ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 


— Ты, должно быть, день и ночь трудился, чтобы так все прибрать в доме, — сказала она.
— Пустяки, — сказал Том. — Шевельнул слегка пальцами.
— Знаю я это «слегка»— тут и ведро, и швабра участвовали, и на коленках пришлось поползать, если только ты не изобрел новый способ уборки, не впряг в это дело ветер или наших кур.
— Да, я здесь изобретаю, потому все время и занято. Изобрел такой паз, чтобы галстук свободно скользил в жестком воротничке.
— Ты ведь не носишь жестких.
— Вчера надел. И вчера же изобрел. А куры — кур я разведу миллионы, настрою курятников по всему ранчо, с приспособленьицем на крыше, чтоб окунать их в белильный раствор. А яйца будет подавать наружу небольшой конвейер — вот! Я нарисую тебе.
— Прежде завтрак нарисуй, — сказала Десси. — Нарисуй глазунью. Окрась розовым и белым ветчину.
— Будет сделано! — воскликнул Том, открыл дверцу, занялся плитой так яростно, что волоски на пальцах свернулись и обуглились от жара. Подложил дров и опять засвистал свою мелодию.
— Ты точно козлоногий фавн, играющий на свирели где-нибудь на холме в древней Греции.
— А кто ж я, как не фавн? — воскликнул Том.
«Он так непритворно весел, почему же у меня на сердце тяжело? — горестно подумала Десси. — Почему я никак не могу выкарабкаться из серого мешка своей тоски?.. Нет, выкарабкаюсь! — вскричала она мысленно. — Раз он может, то и я смогу».
— Том! — сказала она.
— Окрась мою глазунью в радостный, в пурпурный цвет.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

1
Долго в тот год зеленели холмы, и лишь к концу июня трава пожелтела. Метелки овсюга, тяжелые от семян, поникло висели на стеблях. Роднички не пересыхали и летом. Скот на вольном выпасе тучнел, наливался здоровьем. В то лето население долины Салинас-Валли забыло о засушливых годах. Фермеры прикупали землю, не соразмеряя со своими возможностями, и подсчитывали будущую прибыль на обложках чековых книжек.
Том Гамильтон трудился, как усердный великан — не только шершавыми сильными руками, но и сердцем и душой. Снова застучал молот в кузнице. Том покрасил старый дом, побелил сараи. Съездил в Кинг-Сити, изучил устройство туалетного бачка и соорудил ватерклозет из жести, которую умело согнул, и дерева, украшенного резьбой. Поскольку вода из родника поступала слабо, он сбил из секвойного красного дерева чан и поставил у дома, а воду туда подавал насос, приводимый в движение самодельным ветрячком, так умно слаженным, что он вертелся при самом слабом ветре. И Том сделал из металла и дерева модели еще двух своих изобретений, чтобы осенью послать в бюро патентов.
И трудился он весело, энергично. Десси приходилось вставать очень рано, иначе Том, того гляди, сделает сам всю домашнюю работу. Но она видела, что это великанье рыжее веселье не было естественным и легким, как у Самюэла. Оно не вскипало, не подымалось из нутра само собой. Том создавал, формовал, строил это веселье, прилагая все свое умение.
Десси была богаче всех в Долине приятельницами, но задушевных подруг у нее не было. И никому она не сказала о своем недуге, о своих болях. Хранила их в тайне.
Как-то застав ее замершей, напрягшейся в приступе боли. Том встревоженно воскликнул:
— Десси, что с тобой?
— Легкий прострел. Резануло спину — и уже прошло, — ответила она, согнав напряжение с лица. И через минуту оба уже смеялись.
Они часто и много смеялись, как бы подбадривая самих себя. Только ночью возвращалось к Десси горе утраты, неизбывное, невыносимое. А Том лежал в своей комнате, во тьме, и недоумевал, как ребенок. Слышал, как стучит, утомленно пошумливая, его сердце. Гнал от себя горькие мысли о сестре, хватался за планы, затеи, замыслы, изобретения.
Летними вечерами они всходили иногда на холм, глядели на закат, прощально красивший вершины западных гор, подставляли лицо ветерку, который шел в долину на место жаркого дневного воздуха, поднявшегося ввысь. Оба молча вдыхали вечерний покой. Оба были застенчивы и потому не говорили о себе. И, в сущности, не знали друг о друге ничего.
И Том удивился, и сама Десси удивилась своей смелости, когда однажды вечером спросила Тома, стоя на холме:
— Том, почему ты не женишься?
Он глянул на нее, отвел глаза, сказал:
— А кто за меня пойдет?
— Ты шутишь или серьезно?
— Кто за меня пойдет? — повторил он. — Кому я такой нужен?
— Ты, я вижу, говоришь всерьез. — И, нарушая неписаный закон их взаимной сдержанности, Десси спросила: — Ты был когда-нибудь влюблен?
— Нет, — коротко ответил он.
— Хотелось бы мне это знать, — произнесла она, точно не слыша.
Спустились с холма; Том молчал. Но на крыльце неожиданно сказал:
— Тебе здесь тоскливо. Тебе хочется уехать. — И, подождав минуту: — Так ведь? Ответь мне.
— Мне здесь лучше, чем где бы то ни было, — сказала Десси и спросила: — Ты к женщинам ездишь хоть изредка?
— Да, — сказал он.
— И удается там развеяться?
— Почти что нет.
— Что же ты намерен делать?
— Не знаю.
Они молча вошли в дом. Том зажег в старой гостиной лампу. Набитый конским волосом диван прислонил к стене изогнутую спинку — тот самый диван, на котором Том ездил на танцы и который потом основательно чинил. И на полу зеленый ковер — с тропкой истертости от дверей к дверям.
Десси села на диван, Том — у круглого стола посреди комнаты. Десси видела, что Том все еще сконфужен своим признанием. «Как неиспорчен он душой, — думалось Десси, — и как неприспособлен к миру, в котором даже я разбираюсь лучше, чем он. Он рыцарь по натуре, избавитель от эмеев-драконов. Мелкие грешки его кажутся ему так велики, что он считает себя недостойным, низменным. Ах, был бы жив отец. Он ощущал великие задатки в Томе. Он, может, быть, сумел бы извлечь их из тьмы, дать им крылатый простор».
Чтобы отвлечь и зажечь Тома, она заговорила о другом.
— Уж раз мы толкуем о себе, то подумай вот о чем. Весь наш мирок ограничен долиной да редкими поездками в Сан-Франциско. Ты был хоть раз южнее Сан-Луис-Обиспо «Город в Калифорнии севернее Лос-Анджелеса.»? Я ни разу не была.
— И я ни разу, — сказал Том.
— Ну разве не глупо?
— Очень многие не были, — сказал Том.
— Но каким это законом предписано так жить? Мы могли бы съездить в Париж, в Рим или в Иерусалим. Как бы я хотела увидеть Колизей!
Он недоверчиво взглянул на Десси — не шутит ли она.
— Но как же мы поедем? Нужно много денег.
— Думаю, не так уж много, — сказала Десси. — Не обязательно жить в дорогих отелях. Можно сесть на самый дешевый пароход, ехать третьим классом. Как наш отец плыл сюда из Ирландии. И в Ирландию могли бы заехать.
Он все еще смотрел с недоверием, но в глазах уже зажегся огонек.
— Год поработаем, будем экономить каждый цент. Я в Кинг-Сити наберу заказов на шитье. Уилл нам поможет. А на будущее лето ты продашь весь скот, и мы поедем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189