Так вот, нам, кто обратится в тлен и прах, куда важней обладать этой
упрямой гордостью, чем другим - сильным и уверенным. Она - единственное,
что у нас есть, и только она одна нам опора.
Лиловость... а что же такое Лиловость? Не просто цвет, нечто большее.
Быть может, дыхание бессмертия, дух невообразимого равнодушия: бессмертный
не может себе позволить о ком-то тревожиться, к кому-то привязаться, ибо
все преходящи, все живут лишь краткий миг, а бессмертный идет своей
дорогой, в будущее без конца, без предела, - там встретятся новые твари,
новые мимолетные жизни, и о них тоже не стоит тревожиться.
А ведь это - одиночество, вдруг понял я, безмерное, неизбывное
одиночество, - людям никогда не придется изведать такое...
Безнадежное одиночество, ледяной, неумолимый холод... во мне вдруг
шевельнулась жалость. Как-то странно жалеть дерево. Но нет, не дерево мне
жаль и не те лиловые цветы, а неведомое. Нечто, которое провожало меня из
чужого мира, которое и сейчас здесь, со мной... жаль живую мыслящую
материю - такую же, из какой создан и я.
- Я тоже сожалею о тебе, - сказал я и, еще не досказав, опомнился:
оно не поймет моей жалости, как не поняло бы и гордости, если бы узнало о
ней.
Из-за поворота улицы, идущей по бровке холма, на бешеной скорости
вылетела машина, яркий свет фар хлестнул по теплицам. Я отпрянул, но фары
погасли, еще не настигнув меня.
Во тьме кто-то позвал меня по имени - чуть слышно и, кажется,
пугливо.
Из-за угла, не замедляя скорости, вывернулась еще машина, ее занесло
на повороте, взвизгнули шины. Первый автомобиль круто затормозил и,
содрогнувшись, замер возле моего дома.
- Брэд, - снова чуть слышно, пугливо позвали из темноты. - Где ты,
Брэд?
- Нэнси?! Я здесь, Нэнси.
Что-то случилось, что-то очень скверное. Голос у нее точно натянутая
до отказа струна, точно пробивается он сквозь густой туман охватившего ее
ужаса. Что-то неладно, иначе не мчались бы так неистово к моему дому эти
машины.
- Мне послышалось, ты с кем-то разговариваешь, - сказала Нэнси. - Но
тебя нигде не было видно. Я и в комнатах искала, и...
Из-за дома выбежал человек - черный силуэт на миг четко обрисовался в
свете уличного фонаря. Там, за домом, были еще люди - слышался топот
бегущих, злобное бормотанье.
- Брэд, - опять сказала Нэнси.
- Тише, - предостерег я. - Что-то неладно.
Наконец-то я ее увидел. Спотыкаясь в темноте, она шла ко мне.
Возле дома кто-то заорал:
- Эй, Картер! Мы же знаем, ты у себя! Выходи, не то мы сами тебя
вытащим!
Я бегом кинулся к Нэнси и обнял ее. Она вся дрожала.
- Там целая орава, - сказала она.
- Хайрам со своей шатией, - сказал я сквозь зубы.
Зазвенело разбитое стекло, в ночное небо взметнулся длинный язык
огня.
- Ага, черт подери! - злорадно крикнул кто-то. - Может, теперь ты
вылезешь?
- Беги, - велел я Нэнси. - Наверх. Спрячься за деревьями.
- Я от Шкалика, - зашептала она. - Я его видела, он послал меня за
тобой.
В доме вдруг разгорелось яркое пламя. Окна столовой вспыхнули, как
глаза разъяренного зверя. В отсветах пожара бессмысленно, неистово
приплясывали и вопили черные фигуры.
Нэнси повернулась и побежала, я кинулся за нею, и тут позади,
перекрывая разноголосицу горланящей толпы, рявкнул оглушительный бас:
- Вот он! В саду!
Что-то дало мне подножку, я споткнулся и с разбегу ухнул в долларовые
кусты. Колючие ветки царапали лицо, цеплялись за одежду, с трудом я
поднялся на ноги, огляделся.
Из отверстия в крыше, пробитого "машиной времени", взбесившимся
фонтаном хлещет пламя. Все стихло, только рычит огонь, пожирая дом
изнутри, вгрызаясь в балки и стены.
А люди молча бегут вниз, в сад. Доносится гулкий топот, тяжелое,
прерывистое дыхание.
Наклоняюсь, шарю по земле - вот оно, то, обо что я споткнулся.
Обломок деревянного бруса длиной фута в четыре, чуть подгнивший по краям,
но еще крепкий.
Дубинка. И на том конец. Но пока меня прикончат, один из них тоже
распрощается с жизнью... а может быть, и двое.
- Беги! - кричу я Нэнси, она где-то там, хоть ее и не видно.
Осталось одно, еще только одно я должен сделать. Разбить, этой
дубиной башку Хайраму Мартину, пока меня не захлестнула толпа.
Вот они уже сбежали с холма, несутся по ровному месту, через сад.
Впереди - Хайрам. Стою и жду с дубиной наготове; а Хайрам все ближе, на
темном лице, точно белый шрам, блестят оскаленные зубы.
Надо метить между глаз, расколю ему башку пополам. А потом стукну и
еще кого-нибудь... если успею.
Пожар разгорелся в полную силу, ведь дерево старое, сухое, даже и
сюда пышет жаром.
А эти уже совсем близко... Я крепче сжал дубинку, занес повыше, жду.
Вдруг, в нескольких шагах от меня, они сбились, затоптались на
месте... одни попятились, другие застыли, рты разинуты, глаза вытаращены,
и в них - изумление, ужас. Уставились не на меня, а на что-то позади меня.
И вот - шарахнулись, бегут со всех ног обратно, вниз, и еще громче,
чем рев огня, их отчаянный вой... словно мчится и ревет перепуганное
насмерть стадо, гонимое степным пожаром.
Как ужаленный, оборачиваюсь... а, это те, из чужого мира! Черные тела
поблескивают в дрожащих отсветах пожара, серебристые перья лохматых голов
чуть колышутся на ветру. Они подходят ближе и щебечут, щебечут на своем
непонятном, певучем языке.
Не терпится им, черт возьми! Слишком поторопились, лишь бы не
упустить хоть единую предсмертную дрожь объятого ужасом клочка нашей
Земли.
Не только сегодня - снова и снова вечерами они станут сюда приходить,
станут возвращать послушное им время к этой роковой минуте. Нашлось еще
одно место, где можно стоять и ждать, пока начнется зрелище, есть еще один
призрачный дом, зияющий провалами окон, через которые можно заглянуть в
безумие и ужас иного мира.
Они приближаются, а я стою и жду, сжимая дубину, и вдруг опять -
дыхание Лиловости и знакомый неслышный голос.
"Назад, - говорит голос. - Назад. Вы пришли слишком рано. Этот мир не
открыт."
Издали кто-то зовет, но ничего не различить а грохоте и треске
пожара, в звонком, взволнованном певучем щебете этих беззаботных вампиров,
проскользнувших к нам из лиловой страны Таппера Тайлера.
"Идите назад", - повторил вяз, неслышные слова хлестнули, как взмах
бича.
И они ушли - исчезли, растворились в непостижимой тьме, во мраке
более густом и черном, чем сама ночь.
Вяз, который разговаривает... а сколько еще есть говорящих деревьев?
Много ли здесь осталось от Милвилла? Сколько уже принадлежит другому,
лиловому миру?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70