Труп Кингисеппа бросили в Финский залив. Аннес устремил взгляд на синеющий горизонт и подумал о том, что морская пучина скрывает немало тайн. Хотя Виктор Кингисепп казнен пятнадцать или шестнадцать лет назад, отец говорит о нем как о живом, о нем и об Анвельте и Пегельмане. Насчет Анвельта и Пегельмана сейчас ходят странные слухи, Аннес отказывается им верить. Чтобы оклеветать Советский Союз, газеты измышляют всякие гнусности.
Трах-трах-трах! — раздались внизу шаги марширующего караула. Двор замка отзывается эхом, точно оркестровая раковина в парке, даже слова слышны. Толстые, твердые подошвы солдатских сапог громыхают по булыжнику, словно удары молота. В Тартуском втором отдельном батальоне он, Аннес, не получил бы сапог. Нет, почему же? Когда заканчивается подготовка молодых солдат, всем выдают сапоги. Он до конца этого срока не дотянул, уже через две недели ему сунули белый билет и выпроводили из части. Иногда и от туберкулеза есть какая-то польза.
Солнце светило по-летнему тепло, хотя было уже начало октября. Полная тишина, поэтому и солнце еще греет. На ветру давно продрог бы, ветер живо прогнал бы его с крыши. В ветреную погоду в десять раз хуже лазить по крышам, того и гляди снесет в море. А если не в море, так в Шнеллевский пруд — обязательно. Аннесу вспомнились смешные сказки про тощих портных, которые, выходя из дому в бурю, брали с собой утюги для тяжести, чтобы порыв ветра не поднял их в воздух. Аннес вообразил себя портняжкой, которого воздушный поток несет к морю, несмотря на храбро зажатый в руке утюг. Он летит так, как иногда летают во сне— широко раскинув руки и ноги, он отчаянно машет руками, утюг у него выскальзывает, и теперь он вертится, как волчок, над башнями Таллина. Аннес показался самому себе таким потешным, что громко расхохотался.
Со двора замка донеслись резкие команды и тяжелый солдатский шаг.
Смена караула?
Замок усиленно охраняется.
Аннес сидя на крыше, дожидался Пээтера. Они покрыли наново крышу замка, и теперь им нужно было ее обмерить. Мерить они собирались вдвоем, а всего кровельщиков было двенадцать человек — половина из них плотники, половина каменщики. Плотники сколачивали новые обрешетины и укладывали черепицу, а каменщики соединяли черепицу снизу известковым раствором, укрепляли край и гребень крыши.
Староста артели Теодор был вообще против того, чтобы обмерять крышу. Комендант замка может разозлиться, неужели они — Аннес и Пээтер — не знают,, как за ними всеми следят? Во время заседаний правительства их всегда прогоняют с чердаков главного корпуса замка вниз, это ведь тоже кое о чем говорит. Но Теодора не послушали, начали с ним спорить: сегодня вторник, Пяте не приедет; были бы заседания правительства, в которых президент иногда участвует,— тогда другое дело. Кровельщики всегда ходят по крышам крышу не построишь, не потоптавшись по ней; случае лось, что на крыше работала сразу половина артели и комендант никого не прогонял.
Тут Аннес опять рассмеялся, представив себе, как полковник-комендант, в блестящих сапогах, в аксельбантах, лезет на гребень крыши. Высший офицер боится двигаться во весь рост, а ползти на четвереньках не позволяет достоинство. Комично съежившись, он еле-еле ковыляет, его душит злоба, он орет, чтобы все немедленно убирались с крыши! Не то он вызовет пулеметы, расстреляет бунтовщиков, засадит за решетку! Аннесу нравилось так думать, ему вообще сегодня хотелось фантазировать. Он, разумеется, отлично знал, что полковник никогда сам на крышу не полезет, он прикажет своему адъютанту или какому-нибудь другому офицеру, тот в свою очередь — подчиненному, и так далее. В конце концов на крышу взберется солдат, которому все равно, что делать, который не боится ни высоты, ни ущерба своему достоинству и ходит по крыше так уверенно, как по земле; может быть, это даже окажется привычный к высоте кровельщик, или трубочист.
Пээтер, как видно, задерживается. Он вообще медлительный парень, никогда не спешит.
Аннесу ни холодно ни жарко от того, что Пээтер замешкался. Аннесу хорошо здесь, наверху, в голове бродят всякие шалые мысли, иной раз принято просто побыть одному, ничего не делая. Особенно если сидишь на крыше самого важного здания в городе и можешь смотреть сверху вниз на самого президента, не говоря уж о министрах и прочих более мелких власть имущих Прямо-таки жаль, что Константин Первый не каждый день бывает на Вышгороде, а восседает в Кадриорге. Он велел там себе построить внушительное административное здание, во дворце уже стало тесно — король да ь только! Если бы Пяте приехал, Аннес сплюнул бы сквозь зубы, не для того чтобы оплевать важную персону, это было бы некрасиво, плевать нельзя ни на кого, даже на самозваного президента. Он бы сплюнув просто так — пусть правитель поймет, какой свободомыслящий парень шагает по крыше.
Аннес считал, что смог бы узнать президента: Пяте низенький, коренастый и кривоногий. Лицо такое, каким нелегко было бы с кем-нибудь поменяться. С высоты, пожалуй, лица и не разглядишь, было бы видно только цилиндр или черный котелок, которые носит президент У Эйнбунда — обычная серая шляпа. Однажды Аннес видел Пятса вблизи, но тогда Пяте еще не был президентом, не был даже временным главой государства, тогда бразды правления находились в руках Тыниссона. На выставке работ выпускников художественно-промышленного училища Аннес, рассматривая одну из картин, оказался рядом с Пятсом, причем лидер аграриев не произвел на него ни малейшего впечатления. Аннесу запомнились только две вещи: что знаменитый партийный лев гораздо ниже ростом, чем он сам, и что у господина адвоката ноги колесом. Сейчас, сидя на гребне крыши, Аннес прежде всего припомнил именно это. Директор художественно-промышленной школы, брат Пятса, был гораздо выше и солиднее.
1 По новой конституции, вступившей в силу в буржуазной Эстонии в 1934 году, был введен институт главы государства — президента, обладавшего почти неограниченными правами. Таким образом был расчищен «законный» путь для фашизации страны. (Примеч. переводчика.)
На горизонте появился большой пароход. Аннес попытался угадать, что это за судно, и решил, что торговое. Пассажирские пароходы обычно белые, у них несколько палуб, поэтому они выше.
Когда-то Аннес тоже хотел стать моряком. О дальних плаваниях мечтают, наверное, все таллинские мальчишки. Аннес, во всяком .случае, мечтал, даже пробовал попасть на корабль. Но таких ребят, как он, бродило в порту слишком много.
Ни одна мечта Аннеса не сбылась. Не стал он ни слесарем, ни электромонтером, ни механиком, не удалось ему до сих пор найти место с постоянным заработком. Аннес теперь — строительный рабочий, как будто сын должен обязательно выбирать профессию отца.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52