Только что внесли новые блюда - фрукты в меду, медвяный
горошек, сладкие хлебцы и сладкую кашу из пшеницы. Виночерпии
наполняли колоколообразные кратеры тягучим сладким вином,
разбавляя его водой, пахнущей розовым маслом. Служки разносили
их по столам, подковой охватывавшим царский трон и разливали
смесь в чаши пирующих.
Калхас устроился между Иеронимом и Филиппом. Некоторое время он
пил вино, не обращая внимания на то, что происходит вокруг.
Гиртеада тяжело переносила последние недели беременности, и это
все больше заботило его. Только третья чаша сумела отвлечь и
успокоить. Калхас стал оглядываться по сторонам и обнаружил, что
почти все пирующие внимают стоящему перед алтарем Певкесту.
Певкест был низким, грузным человеком. С трудом верилось, что
когда-то он слыл храбрейшим из телохранителей Царя. Несколько
лет, проведенных во главе богатой, изнеженной провинции
превратили его в мирное существо - по крайней мере внешне.
Сбитый к верхней губе, массивный нос делал Певкеста похожим на
овцу. Борода - завитая, крашеная на персидский манер
охрой - вместо толики величественности добавляла к его облику
обывательскую нелепость. Человек не знающий не принял бы
Певкеста за сатрапа. Скорее он напоминал пожилого
добропорядочного отца семейства. Сегодня винные пары привели его
в сентиментальное и одновременно приподнятое настроение. Со
слезами на глазах и воодушевлением в голосе он в несчетный раз
уже рассказывал о своей преданности Александру.
- ... Я был там - в земляном городе маллов, где Его
ранили, и кровь Царя лилась на мои руки. Лестница обломилась,
когда Он уже спрыгнул на ту сторону стены. А мы - нас-то с Ним
было всего трое! - не успели Его остановить. Мы последовали за
Царем. Абрея тут же убили, Леонната поразили в ногу, лишь я
остался рядом с Ним.- Певкест молитвенно протянул руки к
трону: - Царь, Ты не думал об опасности! Ты один мог бы
разогнать толпу этого полуголого сброда. Но они пустили тучу
стрел и несколько вонзилось в Твою грудь.- Сатрап закрыл
глаза. Его лицо омрачила тень от болезненного
воспоминания.- Ты рассвирипел. Ты завалил мертвыми врагами все
вокруг себя. Но по Твоим доспехам текла кровь... Я увидел, что
царская рука слабеет, а движения становятся неверными. Он
покачнулся,- Певкест качнулся сам,- и под восторженные вопли
индийцев упал на землю. Я проклинал небеса, проклинал этот
злосчастный город, проклинал себя. Мы с Леоннатом - тот стоя на
одном колене - прикрыли тело Царя, думали умереть тут же,
рядом, но Зевс над нами смилостивился. Пришла наконец подмога и,
словно почувствовав это, Царь зашевелился. Опираясь на мое
плечо, Он поднялся на ноги и смотрел, как избивают индийцев.
Подобно опытному актеру Певкест сделал задумчивое лицо и
ненадолго умолк. Пирующие знали его рассказы досконально, но
каждый раз шумно выражали одобрение.
- А когда мы вынули из Его груди наконечники, кровь
хлынула мне на руки, и Царь потерял сознание.- Было видно, что
сатрап готов заплакать.- Она все шла, и мы никак не могли ее
остановить. Он был белее снега на вершинах Тавра... Его
положили на корабль, повезли к лагерю. Там уже распространился
слух, что Царя убили. Ты, Эвмен, ты, Филипп, ты, Эвдим,- все
вы были на берегу вместе с тысячами воинов, с тысячами
воинов... Помните, как сняли палатку на носу судна - и Он
поднялся с ложа, дабы помахать всем вам рукой?
- Мы рыдали! - воскликнул Филипп.
- Рыдали! Больше я никогда не увижу так много радости в
слезах.- Певкест наклонился к щиту Александра, стоявшему у
подножия трона, и облобызал его.
Когда сатрап повернулся к залу, лицо его стало пасмурным. Не
доходя до своего ложа, он остановился и обратился к Эвмену:
- Но ты был в лагере, когда Царь истекал кровью.
- Это упрек? - спокойно спросил стратег.
- Один я из всех присутствующих здесь был рядом с
Царем! - лицо Певкеста изменилось. Оно стало
надменно-ледяным.- Я слышал его слова, которые мне казались
последними, и которых не знает никто. Многие сейчас почитают
себя за близких к Царю людей, но им ни разу не приходилось
закрывать его грудью от врага.
По залу пробежал настороженный гул. Антиген с холодным
любопытством смотрел на Эвмена. Иероним сокрушенно качал
головой. Остальные перешептывались, смущенно прятали глаза.
- Честь тебе и хвала,- не менее спокойно, чем мгновением
раньше сказал стратег.- Однако я думаю, что услуги, которые
оказали Царю другие, например те, что сейчас пьют вино в одном с
тобой шатре, также немалы.
