Ты был замечательным бездельником,
остроумным, обаятельным. И все тебя любили. А теперь что? Скучный,
усталый, злой. Бросай работу, Рома, что это за работа - жуликов ловить!
Борода подмигнул Александру, давая понять, что шутит и широким жестом
пригласил в зал. В ресторан ВТО после двенадцати ночи, в ресторан ВТО
после спектаклей.
Дом родной. Знакомые и полузнакомые все лица, перекличка от стола к
столу, общий шум, общий крик, общие шутки, общий смех. И выпить с устатку,
и пожрать от пуза, и потрепаться, и поругаться. Заходи, друг, заходи!
Борода устроил их в фонаре за маленьким (чтобы не подсаживались)
столиком. Неярко горела старомодная настольная лампа под домашним
оранжевым абажуром, освещая жестко накрахмаленную полотняную скатерть.
Смирнов положил руки на стол и понял:
- Надо руки помыть, - и пошел в уборную.
Официантка Галя благожелательно ждала заказа.
- Пожрать нам, Галюща, так, чтобы в полсотни влезть, - распорядился
Казарян.
- А выпить?
- И денег нет, и не надо.
- А то принесу?
- Не надо, - твердо решил Казарян.
- Устал, Ромочка?
- Озверел, Галочка.
Вернулся из сортира Смирнов. Ларионова они не уговорили, он к
семейству рвался. Да и не уговаривали особо, им вдвоем побыть надо было.
Казарян в ожидании тоже положил руки на стол, брезгливо на них глянул,
сказал с сожалением:
- Неохота, но следует помыть, - и удалился. Александр оглядел
маленький фонарный зал. Уютно, доброжелательно, покойно. Он вытянул под
столом ноги, закрыл глаза и тотчас открыл их: звякнул поднос. Быстроногая
Галочка расставляла закусь. Возвратившийся Казарян благодарно поцеловал ее
в затылок:
- Кио в юбке, волшебница, радость моя...
Мелкие маринованные патиссоны для аппетита, свежий печеночный паштет
под зажаренным до бронзового благородного блеска лучком, крепенькие белые
грибы, деленная острым кухоным ножом на куски загорелая тушка угря. И три
бутылки "Боржоми". Галя красиво расставила на столе все это и пожелала:
- Кушайте, ребятки.
Роман разлил боржом по фужерам. Вода бурлила, исходя пузырьками. Одни
пузырьки прилипали к стеклу и сплющивались, теряя идеальную форму шара,
другие мчались вверх и, домчавшись, самоуничтожались, взрываясь
мельчайшими брызгами. Попили бурливой водички, отдышались, пряча
благодетельную отрыжку и посмотрели друг на друга.
- Третьего Алик отпустил, - сказал Смирнов.
- Зачем?
- Ты что, Алика не знаешь?
- Меня он на ринге не отпускал. Добивал, если была возможность.
- Так то на ринге.
- Давай поедим, а? - предложил Казарян, и они приступили к еде. Не
торопясь, истово, поглощая все подряд. Но поглотить все не удалось: к их
столу, волоча за собой стул, подходил Марик Юркин, характерный комик,
восходящая звезда. Восходящая звезда была миниатюрным милым пареньком,
которая, напиваясь, превращалась в большую скотину. Сейчас же - почти
трезв. Поставил стул к их столику, ухватил за руку пробегавшую мимо
Галочку и заказал репликой из анекдота:
- Галчонок, сто грамм и вилку! - и улыбнулся всем, и оглядел всех,
ожидая ликующей реакции. Поймав вопросительный взгляд Гали, добавил
серьезно: - Поторопись, родная.
- Мы разговариваем, Марик, - строго объяснил Роман.
- Вы не разговариваете, а едите, - резонно заметил Марик. - А
разговаривать будем втроем.
Объявилась Галя, держа в одной руке графинчик и рюмку, в другой -
вилку. Демонстративно бросила все это перед Мариком, который тут же налил
рюмку, вилкой пошарил в грибах, выбирая грибок посимпатичнее, нашел,
выпил, закусил и выдохнул удовлетворенно.
- Все? - поинтересовался Роман.
- Минуточку, - одернул его Марик и налил из графинчика вторую.
Последнюю. Он бусел на глазах. Выпил, грозно глянул на Романа. - Ты как со
мной разговариваешь, сопляк?
- Готов, - понял Роман, встал, за шиворот поднял Юркина, взял его под
мышку (под правую руку), левой рукой захватил стул и направился к выходу,
к понимающему швейцару Тихону. Марик болтал ногами (аккуратно) и языком
(непотребно), но никто на это внимания не обращал: привыкли, что каждый
день Юркина в конце-концов выкидывают. Роман сдал его Тихону и вернулся.
- С чего это он так сломался? - поинтересовался Александр.
- Не умеет. А гулять хочет, как знаменитость из легенды.
- Что делать будем? - помолчав, задал главный вопрос Смирнов.
