Она погладила Виктора по голове.
Дождь, точно, лил. Ночной, весенний, московский. Иногда задувал
ветер, и тогда дождевые капли летели им в лица. В дождь, в желтом свете
фонарей, в журчащем шуме автомобилей Яна была девочкой из-за десяти лет, в
которую следовало влюбиться первой неразмышляющей любовью. Но вот он,
магазин. Вот очередь. Вот касса.
В авоську положили три свинных отбивных (для Виктора), кило
любительский колбасы, полкило швейцарского сыра, две банки крабов, большую
банку маринованных огурцов и четыре поллитра. На улице Яна взяла Алика под
руку, и они медленно шли, слушая и ощущая дождь. Спешить было некуда.
В подъезде, в тамбуре между дверями, он обнял ее, предварительно
поставив авоську на плиточный сортирный пол.
- Ну и что? - спросила Яна.
- Тебе приятно? - нахально поинтересовался он.
- Конечно приятно. Разве я позволила тебе такое, если бы было
неприятно. Тебе сколько лет?
- Будто не знаешь. Двадцать четыре. Я тебе нравлюсь?
- Нравишься. А мне... В общем, я тебя старше.
Они закрыли глаза и потерлись щеками.
- Тебе неприятно? - опять спросил Алик.
- Дурак, - ответила она и легко поцеловала его в щеку. - Пошли.
Перед Сергеем стояла индивидуальная четвертинка из заначки. Почти уже
приконченная. Сергей хлебнул и разглагольствовал:
- Высокие цели, высокие мысли, высокие слова. Прекрасно. Самые
высокие слова - в библии. А для чего она? Для безотказного массового
гипноза. Слишком часто высокие слова существуют для обмана или существуют
для того, чтобы подчинить, придавить человека. Хочу правды, хочу простого
и в мельчайших подробностях точного изображения жизни. И буду картины
снимать так. Пусть люди смотрят и думают. Сами! - увидев Алика и Яну, он
охотно отвлекся. - Принесли? Ну тогда я чекушку приканчиваю, а дальше
действуем на равных.
Пока Дима и Виктор обновляли стол, Яна задумчиво глядела на Андрея,
который, обеспечив первый тайм, не суетился.
- А все-таки ты это зря, - грустно произнесла Яна, продолжая
рассматривать Андрея. Андрей соблазняюще (был хорош) улыбнулся.
- Что - зря?
- С "Лайфом". Ты уверен, что за тобой не следят?
Андрей презрительно пожал плечами. Презрительно, но неуверенно.
Появилось интересное занятие. Коллектив замер в ожидании. Охота началась.
- Кто-нибудь был в предбаннике кроме тебя? - жестко поинтересовался
Дима.
- Заходили какие-то. Но когда я его брал, никого не было.
- Абсолютно никого? - допытывалась Яна.
- Абсолютно. - Андрею - заметно на глаз - стало не по себе.
- Профессия у этих людей такая, чтобы быть незаметными или
незамеченными, - включился в облаву Сергей, умиротворенный решением
вопроса о напитках. - Да ладно, ребята, хватит об этом. К делу.
Разлили и выпили.
- Какие еще люди? - выпив, грозно спросил Андрей.
- Наши люди, - разъяснила Яна.
- Ну, взял журнал, ну, посмотрел его. В чем состав преступления?
Ерунда все это, - старательно успокаивал себя Андрей. - Выпьем еще,
ребята.
Выпили еще.
- Не те теперь времена, - не унимался Андрей.
- Ты о чем это? - спросил Дима. Он был ясен и добр.
- Я - свободный человек и что хочу, то и делаю. Не те теперь времена!
- Времена, действительно, не те. Зато мы все те же, - Алик вяло
ковырял крабовую лапшу. - Что ты суетишься? Вызовут тебя куда надо,
поговорят, возьмут на заметку. И все дела. Зачем же нервничать.
Игра становилась скучной. Слишком легко Андрей заглотнул крючок. Алик
смотрел на Яну и Виктора, не понимая, что они - муж и жена. Виктор
блаженно разглядывал абажур - он уже был пьян. Яна не смотрела на него, не
интересовалась им, не беспокоилась за него. Она с ожиданьем смотрела на
Диму, который, трогая гитару, подбирался к песне.
- Я пойду, - сказал Алик и встал из-за стола. Еще было много водки,
еще было десять часов вечера, еще были впереди разговоры и укромные минуты
с Яной - всего этого было жалко, было жалко себя, но Алик еще раз сказал:
- Я пойду.
И вышел в коридор темной коммунальной квартиры. В коридоре было
пусто. Пожилые соседки любили Андрея за красоту и интеллигентность и
старались не мешать его досугу.

Алик медленно одевался и слушал, как за близкой дверью Дима наконец
запел: "Сегодня Сонечка справляет аманины". В комнате дружно рявкнули
припев, дверь отворилась, и в коридор вышла Яна.
- Алик! - позвала Яна. Ее слегка шатнуло. Она плотно прикрыла дверь
и, вплотную подойдя к полупьяному Алику, внятно спросила: - Ты любишь
меня, Алик?
Он обнял ее, ощутив где-то у солнечного сплетения ее упругие и мягкие
груди, она нашла слабыми мягкими, готовыми на все губами его рот, и ему
показалось, что он любит ее. Но сказать об этом вслух он не мог, не
хотелось. Задохнувшись, Яна оторвалась от Алика, ударив его кулаком в
грудь (больно), и сказала:
- Ты люби меня, Алик. А мне тебя любить грешно. Грешно. Грешно. - И
пошла в комнату.
Из раскрытой двери шибанул табачный дух. Войдя за ней в комнату уже в
пальто, Алик отыскал на столе чистый стакан, наполнил его до краев и
выпил. Водка долго ходила от кадыка к желудку, потом улеглась и произошел
удар, которого он ожидал. Ноги-руки сделались податливыми посторонним
влияниям, в ушах зашумело, мысли разбежались в разные стороны, и он
оказался на воздухе. Чистый воздух тоже ударил по слабому месту - по
голове.

Алик шел по пустынной и мокрой улице Чернышевского, с удовольствием
ощущая, как ноги его, шагающие по лужам, уже промокли. Он бесконечно шел к
Садовому кольцу, постоянно удивляясь, что во многих окнах небольших
московских домов особенно ярко горит при дожде свет. Он поднимал к этим
окнам лицо, умильно чувствуя, как капли дождя стучат по его щекам.
По еще не позднему Садовому кольцу шуршали машины и троллейбусы.
Улица была похожа на Москву-реку. В ней отражались фонари, она блестела
под фонарями. Переходить Садовое кольцо не хотелось. Не хотелось окунаться
в Москву-реку. Алику становилось холодно. Трезвел.
И слава богу. У круглосуточно работающего продмага (людей в нем было
немного) он пересек Садовую Черногрязскую и пошел Старой Басманной, ныне
Карла Маркса улицей. Дождь поутих, а Алик протрезвел и с радостью стал
узнавать свой путь. От церкви Никиты-великомученника, через Разгуляй, по
еле заметному спуску - к Елоховскому собору, мимо Доброслободской, мимо
МИСИ. Он теперь понял, куда идет. Он шел к трамвайной остановке у метро
"Бауманская", чтобы на трамвае доехать до дома. И пешком, через
железнодорожный переход у Спартаковской можно, но, трезвея, он уставал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58