- А я говорю о спасении жизни,- опускаясь на ложе
негромко, но внятно, проговорил Певкест.
- Должность архиграмматика тоже почетна,- безучастно
промолвил Тевтам.
- Старые разговоры,- Эвмен невозмутимо помешивал вино
миртовой веточкой.- Неужели вы не устали от них? По-моему, я
доказал, что понимаю, когда стоит обижаться, а когда - нет. Ну
а услуги Царю... Тебе ли, Певкест, не знать, почему до сих пор
царские сокровищницы в Сузах, Кинде, Эктабанах набиты
золотом,- и война, которая не стихает после Его смерти, не
может исчерпать их до дна? Ну а ты, Тевтам, наверное, не забыл,
что случилось сразу после кончины Царя, и кто предотвратил
бойню. Думаю, что большинство из нас ныне бродило бы по Аиду,
если бы резня между фалангой и царской гетайрией все-таки
началась. Между прочим на смертном одре Царь молил нас об
одном - о согласии. Я не люблю хвалиться старыми заслугами и не
хочу продолжать. Давайте прекратим препираться. Безнадежное
дело - выбирать лучшего. Безнадежное и глупое.
Тлеполем, сатрап Кармании, словно не слышавший предыдущего
разговора, взахлеб принялся вспоминать о пожаре, который
хмельной Александр устроил в персидской столице, и Калхас
почувствовал, как облегченно вздохнули Иероним с Филиппом.
Пастух поблагодарил богов за то, что Дотим в это время нес со
своими стрелками дозор на границе солончаковой пустыни.
Аркадянин обязательно устроил бы скандал. Если даже вожди
аргираспидов приводили его в невменяемое состояние, то
разглагольствования сатрапов действовали как запах крови на
обезумевшего быка.
- Он прекрасно умеет затыкать рот,- негромко произнес
Иероним.- Боюсь только, что это опять ненадолго.
- Наш союз напоминает мне семью, где муж с женой терпеть
не могут друг друга, а дети из-за постоянных скандалов готовы
бежать из дому,- сказал Калхас.
- Горько,- мотнул головой историк.
- Они никак не могут вколотить в свои ожиревшие мозги, что
стратег - единственный из них, кто умеет побеждать. Остальные
могут только ворчать. Еще подчиняться. Подчинение должно быть их
главной добродетелью,- зло пробубнил Филипп.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42
горошек, сладкие хлебцы и сладкую кашу из пшеницы. Виночерпии
наполняли колоколообразные кратеры тягучим сладким вином,
разбавляя его водой, пахнущей розовым маслом. Служки разносили
их по столам, подковой охватывавшим царский трон и разливали
смесь в чаши пирующих.
Калхас устроился между Иеронимом и Филиппом. Некоторое время он
пил вино, не обращая внимания на то, что происходит вокруг.
Гиртеада тяжело переносила последние недели беременности, и это
все больше заботило его. Только третья чаша сумела отвлечь и
успокоить. Калхас стал оглядываться по сторонам и обнаружил, что
почти все пирующие внимают стоящему перед алтарем Певкесту.
Певкест был низким, грузным человеком. С трудом верилось, что
когда-то он слыл храбрейшим из телохранителей Царя. Несколько
лет, проведенных во главе богатой, изнеженной провинции
превратили его в мирное существо - по крайней мере внешне.
Сбитый к верхней губе, массивный нос делал Певкеста похожим на
овцу. Борода - завитая, крашеная на персидский манер
охрой - вместо толики величественности добавляла к его облику
обывательскую нелепость. Человек не знающий не принял бы
Певкеста за сатрапа. Скорее он напоминал пожилого
добропорядочного отца семейства. Сегодня винные пары привели его
в сентиментальное и одновременно приподнятое настроение. Со
слезами на глазах и воодушевлением в голосе он в несчетный раз
уже рассказывал о своей преданности Александру.
- ... Я был там - в земляном городе маллов, где Его
ранили, и кровь Царя лилась на мои руки. Лестница обломилась,
когда Он уже спрыгнул на ту сторону стены. А мы - нас-то с Ним
было всего трое! - не успели Его остановить. Мы последовали за
Царем. Абрея тут же убили, Леонната поразили в ногу, лишь я
остался рядом с Ним.- Певкест молитвенно протянул руки к
трону: - Царь, Ты не думал об опасности! Ты один мог бы
разогнать толпу этого полуголого сброда. Но они пустили тучу
стрел и несколько вонзилось в Твою грудь.- Сатрап закрыл
глаза. Его лицо омрачила тень от болезненного
воспоминания.- Ты рассвирипел. Ты завалил мертвыми врагами все
вокруг себя. Но по Твоим доспехам текла кровь... Я увидел, что
царская рука слабеет, а движения становятся неверными. Он
покачнулся,- Певкест качнулся сам,- и под восторженные вопли
индийцев упал на землю. Я проклинал небеса, проклинал этот
злосчастный город, проклинал себя. Мы с Леоннатом - тот стоя на
одном колене - прикрыли тело Царя, думали умереть тут же,
рядом, но Зевс над нами смилостивился. Пришла наконец подмога и,
словно почувствовав это, Царь зашевелился. Опираясь на мое
плечо, Он поднялся на ноги и смотрел, как избивают индийцев.
