Господи, как недавно это было! В войну!
- Семьдесят пять! Шестьдесят шесть! Чертова дюжина! Двадцать семь!
Срок до упора!
- Я кончил, - индифферентно сообщил Яша.
- Сроком до упора кончают особо опасные преступники. Ты - рецидивист,
Яша, - скрывая раздражение, отметил Александр. Яша поднял на него
страдальческие (лото - не домино, в паузах не поспишь) глаза и ответил
лениво:
- Я - не рецидивист. Я просто выиграл.
- Проверить, - решил Леша.
- Отец, отец, а обыскать все равно надо, прокомментировал Лешино
требование Роман. Проверили. Сошлось. Яша тщательно отсчитывал полкона.
Новую партию начать не успели: объявился Константин. И не один. В левой
руке у него была сумка, а правой он крепко держал за локоток сияющую
Софью.
- Я вам дамочку доставил! - похвастался Константин.
- Твоя рама чуть меня не прикончила. И не доставил бы, - укорила его
Софья.
- Но доставил! - возликовал Алик. - Софа, с твоими формами никакая
рама не страшна!
- Ты по-прежнему шутишь пошло, - жеманно осадила его Софья и увидела
Романа. Сказала галантерейно: - А я с этим товарищем не знакома.
- Протянула Роману руку лодочкой. Роман протянул свою.
- Софка! - заорал осененный Алик. - Жених! Вот такой жених!
Интеллигентный, молодой и с армянским темпераментом!
- Алик ужасно бестактен, - сообщила Роману Софья. - А вы кем
работаете?
- Помощником Александра. Милиционером, - проинформировал ее Роман. Но
Алик не дал ему уйти от матримониальных устремлений Софьи:
- Софка, у него отец - знаменитый профессор. У него квартира
четырехкомнатная!
- Зачем ты мне это говоришь?
- Не теряйся. Он - армянин. А у тебя - бюст, у тебя - задница!
- Дурак, - обиделась было Софья, но по-настоящему обидеться не
успела: вошла Роза и приказала:
- Все со стола. Накрывать буду.
Роскошно поджаренная картошка на громадной сковороде. Квашеная
капуста под лучком и с подсолнечным маслом в миске. Соленые огурцы прямо в
банке с рассолом. Открыли килечку, порезали колбасу и приступили. Прошли
первый этап, и Яша спросил:
- Александр, ты Тимирязевского злодея словил?
- Словили. Нам вон Алик помог, - нехорошо улыбнувшись ответил
Александр.
- Он шутит, Яша, - осторожно сказал Алик.
- Я не шучу. Правда помог. Только вот дальше помогать не хочет.
- Не надо об этом, Саня, - попросил Алик.
- Надо, Алик, надо. Ты вон Колхознику позвонки разобрал, челюсть в
кашу превратил. А он в младенчестве ротиком пузыри пускал, на колеблющихся
ножках к мамкиному подолу мчался. Что ж ты его не пожалел?
- Саня, прости меня, пожалуйста, но я не могу.
- Гуманист! - Ты - не гуманист, ты чистоплюй.
Все, кроме Романа, ни хрена не понимали, хлопали глазами.
- Саня, - предостерегающе потребовал Роман.
- Что - Саня? Что - Саня?
- Ничего, Саня, - ответил Роман. - Переживем.
- Извините меня, ребята, - еще раз покаялся Алик.
- Э-э, да что с тобой разговаривать, - Александр махнул рукой. Яша,
оценив накалившуюся обстановку, глянул на Софью и отдал распоряжение:
- Сонька, пой!
Софа сходила в соседнюю комнату, принесла гитару с фиолетовым бантом,
уселась, кинула ногу на ногу, показав кругленькую коленку, пристроила
инструмент между ногами и титьками, запела. Софа за богатого интеллигента
замуж хотела, Софа изысканного Вертинского пела:
- В бананово-лимонном Сингапуре,
Где плачет и смеется океан,
Вы брови темно-синие нахмуря...
Константин пробрался к Александру, положил руку на плечо.
- Не злись на Альку, начальник.
- Я не на него, я на себя злюсь.
- Не ври, Санечка, - встрял в разговор Алик и улыбнулся.
- Обалдуй, - без сердца уже сказал Александр. Софа пела. Сильно
дефонируя, но с неподдельной страстью. Уже больно жизнь, про которую она
пела, была хороша.
Во время второго этапа прибежала младшенькая Элеонора, от подружки
прибежала, поклевала малость со всеми и пошла спать. Объявился, наконец, и
Мишка. Со свиданья, надо полагать: в Лешкином пиджаке и галстуке. Этому
налили соответственно небольшим его годам. Он выпил, молниеносно
нахватался пищи до отвала, осоловел, расплылся по стулу и улыбчиво щурился
на все - на лампу, на родителей, на разговоры.
После второго этапа танцевали под патефон. Мужики, ногами изображая
фокстротные кренделя, с удовольствием по очереди тискали королеву бала
Софью.
