерываясь от нестерпимого горя, замирал и угасал, судорожные всхлипывания неслись из-под распущенных волос, словно печальные ветви плакучей ивы, покрывавшие лицо, плечи и грудь.
Баламбек растерялся, стукнулся еще раз лбом о землю и пошел искать Аланку.
- Иди, любовь наша, и утешь славинку, которая околдовала твоего господина! Она потонет в слезах, а Баламбек расстанется со своей головой. Пойди к ней, смилуйся над верным слугой, который любит тебя!
На прекрасном лбу Аланки показались глубокие морщины гнева и зависти. Горькая, как смерть, ревность сжала ее губы, на смуглой, мягкой, как бархат, коже проступили желтые пятна, словно просочилась желчь, кипевшая в ее душе.
В тот вечер, когда Тунюш отправился в страну славинов, чтоб похитить Любиницу, Аланка пошла к ведунье Волге.
Горсть золотых монет высыпала она к ногам старухи и поверила ей свою печаль. Желтое, покрытое бородавками лицо старой ведуньи озарилось радостью при блеске золота. От нее Аланка унесла маленький пузатый флакончик; с той поры она таила его у себя на груди, согревая неугасимым пламенем сердца зеленую жидкость. Она поклялась духом князя Сингибана, что убьет славинку и отомстит за свою поруганную любовь.
Но как добраться до Любиницы, которую днем и ночью будут сторожить Тунюш или Баламбак?
Взыграло ее сердце, когда Баламбак сам пришел к ней и попросил утешить славинку.
Аланка нащупала твердый круглый флакончик на груди. Горячая как огонь кровь мгновенье оледенела, а потом закипела с такой силой, что все помутилось перед глазами - исчез Баламбак, исчез шатер, исчез весь мир, и она осталась наедине со своими замыслами и мертвой соперницей.
Однако она тут же пришла в себя и вместе с Баламбеком поспешила к шатру Тунюша. Черные глаза ее потемнели, они горели пламенем и метали молнии, словно ночь мщения отразилась в них. У самого входа Баламбак снова попросил:
- Аланка, любовь нашего племени, спаси ее от смерти, чтоб не погиб я и со мной многие храбрые воины. Ведь ты хорошо знаешь, каков твой орел, когда он жаждет крови.
Аланка почти не слышала его. Страсть лишила ее слуха. Но слова Баламбека: "Спаси ее от смерти, чтоб не погиб я", потрясли Аланку. Она почувствовала, как рушится и разлетается на куски все, что она задумала, руки ее затрепетали, коснувшись спрятанного на груди зелья.
"А если она умрет? Если я дам ей яд? Мой орел напьется также и моей крови. Заподозрит меня. Посадит меня на кол, мой орел!"
Баламбак поднял занавеску, тихий полумрак окутал Аланку. На ложе, где столько раз она покоилась возле Тунюша, изнемогая от слез, лежала Любиница. Тонкие пальцы Аланки сжались, словно когти хищной птицы. В глазах сверкнули молнии, безумная сила толкнула вперед - броситься бы на ту, что отняла у нее любовь и околдовала ее орла, вонзить бы ногти в ее белое тело, схватить за распущенные косы, выбросить из шатра и втоптать в грязь.
Любиница почувствовала ее близость и подняла голову. Сквозь густые волосы на Аланку глядели испуганные, заплаканные глаза, виднелось бледное лицо, полное тоски. Увидев перед собой женщину, девушка умоляюще заломила руки:
- Спаси меня, верни меня моему несчастному отцу! Боги тебя вознаградят!
Видя несчастную, отчаявшуюся, обезумевшую девушку, Аланка подавила в себе бешеную жажду мщения. Она почувствовала удовлетворение, на губах ее играла довольная улыбка, она с наслаждением глядела на муки той, кому поклялась принести смерть.
- Не плачь, королева! - сказала Аланка, склонившись к девушке. - Твой любимый уехал в Константинополь, и тебе придется побыть одной!
- В Константинополь? Тунюш? О, окажи милость, спаси меня из его рук, иначе я убью себя, прежде чем он вернется.
Эти слова наполнили душу Аланки новой радостью.
"Ха! Она ненавидит его, гнушается им. Это проклятье богов за то, что он оттолкнул меня, единственную, которая любит его! О боги, как вы добры и справедливы!"
Утих в душе Аланки жестокий вихрь, острие, направленное на Любиницу, затупилось, жало потеряло свой яд.
- Что ты говоришь? Великого князя Тунюша, сына Аттилы, ты отталкиваешь от себя?
- Да, да, я не могу его видеть! Дай мне яду! О Морана, избавь меня от этого разбойника! Бесы пусть встанут на его пути, гибель пусть сопровождает его повсюду.
Молниями неслись мысли в голове Аланки. Она позабыла о своем зелье, о своих намерениях, - иная цель засияла перед ней.
- Ты не знаешь меня, - сказала она, присев возле Любиницы. - Я Аланка, королева гуннов, жена того, кого отравила твоя любовь.
Любиница испуганно привстала, скрестив руки, и поклонилась.
- Королева, да пребудут с тобой боги, владей им, ибо он велик и могуч. Но мое сердце ненавидит его.
Взгляд Аланки впился в бледное лицо девушки. В голове ее созревало новое решение: "Отомстить и ей и ему".
- Аланка спасет тебя!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121