- Отпустил его Алик или он сам сбежал - не имеет значения, Саня.
- Имеет. Если Алик его отпустил, то опознавать не будет.
- Зачем тебе третий? Грабежом этим пусть район занимается. А
Самсонова нам отдадут. Чует мое сердце - он.
- Самый глупый. Дурачок подставленный, - вспомнил Костины слова
Александр.
- Вот мы и займемся дурачком.
- А кто его подставил?
Галочка принесла филе по-суворовски. Алик поцеловал ей локоток и
попросил:
- Санкцию на обыск, Галочка.
- Сорок три шестьдесят, - ответила догадливая Галочка и, получив от
Казаряна две бумажки по двадцать пять, ушла за кофеем. Заметав филе, они
откинулись на стульях и закурили.
- Решили колодец до воды копать? - огорченно понял Роман.
- А куда деваться?
- Альку прижать надо.
- Прижмешь его, как же! Сначала отпустил, а потом милиции сдал? Мы же
благородные, мы слово держим.
- Тогда свидетели.
- Свидетели от страха того паренька не видели, они на пистолет
смотрели. Алька-то бил, прицеливался куда ударить и, ясное дело,
рассмотрел его. Если даже паренька найдем, на честном, без подтасовки
проведенно опознании свидетели его не отыщут.
- А мы с подтасовкой, Саня.
- Противно. У меня предчувствие, что паренек из твоих подопечных.
- У меня не предчувствие, а уверенность. Даже знаю кто: Стручок,
Виталий Горохов. Так что давай с подтасовкой.
В окно бешено стучали. Роман отодвинул занавеску. С улицы Горького на
них смотрело лицо, кошмарное от того, что прижалось носом, губами к
немытому стеклу. Восходящая звезда помостков и экрана, обнаружив их,
ликовала - кривлялась и грозила.
Вдруг оказалось, что завтра - Первомай. Праздники пришли и прошли.
Льдина на Чистых прудах превратилась в серый пятачок. Алик отвлекся, глядя
на этот пятачок.
- Ну? - поторопил его Александр.
Алик еще раз посмотрел на фотографию. Даже в черно-белом изображении
угадывался выдающийся румянец Стручка.
- Молоденький какой, - сказал Алик.
- Ну?! - поторопил Александр.
Туго забинтованная пасть Николая Самсонова молчала. Гражданин со
звонкой фамилией Француз оказался мелким хулиганом, сявкой, которого
Колхозник использовал втемную, на одно это дело, и теперь выйти
по-быстрому на концы можно было только через Стручка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58
остроумным, обаятельным. И все тебя любили. А теперь что? Скучный,
усталый, злой. Бросай работу, Рома, что это за работа - жуликов ловить!
Борода подмигнул Александру, давая понять, что шутит и широким жестом
пригласил в зал. В ресторан ВТО после двенадцати ночи, в ресторан ВТО
после спектаклей.
Дом родной. Знакомые и полузнакомые все лица, перекличка от стола к
столу, общий шум, общий крик, общие шутки, общий смех. И выпить с устатку,
и пожрать от пуза, и потрепаться, и поругаться. Заходи, друг, заходи!
Борода устроил их в фонаре за маленьким (чтобы не подсаживались)
столиком. Неярко горела старомодная настольная лампа под домашним
оранжевым абажуром, освещая жестко накрахмаленную полотняную скатерть.
Смирнов положил руки на стол и понял:
- Надо руки помыть, - и пошел в уборную.
Официантка Галя благожелательно ждала заказа.
- Пожрать нам, Галюща, так, чтобы в полсотни влезть, - распорядился
Казарян.
- А выпить?
- И денег нет, и не надо.
- А то принесу?
- Не надо, - твердо решил Казарян.
- Устал, Ромочка?
- Озверел, Галочка.
Вернулся из сортира Смирнов. Ларионова они не уговорили, он к
семейству рвался. Да и не уговаривали особо, им вдвоем побыть надо было.
Казарян в ожидании тоже положил руки на стол, брезгливо на них глянул,
сказал с сожалением:
- Неохота, но следует помыть, - и удалился. Александр оглядел
маленький фонарный зал. Уютно, доброжелательно, покойно. Он вытянул под
столом ноги, закрыл глаза и тотчас открыл их: звякнул поднос. Быстроногая
Галочка расставляла закусь. Возвратившийся Казарян благодарно поцеловал ее
в затылок:
- Кио в юбке, волшебница, радость моя...
Мелкие маринованные патиссоны для аппетита, свежий печеночный паштет
под зажаренным до бронзового благородного блеска лучком, крепенькие белые
грибы, деленная острым кухоным ножом на куски загорелая тушка угря. И три
бутылки "Боржоми". Галя красиво расставила на столе все это и пожелала:
- Кушайте, ребятки.
Роман разлил боржом по фужерам. Вода бурлила, исходя пузырьками. Одни
пузырьки прилипали к стеклу и сплющивались, теряя идеальную форму шара,
другие мчались вверх и, домчавшись, самоуничтожались, взрываясь
мельчайшими брызгами. Попили бурливой водички, отдышались, пряча
благодетельную отрыжку и посмотрели друг на друга.
