В клочьях пены, не обращая
внимания на крутую волну и беспощадно хлеставший ливень, мелькали темные
спины крупных животных - тюленей, небольших китов. Стремительно резали
волну плавники акулы и тут же исчезали, уступая место бешеной пляске
серебристой мелочи.
Никто, даже арабский кормчий, не мог объяснить происходящего: просто
очередная тайна океана. Мореходы схватились за снасти и гарпуны:
подвернулся хороший случай пополнить запасы провизии.
Анад зацепил крючком за извивающееся щупальце, усеянное бугристыми
присосками, и, к удивлению всех, вытащил на палубу огромного кальмара.
Океанский житель пялил на всех больше, по-человечьи разумные глаза и
выпустил на доски клейкую лужу чернильной жидкости. Ораз с площадки
Альбатроса вогнал остро отточенный гарпун в лоснящуюся спину кита. Трирему
так тряхнуло, что адмирал, жрец и десяток мореходов свалились в воду. Их
быстро выудили, а кит с обрывком толстого каната нырнул, и его больше не
видели.
Шум остался за кормой. Но оживление не покидало мореходов. Гребцы с
энергией взялись за весла, и вдруг запел Саркатр. Он тоже греб, почти у
носовой скамьи, в паре с пожилым Абибалом.
В неприхотливой немногословной песне говорилось о крепких веслах и о
еще более крепких спинах гребцов, работающих дни и ночи без устали.
- Э-эх! Гре-би! - зычным возгласом заканчивал Саркатр каждую строфу,
и вскоре несколько голосов вторило ему: "Э-эх! Греби!"
Словно не было язв на ободранных ладонях, словно усталость не сводила
судорогами плечи и спины - в людях проснулись новые силы, их пробудили
песня, ритм и удивительное ощущение сплоченности. Пели все: и гребцы, и
кормчие, и сидящие в трюмах. Шум ливня и ветра не был помехой. Голоса с
каждой минутой звучали все с большей силой, уверенней и радостней. Мускулы
обрели упругость. На лицах появились улыбки и воодушевление.
И вдруг, словно сорвавшись с привязи, забился, запульсировал
раскатистый голос Саркатра, пересыпав импровизацией тяжеловесный ритм
песни гребцов. Рутуб встрепенулся, и барабанная дробь рассыпалась в
сумасшедшем ритме, не ломая, однако, основного размера песни. Гребцы, не в
силах усидеть, притопывали рьяно по лужам и орали во всю мощь легких.
Впередсмотрящий Альбатроса стал подыгрывать на глиняной флейте, а на
галере зазвенели струны арфы.
Анад взволнованно всхлипнул и, бросил весло, устремился в пляс.
Вскоре палуба заполнилась скачущими, вихляющимися финикийцами.
Необыкновенное зрелище: океан, ливень и полуголые загорелые тела,
выделывающие в бешеном темпе фантастические па. Голос мореходов, гром
барабанов и щитов не затихали до тех пор, пока не прозвучал сигнал на
полуденную молитву Ваалу.
Ночью, укладываясь спать, араб долго молился своим богам, и вдруг
объявил:
- Штиль будет. "Отметный ветер" идет на убыль. Через месяц начнет
дуть в разные стороны, не поймешь куда, а через два месяца начнется
обратный рих ал-мавсим.
Утром кончился дождь, небо прояснилось, и океан засиял яркими
красками. Абсолютное безветрие заставило опустить паруса. Гребцы, обмотав
ладони тряпьем, вновь взялись за весла.
В этих водах было много акул, и свободные от дел мореходы били их
острогами, хватали крючьями и ловили на рыболовные снасти. Мясо акул
съедобно, но не всем оно по вкусу. Однако акула - не только мясо. Повара
варили из плавников отличные студни, умельцы делали из позвонков
замысловатые трости, из зубов - ожерелья наподобие пунтийских.
Кроме того, в дело шла и шкура акулы - для полировки дерева и даже
металлов. Из печени вытапливали рыбий жир для светильников.
Скорпион изобрел новую забаву: выпотрошенную акулу бросали за борт и
любовались, как она пожирает свои внутренности, плавающие на поверхности.
Астарт увидел сидящего на воде альбатроса, крупную светлую птицу с
темными крыльями. Вокруг шныряли акулы, а крылатый странник спокойно
смотрел на корабли и пил океанскую воду.
- Наверное, берег близко, - сказал Астарт.
- Здесь, кажется, все по-другому, - откликнулся Агенор, - сто раз я
наблюдал альбатросов, как они садятся на воду во время штиля. Здесь же...
Трудно судить, близко берег или нет. Может быть, альбатросы вот так и
проводят жизнь свою на воде, а не на берегу.