Третий этап был краток: допили и стали прощаться. Размягченные,
добрые, любящие друг друга и всех, они, благодаря за шикарный прием,
лобзали Розу, Яшу, Лешку и особо тщательно Софью. И, вспомнив, Мишку тоже.
Выкатились.
На улице глотнули свежего воздуха и загалдели. Обняв Александра за
плечи, Алик кончил:
- Санек, ты на меня не сердишься? Не сердишься, да?
- Да иди ты, знаешь куда? - добродушно ответствовал Александр.
Костя натужно выкрикивал:
- Разбрелись все кто куда, и нет двора! А как вот так, когда, все
вместе, хорошо! Держаться надо друг за друга, тогда и не утонем!
- А почему мы должны тонуть? - недоумевал Виллен.
- Потому что мы тяжелее воды, - объяснил Роман.
Расставаясь, хлопали друг друга по бицепсам.
- Ты на меня не сердишься? - в последний раз спросил Алик у
Александра, который в ответ улыбнулся. Алик понял, что прощен и сказал: -
Мы с Вилленом пойдем?
Виллен жил в Шебашевском, и им было по пути. Они ушли.
- Пойду и я, - решил Костя, - завтра мне в первую смену.
На проезжей асфальтированной части Малокоптевского Александр и Роман
остались вдвоем.
- Что делать будем, Саня? - спросил Рома.
- Не знаю.
- Сережка сегодня с фотками по основным свидетелям прошелся. Твердо
опознать Стручка никто не смог. Ну, найдем мы его, ну, возьмем мы его. Он
в отказку от всего будет играть. Небось по хазам натаскали. И будем мы все
гоняться неизвестно за кем, как собака за собственным хвостом.
- Что вы с Серегой предлагаете?
- Оформлять Колхозника и закрывать дело.
- Рубить концы?
- Мы свое отработали, убийца найден.
- Хорошо говоришь - "мы"!
- Тогда просто - убийца найден.
Пришла Валя и не было в том ее вины: появлением своим в "Загородном"
позвал. А сейчас вроде и не надо было - после встречи с ребятами
успокоился, расслабился, устал. И, ощущая ненужность происходящего,
понимая душевное непотребство свое, был с ней внимателен, нежен, добр до
слез. До ее слез.
Сам полистал бумажки из канцелярской папочки, еще полистал,
останавливаясь на особо заинтересовавших местах, закрыл папочку, встал,
прошелся по кабинету и спросил, не глядя на Смирнова:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58
- Семьдесят пять! Шестьдесят шесть! Чертова дюжина! Двадцать семь!
Срок до упора!
- Я кончил, - индифферентно сообщил Яша.
- Сроком до упора кончают особо опасные преступники. Ты - рецидивист,
Яша, - скрывая раздражение, отметил Александр. Яша поднял на него
страдальческие (лото - не домино, в паузах не поспишь) глаза и ответил
лениво:
- Я - не рецидивист. Я просто выиграл.
- Проверить, - решил Леша.
- Отец, отец, а обыскать все равно надо, прокомментировал Лешино
требование Роман. Проверили. Сошлось. Яша тщательно отсчитывал полкона.
Новую партию начать не успели: объявился Константин. И не один. В левой
руке у него была сумка, а правой он крепко держал за локоток сияющую
Софью.
- Я вам дамочку доставил! - похвастался Константин.
- Твоя рама чуть меня не прикончила. И не доставил бы, - укорила его
Софья.
- Но доставил! - возликовал Алик. - Софа, с твоими формами никакая
рама не страшна!
- Ты по-прежнему шутишь пошло, - жеманно осадила его Софья и увидела
Романа. Сказала галантерейно: - А я с этим товарищем не знакома.
- Протянула Роману руку лодочкой. Роман протянул свою.
- Софка! - заорал осененный Алик. - Жених! Вот такой жених!
Интеллигентный, молодой и с армянским темпераментом!
- Алик ужасно бестактен, - сообщила Роману Софья. - А вы кем
работаете?
- Помощником Александра. Милиционером, - проинформировал ее Роман. Но
Алик не дал ему уйти от матримониальных устремлений Софьи:
- Софка, у него отец - знаменитый профессор. У него квартира
четырехкомнатная!
- Зачем ты мне это говоришь?
- Не теряйся. Он - армянин. А у тебя - бюст, у тебя - задница!
- Дурак, - обиделась было Софья, но по-настоящему обидеться не
успела: вошла Роза и приказала:
- Все со стола. Накрывать буду.
Роскошно поджаренная картошка на громадной сковороде. Квашеная
капуста под лучком и с подсолнечным маслом в миске. Соленые огурцы прямо в
банке с рассолом. Открыли килечку, порезали колбасу и приступили. Прошли
первый этап, и Яша спросил:
- Александр, ты Тимирязевского злодея словил?
- Словили. Нам вон Алик помог, - нехорошо улыбнувшись ответил
Александр.
