Помню, тогда нам и кое-какая рыба попалась, но рыба
- это было не главное. Важнее всего - это важно и по сей день, - что
взрослый человек понимал десятилетнего мальчишку и держался с ним на
равных. В тот день, в те несколько предвечерних часов, я разом вырос. Пока
мы сидели на берегу реки, я был ничуть не меньше его - такой же человек, а
это случилось со мной впервые.
Да, надо кое-что сделать... очень мне это не во душе... но, может,
Шкалик и не рассердится. Он ведь пытался мне что-то сказать и не сумел, не
хватило сил. Уж, конечно, он поймет, что если я воспользуюсь ключами и
заберусь в его лачугу, так не с каким-то злым умыслом и не из праздного
любопытства: надо же хоть попытаться понять, о чем он старался меня
предупредить.
Еще никто никогда не переступал его порога. Свою халупу на окраине
Милвилла, у самого болота, в которое переходит луг Джека Диксона, Грант
строил понемногу, год за годом, из всякого хлама, какой попадался под
руку: бревешко или доска, которая плохо лежит, расплющенная жестянка,
обломок фанеры - все шло в ход. Сперва получилось что-то вроде конуры или
курятника с односкатной крышей - лишь бы кое-как укрыться от ветра и
дождя. Но по кусочку, по щепочке год за годом Грант все укреплял и
увеличивал эту странную постройку - и в конце концов вышло хоть и нелепое,
нескладное, с какими-то корявыми выступами и углами, а все-таки жилище.
Итак, я решился, в последний раз подбросил ключи, на лету поймал и
сунул в карман. Вышел из дому и сел в машину.
6
Призрачно белый туман тонкой пеленой стлался над болотом и завивался
у подножия пригорка, на котором стояла хижина Шкалика. Дальше, за этой
плоской белизной, вздымалась смутная тень: среди болота торчал поросший
лесом островок.
Я остановил машину и вылез; в нос ударил едкий болотный дух: пахло
тлением, плесенью, гниющими травами, ржавой стоячей водой. В сущности, не
такой уж тошнотворный завах, и, однако, было в нем что-то нечистое, меня
даже передернуло. Вероятно, к этому можно привыкнуть, подумал я. Шкалик
живет здесь так долго, что, скорей всего, принюхался и уже ничего не
чувствует.
Я оглянулся на город - сквозь темную массу мрачных, будто в дурном
сне приснившихся деревьев на миг блеснул луч уличного фонаря, что
раскачивался на ветру. Да, можно не беспокоиться, я наверняка доехал
незамеченным. Прежде чем свернуть с шоссе, я погасил фары и дальше, по
проселочной дороге, которая, петляя, доходила до хижины Гранта, полз, как
черепаха, при одном лишь тусклом свете луны.
Яко тать в нощи, подумалось мне. Да так оно и есть, вот только красть
я ничего не собираюсь.
Тропинка привела меня к двери, слепленной, будто из заплат, из
кривых, бросовых дощечек и обрезков; дверь заперта была на тяжелый засов с
огромные висячим замком. Я попробовал один из больших ключей, он подошел,
дужка замка откинулась. Толкнул дверь, она со скрипом отворилась.
Я засветил карманный фонарик, который на всякий случай прихватил из
машины. С порога повел лучом вправо и влево. Стол, три стула, у одной
стены койка, у другой очаг.
И - чистота. Деревянный пол устлан заботливо пригнанными друг к другу
кусками линолеума. И линолеум протерт до блеска. Стены оштукатурены и
тщательно оклеены клочками обоев, причем на какое-либо соответствие света
и узора мастеру было в высшей степени наплевать.
Медленно поводя по сторонам лучом фонаря, я вошел в комнату. Теперь,
кроме самых больших вещей, которые первыми бросились мне в глаза, - печка,
стол, стулья, кровать, я стал замечать и другие, помельче.
И среди прочего - то, что должен был бы заметить прежде всего, но
почему-то не заметил: на столе стоял телефон.
Я направил на него луч фонаря и долгие секунды смотрел, проверял то,
что было очевидно с самого начала, с самого первого взгляда: у этого
телефона не было ни диска, ни провода. Да и окажись у него провод, его
здесь не к чему было бы присоединить: телефонная линия никогда не доходила
до этой халупы на краю болота.
Стало быть, их три... то есть, это я знаю три. Один стоял у меня в
конторе, другой - в кабинете Джералда Шервуда, а вот и еще один - в лачуге
первейшего милвиллского лодыря и забулдыги.
А впрочем, не такой уж он забулдыга, как воображает весь Милвилл.