Стайка летающих рыбок запуталась в такелаже и градом посыпалась на
головы гребцов.
- Макрели, - прошептал в сильном волнении Фага, свесившись с борта, -
клянусь чешуей Мелькарта, - золотые макрели!
Круглоголовые рыбины гонялись за летающими рыбками, сверкая
пурпурными спинами и золотистыми хвостами.
Но полакомиться макрелями хананеям не пришлось: вся живность вдруг
исчезла, и океан превратился в залитую солнцем пустыню. Матросы недоуменно
смотрели на воду, сжимая бесполезные остроги и снасти. Болтун тут же
уверенно заявил, что в океана макрели - не макрели, а обращенные в рыб
грешники, которые неплохо соображают, когда их хотят поддеть на крючок.
- Смотрите! - истошно завопил кто-то, но мало кто успел увидеть вал,
стремительно накатившийся с востока.
Сильный удар перевернул галеру и две последние биремы. Раскрытые
трюмы остальных кораблей наполнились водой. И снова штиль, солнце, макрели
и летающие рыбки. Хананеи, перепуганные непонятным явлением, спешили на
помощь тонущим.
- Одиночная волна, - сказал араб, - бывает такое в океане.
Целый день и последующую лунную ночь исправляли повреждения от удара
неожиданной волны. Сдавив с двух сторон бортами, поднимали по очереди
перевернутые суда, выкачивали из трюмов воду.
- Представляю, сколько жизней унесет эта волна, когда доберется до
берега, - произнес Альбатрос.
Араб впервые с уважением посмотрел на адмирала:
- И вправду, для берега она опасней, но тебе же то неведомо?
Альбатрос всячески старался расположить к себе арабского кормчего.
Это ему удалось лишь тогда, когда пленник увидел магнитную стрелку. Он
забыл обо всем: о гибели своих матросов, о пытках, о собственном
предательстве. Порыжевшая от ржавчины стрелка в виде рыбешки, запаянная в
стеклянном шаре со специальной прозрачной жидкостью, заворожила его.
Альбатрос торжественно обещал отдать арабу драгоценное устройство, тайну
финикиян, если тот честно приведет их в страну зинджей. Муссон муссоном, а
опытный навигатор вдали от берегов да еще в незнакомых водах просто
необходим.
Араб не верил. Финикияне всегда хранили свои тайны больше, чем
собственные жизни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77
внимания на крутую волну и беспощадно хлеставший ливень, мелькали темные
спины крупных животных - тюленей, небольших китов. Стремительно резали
волну плавники акулы и тут же исчезали, уступая место бешеной пляске
серебристой мелочи.
Никто, даже арабский кормчий, не мог объяснить происходящего: просто
очередная тайна океана. Мореходы схватились за снасти и гарпуны:
подвернулся хороший случай пополнить запасы провизии.
Анад зацепил крючком за извивающееся щупальце, усеянное бугристыми
присосками, и, к удивлению всех, вытащил на палубу огромного кальмара.
Океанский житель пялил на всех больше, по-человечьи разумные глаза и
выпустил на доски клейкую лужу чернильной жидкости. Ораз с площадки
Альбатроса вогнал остро отточенный гарпун в лоснящуюся спину кита. Трирему
так тряхнуло, что адмирал, жрец и десяток мореходов свалились в воду. Их
быстро выудили, а кит с обрывком толстого каната нырнул, и его больше не
видели.
Шум остался за кормой. Но оживление не покидало мореходов. Гребцы с
энергией взялись за весла, и вдруг запел Саркатр. Он тоже греб, почти у
носовой скамьи, в паре с пожилым Абибалом.
В неприхотливой немногословной песне говорилось о крепких веслах и о
еще более крепких спинах гребцов, работающих дни и ночи без устали.
- Э-эх! Гре-би! - зычным возгласом заканчивал Саркатр каждую строфу,
и вскоре несколько голосов вторило ему: "Э-эх! Греби!"
Словно не было язв на ободранных ладонях, словно усталость не сводила
судорогами плечи и спины - в людях проснулись новые силы, их пробудили
песня, ритм и удивительное ощущение сплоченности. Пели все: и гребцы, и
кормчие, и сидящие в трюмах. Шум ливня и ветра не был помехой. Голоса с
каждой минутой звучали все с большей силой, уверенней и радостней. Мускулы
обрели упругость. На лицах появились улыбки и воодушевление.
И вдруг, словно сорвавшись с привязи, забился, запульсировал
раскатистый голос Саркатра, пересыпав импровизацией тяжеловесный ритм
песни гребцов. Рутуб встрепенулся, и барабанная дробь рассыпалась в
сумасшедшем ритме, не ломая, однако, основного размера песни. Гребцы, не в
силах усидеть, притопывали рьяно по лужам и орали во всю мощь легких.
