- Я возьму ее на руки, и она заснет, словно на материнских коленях. А твои кони не имеют себе равных. Мы спасемся!
- Да, кони у меня неплохие. Но арабские скакуны из императорских конюшен догонят их. Впрочем, сейчас еще не время для побега.
- Говори, господин!
В глазах Истока светились страх и тоска. Приучившись полагаться на собственные силы, на свою твердую, могучую руку, он охотнее всего оседлал бы коня, обнажил бы меч и, прижав к себе Ирину, пробился бы через отряды врагов.
Но он выслушал совет старого грека.
- Поскольку я знаю Константинополь и двор лучше тебя, покорись мне и укроти свое сердце!
- Хорошо, господин! Только спаси Ирину!
- Спасу ее, спасу тебя и освобожу себя.
- Ты сказал - себя?
- И себя тоже. Ибо императрица умна и отлично понимает, что у тебя нет рабов, а есть они у Эпафродита. Поэтому сегодня я поставил на карту и проиграл всю ее благосклонность - а значит, и благосклонность Управды. Никакое золото отныне меня не спасет. Поэтому я спасу себя сам. Я хочу отдохнуть.
- Нет, господин! Я подниму славинов и готов, и они защитят тебя мечами и копьями. Ты не знаешь, как они любят меня, они пойдут за меня на смерть!
- Прибереги мечи и копья для себя и для Ирины. Эпафродит не напрасно родился в Элладе. Я спасу себя сам. Слушай!
- Слушаю, господин!
- Ирина останется в моем доме. Ты не говори ей почему, а то она испугается и может заболеть. Кирила пусть сейчас же возвращается во дворец, стережет ее комнату и распространяет во дворце весть, будто Ирина занемогла. Феодора не осмелится сразу покончить с вами, огласки она все-таки боится. Надо выждать и выбрать подходящий момент. Поэтому иди в казарму и не тревожься, а своим славинам и готам скажи, чтоб были готовы к побегу по твоему или моему знаку. Вечером, когда им разрешается свободно выходить в город, пусть соберутся у моих конюшен. Остальное сделаю я сам.
- Сегодня же, господин?
- Сегодня невозможно, у меня не хватит лошадей. Через неделю. До тех пор и ты и она в безопасности. А сейчас за дело! Нумида проводит Кирилу, а ты вместе с Ириной приходи ко мне. Я буду ждать вас в перистиле.
Эпафродит ушел в дом, Исток вернулся к себе.
- Печаль в твоих глазах, Исток! - встретила его Ирина, ожидавшая в тревоге и волнении.
- Я был бы каннибалом, ласточка моя, если б каждая моя мысль не была бы заботой о тебе. Но не пугайся. Не заклевать тебя воронам, пока соколы над тобой летают!
- Загадочна речь твоя, Исток. Страх вселился в мою душу, пока ты разговаривал с этим добрым человеком. Страх и горькие предчувствия.
- До сих пор ты не ведала страха и горьких предчувствий. Отчего они теперь возникли у тебя?
- Кирила узнала, что первый евнух императрицы Спиридион перехватил мое письмо, чтоб самому отнести его. А Спиридион верный шпион Феодоры. Если она прочла его и рассказала Асбаду, о Христос, спаси нас и помилуй!
Исток подсел к ней, нежно взял ее стиснутые руки и погрузился в синеву ее глаз, подернутых тонкой вуалью слез.
- Ирина, ты моя, и каждая капля моей крови - твоя. Предчувствия тебя не обманывают, нас хотят разлучить, уничтожить, - быть может, меня, быть может, тебя или нас обоих. Но добрый Эпафродит хранит нас, и Девана благословляет...
- Христос, Исток, Деваны не существует...
- И Христос благословляет нашу любовь. Поэтому тебе нельзя сейчас возвращаться в волчье логово. Твои глаза бы там погасли, на твою свободу надели бы оковы, как они хотят надеть их на мою родину. Но я спасу тебя и дам тебе свободу, сначала тебе, а потом моей родине. Мы жестоко отомстим за пролитую кровь славинов, а потом заживем с тобой под ясным и прекрасным солнцем нашей свободы. Там нет ни лести, ни злобы, тебя будут почитать дочери славных старейшин, ты будешь любима всеми женами, и пастухи склонятся к твоим ногам, когда ты будешь делить им хлеб, и самый почитаемый старейшина возрадуется, услышав твое мудрое слово. Не бойся, Ирина, уповай и радуйся!
Ирина слушала его, ее глаза все больше утопали в слезах, наконец голова ее склонилась на плечо Истока и губы умоляюще прошептали:
- Спаси меня, будь мне опорой в буре, иначе я погибну. Исток поцелуями осушал слезы, катившиеся по ее белому лицу, обнимал ее и взволновано повторял:
- Моя Ирина, моя богиня, моя жизнь...
Но сладость мгновения не одолела его. Он тихонько выпустил девушку из объятий и поднялся.
- Полночь давно миновала. Идем, пока не погасли звезды. Ты, Кирила, вернешься во дворец...
Верная рабыня зарыдала навзрыд. Словно мраморная статуя, стояла она все это время у ног своей госпожи. Услышав, что ей придется покинуть Ирину, она пришла в ужас, вопль вырвался из ее груди, и она обвилась вокруг ног Ирины, повторяя:
- Не разлучай нас, господин! Не отнимай ее у меня! Я умру от горя!
- Кирила, ты вернешься к своей госпоже. Но сейчас ты должна уйти, должна, если любишь ее. Охраняй ее комнату, говори всем, что Ирина заболела, пока не получишь знака прийти. Тогда ты вернешься, и мы все вместе отправимся навстречу счастью.
Рыдая, Кирила целовала руки Ирины, которая без сил сидела на софе. Потом она подняла руку и положила ее рабыне на голову.
- Иди, Кирила, Христос Пантократор да хранит тебя! Уповай на его милосердие!
Спустя несколько минут легкая лодка заскользила по морской глади. Широкими взмахами гнал ее Нумида к императорским садам.
Кирила возвращалась во дворец.
23
Солнце поднялось из-за Черного моря, первые лучи его озарили вершины пиний, платанов и холмы вокруг столицы. На плацу перед казармами выстроились гордые отряды всадников, гоплитов, лучников и пращников. Ждали командующего Асбада.
Сердце Истока колотилось в груди. Всю ночь он не сомкнул глаз. До самого утра бодрствовал он возле Ирины, а потом вскочил в седло и выехал из города. Он тоже ждал появления дикого Асбада на диком жеребце, ждал, что тот пронзит его взглядом и испепелит за ночное происшествие. Офицеры переговаривались между собой и гадали, почему нет обычно столь точного магистра эквитум. Предстояли большие учения, все готово, все ждут, а его нет.
Уже засверкали на солнце щиты, заблестели наконечники копий, и шлемы засияли багряным светом зари. Вдруг из города примчался всадник и передал первому офицеру письмо. Асбад сообщал, что прибудет лишь в одиннадцать часов, а пока пусть они сами займутся легкими упражнениями. Ровно в одиннадцать всем офицерам со своими отрядами быть перед казармой.
Радостно снимали воины тяжелое снаряжение, складывали мешки с ячменем и заступы и налегке отправлялись на плац. Начальники гадали, что им скажет магистр эквитум.
По городу ходили разные слухи. Некоторые предполагали, что большая часть войска отсылается в Африку или в Италию на готов. Велисарий за свои деньги набирал новобранцев, а это что-то да значило.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121