Мы-то думали, он зарос грязью в своей развалюхе. А между тем пол вымыт,
стены оклеены обоями, все чисто и опрятно.
Джералд Шервуд, я и Шкалик Грант - что, спрашивается, может нас
объединять? И сколько еще в Милвилле таких телефонов? С кем еще соединяют
нас неведомые, непонятные узы?
Я повел фонариком, луч взобрался на постель, застланную лоскутным
одеялом - не смятым, не скомканным, а расправленным гладко, без единой
морщинки. А потом луч осветил еще столик по ту сторону кровати. Под ним
стояли две картонные коробки. Одна без всякой надписи, на крышке другой
яркие крупные буквы - известная марка превосходного шотландского виски.
Я подошел к столику и вытащил ящик из-под виски. То, что я в нем
увидел, меня огорошило. Я думал, там сложено белье и прочие пожитки или
свален никчемный старый хлам, но никак не ожидал, что это и правда виски.
Не веря глазам, я доставал бутылку за бутылкой - непочатые, даже
нераскупоренные. Потом снова поставил их все в ящик и осторожно присел на
корточки. Где-то внутри росло желание расхохотаться... но, если вдуматься,
тут было не до смеха.
Только сегодня Шкалик выклянчил у меня доллар, уверяя, что ему с
самого утра нечем было промочить горло. А в это самое время у него под
столом стоял целый ящик первоклассного виски.
Неужели весь его вид, его повадки завзятого пьяницы и забулдыги -
просто маскарад? Грязные, обломанные ногти; мятая драная одежда; вечно
небритая физиономия и немытая шея, и вечно он клянчит на выпивку, и не
брезгует самой грязной случайной работой ради хлеба насущного... так что
же, все это - подделка и обман?
Но если это притворство, то - чего ради?
Я затолкал ящик с виски обратно под стол и вытащил вторую коробку.
Тут было уже не виски, но и не какой-нибудь старый хлам. Тут были
телефоны.
Я оцепенел, вытаращив глаза. Так, значит, вот каким образом тот
аппарат попал ко мне на стол! Его принес Шкалик, а потом дожидался меня,
подпирая стенку. Возможно, выходя из конторы, он увидал меня в конце улицы
- и попытался единственно правдоподобным образом объяснить, с какой стати
он тут околачивается. А может быть, это просто нахальство и больше ничего.
И все время он втихомолку надо мной насмехался.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70
- это было не главное. Важнее всего - это важно и по сей день, - что
взрослый человек понимал десятилетнего мальчишку и держался с ним на
равных. В тот день, в те несколько предвечерних часов, я разом вырос. Пока
мы сидели на берегу реки, я был ничуть не меньше его - такой же человек, а
это случилось со мной впервые.
Да, надо кое-что сделать... очень мне это не во душе... но, может,
Шкалик и не рассердится. Он ведь пытался мне что-то сказать и не сумел, не
хватило сил. Уж, конечно, он поймет, что если я воспользуюсь ключами и
заберусь в его лачугу, так не с каким-то злым умыслом и не из праздного
любопытства: надо же хоть попытаться понять, о чем он старался меня
предупредить.
Еще никто никогда не переступал его порога. Свою халупу на окраине
Милвилла, у самого болота, в которое переходит луг Джека Диксона, Грант
строил понемногу, год за годом, из всякого хлама, какой попадался под
руку: бревешко или доска, которая плохо лежит, расплющенная жестянка,
обломок фанеры - все шло в ход. Сперва получилось что-то вроде конуры или
курятника с односкатной крышей - лишь бы кое-как укрыться от ветра и
дождя. Но по кусочку, по щепочке год за годом Грант все укреплял и
увеличивал эту странную постройку - и в конце концов вышло хоть и нелепое,
нескладное, с какими-то корявыми выступами и углами, а все-таки жилище.
Итак, я решился, в последний раз подбросил ключи, на лету поймал и
сунул в карман. Вышел из дому и сел в машину.
6
Призрачно белый туман тонкой пеленой стлался над болотом и завивался
у подножия пригорка, на котором стояла хижина Шкалика. Дальше, за этой
плоской белизной, вздымалась смутная тень: среди болота торчал поросший
лесом островок.
Я остановил машину и вылез; в нос ударил едкий болотный дух: пахло
тлением, плесенью, гниющими травами, ржавой стоячей водой. В сущности, не
такой уж тошнотворный завах, и, однако, было в нем что-то нечистое, меня
даже передернуло. Вероятно, к этому можно привыкнуть, подумал я. Шкалик
живет здесь так долго, что, скорей всего, принюхался и уже ничего не
чувствует.
