- Если мои заставы пропустят сюда разведчиков Фригийца, я
самолично сдеру с их командиров шкуры. Что говорят боги, Калхас?
Они понимают, от какой случайности зависит наша судьба?
- Не знаю. Пока они молчат.- Пастух дотронулся до
шарика. Тот был равнодушно-прохладен и невесом - словно простая
стеклянная безделушка, а не талисман, подаренный Гермесом.- Я
больше надеюсь на твои заставы, чем на богов.
- Посмотрим. Я многие месяцы муштровал и аркадян, и
варваров. Чему-то научил. Но я был бы спокоен только в случае,
если сам мог бы присутствовать на каждой заставе.- Дотим
хихикнул.- Может быть, помолиться твоему Гермесу, чтобы он
разделил меня на десять частей?
Они нашли Эвмена на середине склона. Он сидел около одного из
костров в окружении сатрапов и что-то им объяснял.
- О! Дотим! Калхас! Подходите поближе! - пригласил
стратег.- Может быть объясните нашим друзьям, почему после
второй стражи нужно перестать подбрасывать хворост?
При слове "друзья" лицо Дотима приняло вполне
определенное выражение.
- В первую стражу солдат готовит ужин, во
вторую - ужинает и ложится спать. Что непонятного? Если жечь
костры всю ночь, утром Антигон будет здесь. Он догадается, что
лагерь - большая обманка.
- Все это так,- возвысил голос Антиген.- Но не слишком
ли сложно? На войне безошибочно действуют только простые
хитрости.
- Стратег, мне некогда спорить с... с
"друзьями",- нетерпеливо сказал Дотим.- Выдели им
несколько костров. И пусть их люди палят огонь всю ночь,- с
этими словами Дотим поклонился едва заметно улыбающемуся Эвмену
и вышел из освещенного круга.
Откланялся и Калхас, последовавший за наемником. Мысль
провести еще одну ночь в обществе сатрапов не прельщала его.
- Эти ублюдки будут спорить только для того, чтобы
- Эти ублюдки будут спорить только для того, чтобы
спорить! - шепеляво бушевал Дотим.- Будь моя воля - я
побросал бы их в огонь вместо хвороста.
Они спустились ниже по склону. Дотим увидел своих воинов и
показал, около какого костра искать его в случае, если дозоры
пришлют вестников.
- За что боги наказывают нас? - спросил у небес вождь
наемников, когда они перестали жевать жесткие ячменные лепешки,
заменившие ужин.- Страшнее глупости друзей может быть только
их неверность. А у нас и первое, и второе.
- Ты красиво сказал,- устало ответил Калхас.- Может
это хорошо, что неверность сопровождается глупостью?
- Ничего подобного,- покачал головой Дотим.- Действия
умного еще можно предсказать, а глупца - нет.- Тем более, что
глупцов у нас много...
Мысли о сатрапах сделали наемника неразговорчивым. Тихонько
покачиваясь взад-вперед он сидел перед огнем и отдавался не
очень радостным раздумьям. Иногда что-то настораживало Дотима,
он поднимался и терпеливо всматривался в ту сторону темноты, где
лежала солончаковая пустыня. К счастью чутье пока подводило
его - каждый раз наемник с явным облегчением возвращался в
прежнюю позу.
Калхас не представлял, что там можно разглядеть. Особенно из
ярко освещенного солнцем круга света, в котором они сидели.
Однако и он чувствовал неясную угрозу, таившуюся за северным
горизонтом. Она не позволяла успокоиться: склон казался слишком
голым, открытым, костер - ярким. Хотелось разбросать головни,
затоптать угли и замереть, завернувшись в плащ, слившись с
землей. К концу второй стражи Калхас ощутил, что находится на
грани паники: в каждом из воинов, что проходил мимо них с
охапками хвороста, ему мерещился неприятель, а из темноты он
ежемгновенно ждал стрел, дротиков и воинственного клича
Антигоновых воинств.
"Я устал. Просто очень устал",- старался взять себя в
руки Калхас, но тело трепетало и не слушалось. К счастью, вторая
стража кончилась, и Дотим решил устраиваться ко сну. Аркадяне
перестали подбрасывать в огонь хворост. Когда в костре остались
одни уголь, они отгребли их подальше, а на горячую землю уложили
несколько вязанок, в которых было поменьше колючек, поверх них
же устроились сами.
Мороз пощипывал выставленный из-под плаща нос пастуха, зато
спине было томно и жарко. Как ни странно, без костра стало
светлее. Теперь Калхас разглядел холодные, словно вымерзшие
созвездия на небе и бледный, изъеденный темными впадинами диск
Луны, опускавшейся за смутно угадываемые горы. Он вспомнил, как
осенью в Паретакене обе армии сошлись на длинной, безлесой
равнине. Сражение продолжалось до ночи - и даже темнота не
могла разделить их. Готовые схватиться еще раз, освещенные
мертвенным лунным сиянием, они стояли в двух сотнях шагов друг
от друга. Жутко, призрачно блестели доспехи, было слышно каждое
слово, сказанное на противоположной стороне. Затем армиями стала
овладевать оторопь. Стихли воинственные призывы, перестали
размахивать оружием - на равнину опускалось что-то невесомое,
как туман, и холодное, как Аид. Войска сами, без команды
начальников, попятились назад, а полководцам оставалось только
подчиниться их воле. Лишь отойдя от места битвы на несколько
стадиев, солдаты опять стали оживленно переговариваться. Их
отпустило мертвенное безволие - и они забыли о нем. Но Калхас
долго тогда не мог прийти в себя, словно человек, побывавший на
краю бездонной пропасти.
Что-то похожее он ощущал и сейчас. Пропасть была рядом, совсем
рядом. От близости пустоты ныло под ложечкой. Калхас зажмурился,
дабы совладать со смятением, царящим в душе. Постепенно ему
удалось прийти в себя. Когда мир обрел устойчивость, и сердце
перестало бешено колотиться в груди, он услышал бодрое
похрапывание Дотима, предпочитавшего сон предчувствиям. Именно
этот храп окончательно успокоил пастуха. Он посмотрел еще раз на
лениво мерцающие огни и с облечением подчинился усталой дреме.
* * *
Проснулся Калхас из-за того, что исчезла спина Дотима, к которой
он ночью прижимался плечом. Земля была еще теплой от костра, но
в воздухе стоял тяжелый холодный туман. Пастух рывком поднялся
на ноги - туман укутывал землю только на высоту локтя. Встав во
весь рост он увидел, что настало утро и солнце уже прогнало
сумерки вглубь пустыни. Солончаки сейчас были похожи на парное
молоко - туман широкими лентами стекал на них с гор. Этим утром
воздух не был таким морозным, как прошлым, однако, прежде чем
пойти к месту ночевки стратега, Калхас тщательно завернулся в
плащ.
Выше по склону царило оживление. Прибыли отряды Амфимаха, и это
подняло настроение у всех. Днем ожидалась наемная конница
Эвмена, а следующим утром должны были подойти аргираспиды. Хотя
даже через сутки собравшиеся на этом склоне все еще будут слабы
для противостояния Антигону, данных известий оказалось
достаточно, чтобы сменить в душах стратегов страх на радостную
эйфорию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42