Подобно опытному актеру Певкест сделал задумчивое лицо и
ненадолго умолк. Пирующие знали его рассказы досконально, но
каждый раз шумно выражали одобрение.
- А когда мы вынули из Его груди наконечники, кровь
хлынула мне на руки, и Царь потерял сознание.- Было видно, что
сатрап готов заплакать.- Она все шла, и мы никак не могли ее
остановить. Он был белее снега на вершинах Тавра... Его
положили на корабль, повезли к лагерю. Там уже распространился
слух, что Царя убили. Ты, Эвмен, ты, Филипп, ты, Эвдим,- все
вы были на берегу вместе с тысячами воинов, с тысячами
воинов... Помните, как сняли палатку на носу судна - и Он
поднялся с ложа, дабы помахать всем вам рукой?
- Мы рыдали! - воскликнул Филипп.
- Рыдали! Больше я никогда не увижу так много радости в
слезах.- Певкест наклонился к щиту Александра, стоявшему у
подножия трона, и облобызал его.
Когда сатрап повернулся к залу, лицо его стало пасмурным. Не
доходя до своего ложа, он остановился и обратился к Эвмену:
- Но ты был в лагере, когда Царь истекал кровью.
- Это упрек? - спокойно спросил стратег.
- Один я из всех присутствующих здесь был рядом с
Царем! - лицо Певкеста изменилось. Оно стало
надменно-ледяным.- Я слышал его слова, которые мне казались
последними, и которых не знает никто. Многие сейчас почитают
себя за близких к Царю людей, но им ни разу не приходилось
закрывать его грудью от врага.
По залу пробежал настороженный гул. Антиген с холодным
любопытством смотрел на Эвмена. Иероним сокрушенно качал
головой. Остальные перешептывались, смущенно прятали глаза.
- Честь тебе и хвала,- не менее спокойно, чем мгновением
раньше сказал стратег.- Однако я думаю, что услуги, которые
оказали Царю другие, например те, что сейчас пьют вино в одном с
тобой шатре, также немалы.
- А я говорю о спасении жизни,- опускаясь на ложе
негромко, но внятно, проговорил Певкест.
- Должность архиграмматика тоже почетна,- безучастно
промолвил Тевтам.
- Старые разговоры,- Эвмен невозмутимо помешивал вино
миртовой веточкой.- Неужели вы не устали от них? По-моему, я
доказал, что понимаю, когда стоит обижаться, а когда - нет. Ну
а услуги Царю... Тебе ли, Певкест, не знать, почему до сих пор
царские сокровищницы в Сузах, Кинде, Эктабанах набиты
золотом,- и война, которая не стихает после Его смерти, не
может исчерпать их до дна? Ну а ты, Тевтам, наверное, не забыл,
что случилось сразу после кончины Царя, и кто предотвратил
бойню. Думаю, что большинство из нас ныне бродило бы по Аиду,
если бы резня между фалангой и царской гетайрией все-таки
началась. Между прочим на смертном одре Царь молил нас об
одном - о согласии. Я не люблю хвалиться старыми заслугами и не
хочу продолжать. Давайте прекратим препираться. Безнадежное
дело - выбирать лучшего. Безнадежное и глупое.
Тлеполем, сатрап Кармании, словно не слышавший предыдущего
разговора, взахлеб принялся вспоминать о пожаре, который
хмельной Александр устроил в персидской столице, и Калхас
почувствовал, как облегченно вздохнули Иероним с Филиппом.
Пастух поблагодарил богов за то, что Дотим в это время нес со
своими стрелками дозор на границе солончаковой пустыни.
Аркадянин обязательно устроил бы скандал. Если даже вожди
аргираспидов приводили его в невменяемое состояние, то
разглагольствования сатрапов действовали как запах крови на
обезумевшего быка.
- Он прекрасно умеет затыкать рот,- негромко произнес
Иероним.- Боюсь только, что это опять ненадолго.
- Наш союз напоминает мне семью, где муж с женой терпеть
не могут друг друга, а дети из-за постоянных скандалов готовы
бежать из дому,- сказал Калхас.
- Горько,- мотнул головой историк.
- Они никак не могут вколотить в свои ожиревшие мозги, что
стратег - единственный из них, кто умеет побеждать. Остальные
могут только ворчать. Еще подчиняться. Подчинение должно быть их
главной добродетелью,- зло пробубнил Филипп.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42