значит, утром некогда
будет идти в контору!
Вряд ли что-либо менялось оттого, сговорился я насчет рыбалки или не
сговорился. Вряд ли тут что-либо могло измениться, какими бы рассуждениями
я себя ни тешил. В ту самую минуту, как я давал себе клятву немедленно
ехать домой, я уже знал, что неминуемо окажусь в конторе.
На Главной улице было тихо и безлюдно. Почти все магазины уже
закрылись, только редкие машины еще стояли у обочин. Перед "Веселой
берлогой" толпилась кучка фермеров - видно, собралась компания выпить
пива.
У конторы я остановил машину и вылез. Вошел и даже не потрудился
повернуть выключатель. Было не так уж темно: в окно падал с перекрестка
свет уличного фонаря.
Я подошел к письменному столу, протянул руку, хотел снять трубку...
телефона не было!
Я стоял столбом, смотрел на стол и глазам не верил. Наклонился,
провел по столу ладонью, обшарил его весь, будто вообразил, что телефон
вдруг стал невидимкой и если его не углядишь, то нащупать все-таки можно.
На самом деле ничего такого а не думал. А просто никак не мог поверить
собственным глазам.
Потом я выпрямился и застыл, а по спине у меня бегали мурашки.
Наконец медленно, с опаской я повернул голову и оглядел все углы, вдруг
там затаилась какая-то мрачная тень и подстерегает... Но нигде никто не
прятался. И ничего в конторе не изменилось. Все было в точности как днем,
когда я уходил, каждая мелочь на прежнем месте - только телефон исчез.
Я зажег свет и обыскал комнату. Пошарил по углам, заглянул под стол,
перерыл все ящики, перебрал папки в шкафу.
Телефона как не бывало.
Впервые я по-настоящему стряхнул. Может, кто-то нашел этот телефон?
Ухитрился залезть в контору или каким-то образом отпер дверь - и стащил
аппарат? Но зачем, почему? Он вовсе не бросался в глаза. То есть, конечно,
у него нет ни диска, ни проводов, но если посмотреть в окно с улицы, вряд
ли можно было это заметить.
Нет, скорее, тот, кто прежде оставил этот телефон у меня на столе,
вернулся и забрал его. Может быть, это означает, что те, кто мне звонил и
предлагал работу, передумали: решили, что я им не подхожу. И забрали
телефон, а тем самым взяли назад и свое предложение.
Если так, остается одно: забыть об этой работе и вернуть деньги. Не
так-то легко будет их вернуть. Они нужны мне, ох, как нужны - просто
позарез!
Потом я сидел в машине и тщетно пытался понять - что же дальше? - но
так ничего и не надумал, включил мотор и медленно покатил по Главной
улице.
Завтра утром, думал я, заеду за Элфом Питерсоном и двинем мы с ним на
целую неделю на рыбалку. Да, хорошо бы потолковать со старым другом Элфом.
Нам есть о чем потолковать - обсудим и его сумасшедшую работу в штате
Миссисипи, и мое приключение с телефоном.
И может быть, когда Элф отсюда уедет, я поеду с ним. Чем дальше от
Милвилла, тем лучше.
Я не стал заводить машину в гараж. Перед сном надо будет еще собрать
и уложить все походное снаряжение и рыболовную снасть, чтобы завтра с утра
выехать пораньше. Гараж у меня маленький, укладываться сподручнее прямо на
дорожке.
Я вылез из машины и остановился. В лунном свете угрюмой горбатой
тенью чернел дом; поодаль, за углом, поблескивали под луной два или три
уцелевших стекла обветшалых, вросших в землю теплиц. И чуть виднелась
макушка вымахавшего рядом с ними вяза. Помню, много лет назад я заметил
нечаянно пробившийся побег - слабый, тоненький прутик - и хотел его
выдернуть, но отец не позволил: дерево имеет такое же право жить, как и
все мы, сказал он. Так и сказал: такое же право, как и мы. Удивительный
человек был мой отец, в глубине души он верил, что цветы и деревья
чувствуют и думают, как люди.
И опять я ощутил слабый аромат лиловых цветов, вольно разросшихся
вокруг теплиц, - тот самый аромат, которым меня обдало у веранды Шервудов.
Но магического круга на этот раз не было.
Я обогнул дом и остановился: в кухне горел свет. Наверно, забыл
погасить, подумал я... Впрочем, хоть убей, не помню, что бы я его зажег.
Но и дверь кухни оказалась открытой, а я точно помнил, как, уходя,
захлопнул ее, да еще толкнул ладонью, проверяя, защелкнулся ли замок, и
только потом пошел к машине.
Может быть, кто-то меня ждет или в доме побывал вор и все очистил,
хотя, бог свидетель, поживиться у меня нечем. А может, ребята озоровали -
есть у нас такие шалые, никакого удержу не знают.