Впередсмотрящий Альбатроса стал подыгрывать на глиняной флейте, а на
галере зазвенели струны арфы.
Анад взволнованно всхлипнул и, бросил весло, устремился в пляс.
Вскоре палуба заполнилась скачущими, вихляющимися финикийцами.
Необыкновенное зрелище: океан, ливень и полуголые загорелые тела,
выделывающие в бешеном темпе фантастические па. Голос мореходов, гром
барабанов и щитов не затихали до тех пор, пока не прозвучал сигнал на
полуденную молитву Ваалу.
Ночью, укладываясь спать, араб долго молился своим богам, и вдруг
объявил:
- Штиль будет. "Отметный ветер" идет на убыль. Через месяц начнет
дуть в разные стороны, не поймешь куда, а через два месяца начнется
обратный рих ал-мавсим.
Утром кончился дождь, небо прояснилось, и океан засиял яркими
красками. Абсолютное безветрие заставило опустить паруса. Гребцы, обмотав
ладони тряпьем, вновь взялись за весла.
В этих водах было много акул, и свободные от дел мореходы били их
острогами, хватали крючьями и ловили на рыболовные снасти. Мясо акул
съедобно, но не всем оно по вкусу. Однако акула - не только мясо. Повара
варили из плавников отличные студни, умельцы делали из позвонков
замысловатые трости, из зубов - ожерелья наподобие пунтийских.
Кроме того, в дело шла и шкура акулы - для полировки дерева и даже
металлов. Из печени вытапливали рыбий жир для светильников.
Скорпион изобрел новую забаву: выпотрошенную акулу бросали за борт и
любовались, как она пожирает свои внутренности, плавающие на поверхности.
Астарт увидел сидящего на воде альбатроса, крупную светлую птицу с
темными крыльями. Вокруг шныряли акулы, а крылатый странник спокойно
смотрел на корабли и пил океанскую воду.
- Наверное, берег близко, - сказал Астарт.
- Здесь, кажется, все по-другому, - откликнулся Агенор, - сто раз я
наблюдал альбатросов, как они садятся на воду во время штиля. Здесь же...
Трудно судить, близко берег или нет. Может быть, альбатросы вот так и
проводят жизнь свою на воде, а не на берегу.
Стайка летающих рыбок запуталась в такелаже и градом посыпалась на
головы гребцов.
- Макрели, - прошептал в сильном волнении Фага, свесившись с борта, -
клянусь чешуей Мелькарта, - золотые макрели!
Круглоголовые рыбины гонялись за летающими рыбками, сверкая
пурпурными спинами и золотистыми хвостами.
Но полакомиться макрелями хананеям не пришлось: вся живность вдруг
исчезла, и океан превратился в залитую солнцем пустыню. Матросы недоуменно
смотрели на воду, сжимая бесполезные остроги и снасти. Болтун тут же
уверенно заявил, что в океана макрели - не макрели, а обращенные в рыб
грешники, которые неплохо соображают, когда их хотят поддеть на крючок.
- Смотрите! - истошно завопил кто-то, но мало кто успел увидеть вал,
стремительно накатившийся с востока.
Сильный удар перевернул галеру и две последние биремы. Раскрытые
трюмы остальных кораблей наполнились водой. И снова штиль, солнце, макрели
и летающие рыбки. Хананеи, перепуганные непонятным явлением, спешили на
помощь тонущим.
- Одиночная волна, - сказал араб, - бывает такое в океане.
Целый день и последующую лунную ночь исправляли повреждения от удара
неожиданной волны. Сдавив с двух сторон бортами, поднимали по очереди
перевернутые суда, выкачивали из трюмов воду.
- Представляю, сколько жизней унесет эта волна, когда доберется до
берега, - произнес Альбатрос.
Араб впервые с уважением посмотрел на адмирала:
- И вправду, для берега она опасней, но тебе же то неведомо?
Альбатрос всячески старался расположить к себе арабского кормчего.
Это ему удалось лишь тогда, когда пленник увидел магнитную стрелку. Он
забыл обо всем: о гибели своих матросов, о пытках, о собственном
предательстве. Порыжевшая от ржавчины стрелка в виде рыбешки, запаянная в
стеклянном шаре со специальной прозрачной жидкостью, заворожила его.
Альбатрос торжественно обещал отдать арабу драгоценное устройство, тайну
финикиян, если тот честно приведет их в страну зинджей. Муссон муссоном, а
опытный навигатор вдали от берегов да еще в незнакомых водах просто
необходим.
Араб не верил. Финикияне всегда хранили свои тайны больше, чем
собственные жизни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77