Я оглянулся на город - сквозь темную массу мрачных, будто в дурном
сне приснившихся деревьев на миг блеснул луч уличного фонаря, что
раскачивался на ветру. Да, можно не беспокоиться, я наверняка доехал
незамеченным. Прежде чем свернуть с шоссе, я погасил фары и дальше, по
проселочной дороге, которая, петляя, доходила до хижины Гранта, полз, как
черепаха, при одном лишь тусклом свете луны.
Яко тать в нощи, подумалось мне. Да так оно и есть, вот только красть
я ничего не собираюсь.
Тропинка привела меня к двери, слепленной, будто из заплат, из
кривых, бросовых дощечек и обрезков; дверь заперта была на тяжелый засов с
огромные висячим замком. Я попробовал один из больших ключей, он подошел,
дужка замка откинулась. Толкнул дверь, она со скрипом отворилась.
Я засветил карманный фонарик, который на всякий случай прихватил из
машины. С порога повел лучом вправо и влево. Стол, три стула, у одной
стены койка, у другой очаг.
И - чистота. Деревянный пол устлан заботливо пригнанными друг к другу
кусками линолеума. И линолеум протерт до блеска. Стены оштукатурены и
тщательно оклеены клочками обоев, причем на какое-либо соответствие света
и узора мастеру было в высшей степени наплевать.
Медленно поводя по сторонам лучом фонаря, я вошел в комнату. Теперь,
кроме самых больших вещей, которые первыми бросились мне в глаза, - печка,
стол, стулья, кровать, я стал замечать и другие, помельче.
И среди прочего - то, что должен был бы заметить прежде всего, но
почему-то не заметил: на столе стоял телефон.
Я направил на него луч фонаря и долгие секунды смотрел, проверял то,
что было очевидно с самого начала, с самого первого взгляда: у этого
телефона не было ни диска, ни провода. Да и окажись у него провод, его
здесь не к чему было бы присоединить: телефонная линия никогда не доходила
до этой халупы на краю болота.
Стало быть, их три... то есть, это я знаю три. Один стоял у меня в
конторе, другой - в кабинете Джералда Шервуда, а вот и еще один - в лачуге
первейшего милвиллского лодыря и забулдыги.
А впрочем, не такой уж он забулдыга, как воображает весь Милвилл.
Мы-то думали, он зарос грязью в своей развалюхе. А между тем пол вымыт,
стены оклеены обоями, все чисто и опрятно.
Джералд Шервуд, я и Шкалик Грант - что, спрашивается, может нас
объединять? И сколько еще в Милвилле таких телефонов? С кем еще соединяют
нас неведомые, непонятные узы?
Я повел фонариком, луч взобрался на постель, застланную лоскутным
одеялом - не смятым, не скомканным, а расправленным гладко, без единой
морщинки. А потом луч осветил еще столик по ту сторону кровати. Под ним
стояли две картонные коробки. Одна без всякой надписи, на крышке другой
яркие крупные буквы - известная марка превосходного шотландского виски.
Я подошел к столику и вытащил ящик из-под виски. То, что я в нем
увидел, меня огорошило. Я думал, там сложено белье и прочие пожитки или
свален никчемный старый хлам, но никак не ожидал, что это и правда виски.
Не веря глазам, я доставал бутылку за бутылкой - непочатые, даже
нераскупоренные. Потом снова поставил их все в ящик и осторожно присел на
корточки. Где-то внутри росло желание расхохотаться... но, если вдуматься,
тут было не до смеха.
Только сегодня Шкалик выклянчил у меня доллар, уверяя, что ему с
самого утра нечем было промочить горло. А в это самое время у него под
столом стоял целый ящик первоклассного виски.
Неужели весь его вид, его повадки завзятого пьяницы и забулдыги -
просто маскарад? Грязные, обломанные ногти; мятая драная одежда; вечно
небритая физиономия и немытая шея, и вечно он клянчит на выпивку, и не
брезгует самой грязной случайной работой ради хлеба насущного... так что
же, все это - подделка и обман?
Но если это притворство, то - чего ради?
Я затолкал ящик с виски обратно под стол и вытащил вторую коробку.
Тут было уже не виски, но и не какой-нибудь старый хлам. Тут были
телефоны.
Я оцепенел, вытаращив глаза. Так, значит, вот каким образом тот
аппарат попал ко мне на стол! Его принес Шкалик, а потом дожидался меня,
подпирая стенку. Возможно, выходя из конторы, он увидал меня в конце улицы
- и попытался единственно правдоподобным образом объяснить, с какой стати
он тут околачивается. А может быть, это просто нахальство и больше ничего.
И все время он втихомолку надо мной насмехался.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70