Несколько быстрых шагов - и я так и стал посреди кухни. Тут и впрямь
был посетитель, меня ждали.
На табурете сидел Шкалик Грант; он согнулся в три погибели, прижал
обе руки к животу и медленно раскачивался из стороны в сторону, словно от
боли.
- Грант! - крикнул я.
В ответ он то ли застонал, то ли замычал.
Опять нализался. Пьян вдрызг, в стельку, и как он умудрился допиться
до такого состояния на тот мой несчастный доллар? А может, он сперва
выпросил и еще у двоих или троих, чтобы уж сразу налакаться всласть?
- Грант, - зло повторил я, - какого черта?
Я обозлился всерьез. Пусть его пьет, сколько влезет, это не моя
забота, но по какому праву он врывается ко мне в дом?
Шкалик опять простонал, свалился с табурета и нелепой кучей тряпья
шмякнулся на пол. Что-то выпало из кармана его драной куртки, забренчало,
зазвенело и покатилось по истертому линолеуму.
Я опустился на колени и с немалым трудом кое-как перевернул пьянчугу
на спину, физиономия у него была распухшая, вся в багровых пятнах, дыхание
неровное, прерывистое, но перегаром от него не пахло. Не веря себе, я
наклонился пониже - нет, он явно трезвый!
- Брэд! - пробормотал он. - Это ты, Брэд?
- Я, я, не волнуйся. Сейчас я тебе помогу.
- Уже скоро, - зашептал он. - Времени в обрез.
- Что скоро?
Но он не ответил. Его одолел приступ удушья. Он силился что-то
сказать и не мог, слова душили его, застревали в горле.
Я вскочил, кинулся в гостиную, зажег свет у телефона. Второпях,
бестолково и неуклюже стал листать телефонную книжку, все время
подворачивались не те страницы. Наконец я отыскал номер доктора Фабиана,
набрал и стал ждать: в трубке раздавался гудок за гудком. Хоть бы старик
был дома, хоть бы не укатил куда-нибудь по вызову! Если его нету, никто не
отзовется, на миссис Фабиан надеяться нечего. У нее жестокий артрит, она
еле ползает. Доктор всегда старается залучить кого-нибудь, чтоб
присматривали за ней, когда его нет дома, и отвечали на звонки, но это ему
не всякий раз удается. Миссис Фабиан - старуха нравная, на нее не угодишь,
и сносить ее придирки никому не охота.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70
будет идти в контору!
Вряд ли что-либо менялось оттого, сговорился я насчет рыбалки или не
сговорился. Вряд ли тут что-либо могло измениться, какими бы рассуждениями
я себя ни тешил. В ту самую минуту, как я давал себе клятву немедленно
ехать домой, я уже знал, что неминуемо окажусь в конторе.
На Главной улице было тихо и безлюдно. Почти все магазины уже
закрылись, только редкие машины еще стояли у обочин. Перед "Веселой
берлогой" толпилась кучка фермеров - видно, собралась компания выпить
пива.
У конторы я остановил машину и вылез. Вошел и даже не потрудился
повернуть выключатель. Было не так уж темно: в окно падал с перекрестка
свет уличного фонаря.
Я подошел к письменному столу, протянул руку, хотел снять трубку...
телефона не было!
Я стоял столбом, смотрел на стол и глазам не верил. Наклонился,
провел по столу ладонью, обшарил его весь, будто вообразил, что телефон
вдруг стал невидимкой и если его не углядишь, то нащупать все-таки можно.
На самом деле ничего такого а не думал. А просто никак не мог поверить
собственным глазам.
Потом я выпрямился и застыл, а по спине у меня бегали мурашки.
Наконец медленно, с опаской я повернул голову и оглядел все углы, вдруг
там затаилась какая-то мрачная тень и подстерегает... Но нигде никто не
прятался. И ничего в конторе не изменилось. Все было в точности как днем,
когда я уходил, каждая мелочь на прежнем месте - только телефон исчез.
Я зажег свет и обыскал комнату. Пошарил по углам, заглянул под стол,
перерыл все ящики, перебрал папки в шкафу.
Телефона как не бывало.
Впервые я по-настоящему стряхнул. Может, кто-то нашел этот телефон?
Ухитрился залезть в контору или каким-то образом отпер дверь - и стащил
аппарат? Но зачем, почему? Он вовсе не бросался в глаза. То есть, конечно,
у него нет ни диска, ни проводов, но если посмотреть в окно с улицы, вряд
ли можно было это заметить.
Нет, скорее, тот, кто прежде оставил этот телефон у меня на столе,
вернулся и забрал его. Может быть, это означает, что те, кто мне звонил и
предлагал работу, передумали: решили, что я им не подхожу. И забрали
телефон, а тем самым взяли назад и свое предложение.