- Третьего Алик отпустил, - сказал Смирнов.
- Зачем?
- Ты что, Алика не знаешь?
- Меня он на ринге не отпускал. Добивал, если была возможность.
- Так то на ринге.
- Давай поедим, а? - предложил Казарян, и они приступили к еде. Не
торопясь, истово, поглощая все подряд. Но поглотить все не удалось: к их
столу, волоча за собой стул, подходил Марик Юркин, характерный комик,
восходящая звезда. Восходящая звезда была миниатюрным милым пареньком,
которая, напиваясь, превращалась в большую скотину. Сейчас же - почти
трезв. Поставил стул к их столику, ухватил за руку пробегавшую мимо
Галочку и заказал репликой из анекдота:
- Галчонок, сто грамм и вилку! - и улыбнулся всем, и оглядел всех,
ожидая ликующей реакции. Поймав вопросительный взгляд Гали, добавил
серьезно: - Поторопись, родная.
- Мы разговариваем, Марик, - строго объяснил Роман.
- Вы не разговариваете, а едите, - резонно заметил Марик. - А
разговаривать будем втроем.
Объявилась Галя, держа в одной руке графинчик и рюмку, в другой -
вилку. Демонстративно бросила все это перед Мариком, который тут же налил
рюмку, вилкой пошарил в грибах, выбирая грибок посимпатичнее, нашел,
выпил, закусил и выдохнул удовлетворенно.
- Все? - поинтересовался Роман.
- Минуточку, - одернул его Марик и налил из графинчика вторую.
Последнюю. Он бусел на глазах. Выпил, грозно глянул на Романа. - Ты как со
мной разговариваешь, сопляк?
- Готов, - понял Роман, встал, за шиворот поднял Юркина, взял его под
мышку (под правую руку), левой рукой захватил стул и направился к выходу,
к понимающему швейцару Тихону. Марик болтал ногами (аккуратно) и языком
(непотребно), но никто на это внимания не обращал: привыкли, что каждый
день Юркина в конце-концов выкидывают. Роман сдал его Тихону и вернулся.
- С чего это он так сломался? - поинтересовался Александр.
- Не умеет. А гулять хочет, как знаменитость из легенды.
- Что делать будем? - помолчав, задал главный вопрос Смирнов.
- Отпустил его Алик или он сам сбежал - не имеет значения, Саня.
- Имеет. Если Алик его отпустил, то опознавать не будет.
- Зачем тебе третий? Грабежом этим пусть район занимается. А
Самсонова нам отдадут. Чует мое сердце - он.
- Самый глупый. Дурачок подставленный, - вспомнил Костины слова
Александр.
- Вот мы и займемся дурачком.
- А кто его подставил?
Галочка принесла филе по-суворовски. Алик поцеловал ей локоток и
попросил:
- Санкцию на обыск, Галочка.
- Сорок три шестьдесят, - ответила догадливая Галочка и, получив от
Казаряна две бумажки по двадцать пять, ушла за кофеем. Заметав филе, они
откинулись на стульях и закурили.
- Решили колодец до воды копать? - огорченно понял Роман.
- А куда деваться?
- Альку прижать надо.
- Прижмешь его, как же! Сначала отпустил, а потом милиции сдал? Мы же
благородные, мы слово держим.
- Тогда свидетели.
- Свидетели от страха того паренька не видели, они на пистолет
смотрели. Алька-то бил, прицеливался куда ударить и, ясное дело,
рассмотрел его. Если даже паренька найдем, на честном, без подтасовки
проведенно опознании свидетели его не отыщут.
- А мы с подтасовкой, Саня.
- Противно. У меня предчувствие, что паренек из твоих подопечных.
- У меня не предчувствие, а уверенность. Даже знаю кто: Стручок,
Виталий Горохов. Так что давай с подтасовкой.
В окно бешено стучали. Роман отодвинул занавеску. С улицы Горького на
них смотрело лицо, кошмарное от того, что прижалось носом, губами к
немытому стеклу. Восходящая звезда помостков и экрана, обнаружив их,
ликовала - кривлялась и грозила.
Вдруг оказалось, что завтра - Первомай. Праздники пришли и прошли.
Льдина на Чистых прудах превратилась в серый пятачок. Алик отвлекся, глядя
на этот пятачок.
- Ну? - поторопил его Александр.
Алик еще раз посмотрел на фотографию. Даже в черно-белом изображении
угадывался выдающийся румянец Стручка.
- Молоденький какой, - сказал Алик.
- Ну?! - поторопил Александр.
Туго забинтованная пасть Николая Самсонова молчала. Гражданин со
звонкой фамилией Француз оказался мелким хулиганом, сявкой, которого
Колхозник использовал втемную, на одно это дело, и теперь выйти
по-быстрому на концы можно было только через Стручка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58