Черный зев
подворотни распахнулся навстречу. Будто спасение: какие-то ящики, какие-то
щепастые доски, нелепый бетонный столб посередине двора и тут же -
парадная с половинкой отломанной двери. Цепляясь за изжеванные перила, я
вскарабкался на второй этаж и, обмякая, прислонился в углу. Было крайне
тоскливо. Я не знал, почему я забрался сюда. Так нахохлившийся больной
хомяк забивается - в дерн, под корни. У меня вылезали глаза. Твердые
неумолимые пальцы все сильнее сходились на горле. Одно дело слышать о
подобных историях, передаваемых под большим секретом, срывающимся
полушепотом, только для своих, и нечто совсем иное - испытать все это на
себе. Если бы меня здесь нашли, то я бы сдался, честное слово! Я бы
сдался, я поднял бы руки и униженно вымаливал бы прощение, суетливо
клянясь, что - больше никогда, ни за что на свете! Но сквозь изъеденное
неотмытыми напластованиями окно, очень быстро потеющее от дыхания, я с
громадным облегчением увидел, как Циркуль-Клазов, появившийся уже через
секунду, дико заметался на булыжных макушках из стороны в сторону,
по-собачьи вынюхивая следы, а потом, видимо приняв решение, торопливо
побежал дальше, на соседнюю улицу. Двор, оказывается, был проходной.
Все-таки есть Бог! - деревянный, одноглазый, страшный и молчаливый,
темноликий, прожорливый, косматый бог нелюдей!
Кажется, я, в изнеможении прикрыв глаза, возносил горячую молитву
этому вислогубому, брезгливому, злобно-высокомерному богу в потеках от
жирной лести, когда одна из трех дверей, выходящих на лестничную площадку,
тихонечко приоткрылась, и сквозь темный проем абсолютно беззвучно
выскользнул щуплый черноволосый человек в мятых брюках и поношенном
свитере, чрезвычайно похожий на встревоженного грача - склонил на бок
остроносую голову.
- Кусакова уже сожрали, - негромко сказал он. - Кусакова сожрали.
Теперь очередь за Черкашиным... Вы, конечно, слышали об этом? Нет?.. Это
плохо. Вы очень легкомысленны... Между прочим, именно вы должны его
заместить. Я на вашем месте стал бы сейчас вдвойне осторожней... Потому
что события могут сконцентрироваться на вас... Я надеюсь, вы не
собираетесь вписаться в сценарий?.. Нет? Тогда зачем вам понадобилось
ходить на бюро?.. Просто так? Ни к чему! Зачем ворошить гадючник... -
Человек быстро-быстро подозрительно обнюхивал меня. Шорох слов разлетался
у него изо рта ореховой скорлупой. Я не ходил ни на какое бюро. Я и не
собирался. Я вообще видел этого человека впервые и поэтому с опасливым
удивлением взирал на толстый самодельный, тщательно заклеенный белый
конверт безо всякой надписи, который он, достав из-под свитера, настойчиво
пихал мне в грудь. - Берите, берите!.. Как договаривались!.. Я все это
переписал - извините, печатными буквами, небольшая перестраховка. Мне это
стоило, наверное, трех лет жизни. Три года!.. Как копеечка!.. Напоминаю в
десятый раз: вы меня не знаете, и я вас тоже никогда не встречал. Боже
мой, точно в подполье!.. - он досадливо передернул узкими худыми плечами,
свитер был сильно заплатанный, где-то скворчало радио, пахло жареной
рыбой. - Теперь вам надо как-то выбраться отсюда, - сказал он. - На вокзал
не советую, там вас возьмут. А через Коридоры вы просто запутаетесь:
семнадцатый поворот, девяносто восьмой поворот... Лучше всего идите на
Лаврики. По дороге. Которая вниз. Говорят, что кое-кому удалось
прорваться. Ну! Прощайте! Надеюсь, больше мы не увидимся. Кстати, хотите
последний анекдот? Вышел товарищ Прежний на пенсию, на другой день заходит
к вечеру в магазин: Килограмм колбасы и полкило масла. - Масла нет,
колбасы нет. - Как нет?! Почему нет?! - Сегодня не завозили. - Безобразие!
Второй день на пенсии, и уже такой бардак!..
Человек захихикал, мелко заперхал гортанью и оскалил мышиные
треугольные зубы.
- Что здесь у вас? - спросил я, недоверчиво держа конверт за углы.
- Вам ведь нужны факты? Я и даю вам факты: письма, выписки из
протокола, подлинные показания свидетелей. Как договаривались... Но имейте
в виду - это ваш приговор, потому что теперь пощады не будет. - У него
вдруг запрыгало что-то в кофейных плоских глазах, и он как бы закостенел,
освещенный утренними лучами, вздернув длинный колючий нос. - А вы разве
забыли: Идельман, особое мнение? Память, память... И разговор наш
вчерашний забыли? А какое сегодня число? Восемнадцатое? Правильно,
восемнадцатое...
И прежде, чем я успел что-либо произнести, он испуганным юрким
зверьком отскочил к черной щели в дверях и выбросил палец:
- Зомби!!!
Меня будто громом ударило.
- Так вы и есть Идельман?
- Не держите меня! - пискнул серенький человечек.
- Подождите же, Идельман!..
- Не надо!
- Послушайте!..
Но он сделал неуловимое движение, и тут же щелкнул замок, отрезав
лестничную тишину. Дверь была солидная, в полтора человеческих роста, в
многослойной пузырчатой высохшей краске, прошпатлеванная войлоком и
поролоном, - совершенно безнадежная дверь.
Как могила.
Я шандарахнул в нее кулаком.
- Откройте, Идельман!.. Я ищу вас четвертые сутки, мне сказали, что
вы на больничном!.. Откройте!..
Ни звука.
Толстая неповоротливая страшноватая баба с ведром земляной картошки,
несмотря на жару перевязанная по груди шерстяным платком, поднималась с
первого этажа, будто паровоз, выдыхая тяжелые хрипы.
- Не хулюгань, не хулюгань, парень!.. Никто здесь не живет. Уехал
старик к дочери и ключи мне отдал. Уж которую неделю его нет...
Она теснила меня невероятным корпусом.
Пахло рыбой.
Я оглянулся на полированную металлическую табличку, прикрепленную
слева от дверей. "Идельман И.И.", буквы были доисторические, с роскошными
завитушками, перечеркнутые кое-где наплывами окислов, а выше них по
меловой стене - гвоздем по штукатурке - было резко процарапано короткое
неприличное слово.

Материалы я просмотрел прямо на лестнице, поднявшись этажом выше. Это
был жуткий мрак, загробная волосяная духота, шарящие по лицу безумные
костяные пальцы. Некто Б. показал, что вручил Корецкому деньги в
количестве девятисот рублей, за которые тот обещал способствовать
продвижению его вне общей очереди. Когда вы вручили Корецкому эти деньги?
Двадцать седьмого числа. На следствии вы утверждали, что вручили их
двадцать восьмого. Ну - может быть, двадцать восьмого. Так двадцать
седьмого или двадцать восьмого. Молчание. А в какое время вы их вручили?
Часа в три дня. Вот показания свидетеля Кусакова:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69