- Он шутит, Яша, - осторожно сказал Алик.
- Я не шучу. Правда помог. Только вот дальше помогать не хочет.
- Не надо об этом, Саня, - попросил Алик.
- Надо, Алик, надо. Ты вон Колхознику позвонки разобрал, челюсть в
кашу превратил. А он в младенчестве ротиком пузыри пускал, на колеблющихся
ножках к мамкиному подолу мчался. Что ж ты его не пожалел?
- Саня, прости меня, пожалуйста, но я не могу.
- Гуманист! - Ты - не гуманист, ты чистоплюй.
Все, кроме Романа, ни хрена не понимали, хлопали глазами.
- Саня, - предостерегающе потребовал Роман.
- Что - Саня? Что - Саня?
- Ничего, Саня, - ответил Роман. - Переживем.
- Извините меня, ребята, - еще раз покаялся Алик.
- Э-э, да что с тобой разговаривать, - Александр махнул рукой. Яша,
оценив накалившуюся обстановку, глянул на Софью и отдал распоряжение:
- Сонька, пой!
Софа сходила в соседнюю комнату, принесла гитару с фиолетовым бантом,
уселась, кинула ногу на ногу, показав кругленькую коленку, пристроила
инструмент между ногами и титьками, запела. Софа за богатого интеллигента
замуж хотела, Софа изысканного Вертинского пела:
- В бананово-лимонном Сингапуре,
Где плачет и смеется океан,
Вы брови темно-синие нахмуря...
Константин пробрался к Александру, положил руку на плечо.
- Не злись на Альку, начальник.
- Я не на него, я на себя злюсь.
- Не ври, Санечка, - встрял в разговор Алик и улыбнулся.
- Обалдуй, - без сердца уже сказал Александр. Софа пела. Сильно
дефонируя, но с неподдельной страстью. Уже больно жизнь, про которую она
пела, была хороша.
Во время второго этапа прибежала младшенькая Элеонора, от подружки
прибежала, поклевала малость со всеми и пошла спать. Объявился, наконец, и
Мишка. Со свиданья, надо полагать: в Лешкином пиджаке и галстуке. Этому
налили соответственно небольшим его годам. Он выпил, молниеносно
нахватался пищи до отвала, осоловел, расплылся по стулу и улыбчиво щурился
на все - на лампу, на родителей, на разговоры.
После второго этапа танцевали под патефон. Мужики, ногами изображая
фокстротные кренделя, с удовольствием по очереди тискали королеву бала
Софью.
Третий этап был краток: допили и стали прощаться. Размягченные,
добрые, любящие друг друга и всех, они, благодаря за шикарный прием,
лобзали Розу, Яшу, Лешку и особо тщательно Софью. И, вспомнив, Мишку тоже.
Выкатились.
На улице глотнули свежего воздуха и загалдели. Обняв Александра за
плечи, Алик кончил:
- Санек, ты на меня не сердишься? Не сердишься, да?
- Да иди ты, знаешь куда? - добродушно ответствовал Александр.
Костя натужно выкрикивал:
- Разбрелись все кто куда, и нет двора! А как вот так, когда, все
вместе, хорошо! Держаться надо друг за друга, тогда и не утонем!
- А почему мы должны тонуть? - недоумевал Виллен.
- Потому что мы тяжелее воды, - объяснил Роман.
Расставаясь, хлопали друг друга по бицепсам.
- Ты на меня не сердишься? - в последний раз спросил Алик у
Александра, который в ответ улыбнулся. Алик понял, что прощен и сказал: -
Мы с Вилленом пойдем?
Виллен жил в Шебашевском, и им было по пути. Они ушли.
- Пойду и я, - решил Костя, - завтра мне в первую смену.
На проезжей асфальтированной части Малокоптевского Александр и Роман
остались вдвоем.
- Что делать будем, Саня? - спросил Рома.
- Не знаю.
- Сережка сегодня с фотками по основным свидетелям прошелся. Твердо
опознать Стручка никто не смог. Ну, найдем мы его, ну, возьмем мы его. Он
в отказку от всего будет играть. Небось по хазам натаскали. И будем мы все
гоняться неизвестно за кем, как собака за собственным хвостом.
- Что вы с Серегой предлагаете?
- Оформлять Колхозника и закрывать дело.
- Рубить концы?
- Мы свое отработали, убийца найден.
- Хорошо говоришь - "мы"!
- Тогда просто - убийца найден.
Пришла Валя и не было в том ее вины: появлением своим в "Загородном"
позвал. А сейчас вроде и не надо было - после встречи с ребятами
успокоился, расслабился, устал. И, ощущая ненужность происходящего,
понимая душевное непотребство свое, был с ней внимателен, нежен, добр до
слез. До ее слез.
Сам полистал бумажки из канцелярской папочки, еще полистал,
останавливаясь на особо заинтересовавших местах, закрыл папочку, встал,
прошелся по кабинету и спросил, не глядя на Смирнова:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58