Если так, остается одно: забыть об этой работе и вернуть деньги. Не
так-то легко будет их вернуть. Они нужны мне, ох, как нужны - просто
позарез!
Потом я сидел в машине и тщетно пытался понять - что же дальше? - но
так ничего и не надумал, включил мотор и медленно покатил по Главной
улице.
Завтра утром, думал я, заеду за Элфом Питерсоном и двинем мы с ним на
целую неделю на рыбалку. Да, хорошо бы потолковать со старым другом Элфом.
Нам есть о чем потолковать - обсудим и его сумасшедшую работу в штате
Миссисипи, и мое приключение с телефоном.
И может быть, когда Элф отсюда уедет, я поеду с ним. Чем дальше от
Милвилла, тем лучше.
Я не стал заводить машину в гараж. Перед сном надо будет еще собрать
и уложить все походное снаряжение и рыболовную снасть, чтобы завтра с утра
выехать пораньше. Гараж у меня маленький, укладываться сподручнее прямо на
дорожке.
Я вылез из машины и остановился. В лунном свете угрюмой горбатой
тенью чернел дом; поодаль, за углом, поблескивали под луной два или три
уцелевших стекла обветшалых, вросших в землю теплиц. И чуть виднелась
макушка вымахавшего рядом с ними вяза. Помню, много лет назад я заметил
нечаянно пробившийся побег - слабый, тоненький прутик - и хотел его
выдернуть, но отец не позволил: дерево имеет такое же право жить, как и
все мы, сказал он. Так и сказал: такое же право, как и мы. Удивительный
человек был мой отец, в глубине души он верил, что цветы и деревья
чувствуют и думают, как люди.
И опять я ощутил слабый аромат лиловых цветов, вольно разросшихся
вокруг теплиц, - тот самый аромат, которым меня обдало у веранды Шервудов.
Но магического круга на этот раз не было.
Я обогнул дом и остановился: в кухне горел свет. Наверно, забыл
погасить, подумал я... Впрочем, хоть убей, не помню, что бы я его зажег.
Но и дверь кухни оказалась открытой, а я точно помнил, как, уходя,
захлопнул ее, да еще толкнул ладонью, проверяя, защелкнулся ли замок, и
только потом пошел к машине.
Может быть, кто-то меня ждет или в доме побывал вор и все очистил,
хотя, бог свидетель, поживиться у меня нечем. А может, ребята озоровали -
есть у нас такие шалые, никакого удержу не знают.
Несколько быстрых шагов - и я так и стал посреди кухни. Тут и впрямь
был посетитель, меня ждали.
На табурете сидел Шкалик Грант; он согнулся в три погибели, прижал
обе руки к животу и медленно раскачивался из стороны в сторону, словно от
боли.
- Грант! - крикнул я.
В ответ он то ли застонал, то ли замычал.
Опять нализался. Пьян вдрызг, в стельку, и как он умудрился допиться
до такого состояния на тот мой несчастный доллар? А может, он сперва
выпросил и еще у двоих или троих, чтобы уж сразу налакаться всласть?
- Грант, - зло повторил я, - какого черта?
Я обозлился всерьез. Пусть его пьет, сколько влезет, это не моя
забота, но по какому праву он врывается ко мне в дом?
Шкалик опять простонал, свалился с табурета и нелепой кучей тряпья
шмякнулся на пол. Что-то выпало из кармана его драной куртки, забренчало,
зазвенело и покатилось по истертому линолеуму.
Я опустился на колени и с немалым трудом кое-как перевернул пьянчугу
на спину, физиономия у него была распухшая, вся в багровых пятнах, дыхание
неровное, прерывистое, но перегаром от него не пахло. Не веря себе, я
наклонился пониже - нет, он явно трезвый!
- Брэд! - пробормотал он. - Это ты, Брэд?
- Я, я, не волнуйся. Сейчас я тебе помогу.
- Уже скоро, - зашептал он. - Времени в обрез.
- Что скоро?
Но он не ответил. Его одолел приступ удушья. Он силился что-то
сказать и не мог, слова душили его, застревали в горле.
Я вскочил, кинулся в гостиную, зажег свет у телефона. Второпях,
бестолково и неуклюже стал листать телефонную книжку, все время
подворачивались не те страницы. Наконец я отыскал номер доктора Фабиана,
набрал и стал ждать: в трубке раздавался гудок за гудком. Хоть бы старик
был дома, хоть бы не укатил куда-нибудь по вызову! Если его нету, никто не
отзовется, на миссис Фабиан надеяться нечего. У нее жестокий артрит, она
еле ползает. Доктор всегда старается залучить кого-нибудь, чтоб
присматривали за ней, когда его нет дома, и отвечали на звонки, но это ему
не всякий раз удается. Миссис Фабиан - старуха нравная, на нее не угодишь,
и сносить ее придирки никому не охота.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70