Это случалось, это подтверждается проверочными данными. Астральное тело гораздо важнее, чем видимая всеми физическая оболочка. А еще выше, чем астральное тело - чисто духовная ступень внутреннего мира, обиталище нашей души или, как считают некоторые,— сама душа; по этому поводу есть различные толкования. Флюидное тело короля или герцога вовсе не состоит из более тонкого материала, чем наши тела. Все мы —частицы космоса, вечной энергии природыt Когда функции грубоматериального тела заканчиваются, флюидное тело, сотканное из тончайшего вещества, продолжает существовать.
Проходя мимо больницы Диаконисе, куда везли гроб, Аннес вспоминал эти речи камнебоя и думал о том, что мир мечты гораздо прекраснее, чем реальная жизнь. Он много слышал о бессмертии души, слышал об этом на уроках катехизиса, читал в кратком изложении библии, даже в самом священном писании и во многих других книгах, так как он вообще читал много, жадно и без всякого выбора. Но он не верил ни в бессмертие души, ни в бога. Во всяком случае, так он уверял других и себя самого, иной раз просто из упрямства. В начальной школе он подружился с сыном проповедника из общины методистов и вместе с ним часто забредал в методистскую молельню, на которой красовалась башня, а внутри играл орган, как в настоящей церкви. Он слушал, что говорили благочестивые братья, но к нему ничто не пристало. Как-то во время богослужения он вместе с сыном проповедника, тихим светловолосым пареньком, взобрался на крышу молельни и устроил там гребные гонки между университетами Кембриджа и Оксфорда. Они залезли на крышу, совсем не помышляя о столь важном мероприятии, состязание возникло само собой. Просто Аннеса на крыше одолела неотложная нужда, а спускаться из-за этого вниз было лень. Аннес пустил струйку с гребня крыши, а за ним и сын проповедника, который вообще был компанейский парень. Пока их ручейки струились к краю крыши, Аннес расфантазировался и сказал — посмотрим, мол, кто победит, Кембридж или Оксфорд. Белобрысенький тихоня, сын проповедника, парень смекалистый, мигом сообразил, в чем дело, и объявил свой ручеек Оксфордом. Наверное, потому, что в ту весну победила гребная команда Оксфорда. Аннес великодушно согласился представлять Кембридж и заявил, что победит тот, чья шлюпка скорее достигнет стрехи. Аннес был уверен в своей победе, потому что он начал раньше и его ручеек убежал дальше. Но победителя определить не удалось, солнце так нагрело толевую крышу молельни, что обе шлюпки испарились, не достигнув финиша. Раза два Аннес бывал на детских утренниках в Карловской церкви перед рождественскими праздниками, чтобы получить мешочек с конфетами на елке, которую церковь устраивала для детей. Потом перестал на утренники, где царила скука зеленая. Такие образом, ни церковь, ни молельня не заразили Аннеса, его больше заразило то, что отец называл свободомыслием. Родители в церковь не ходили, у отца были обо всем свои суждения, которые чаще всего оказывались прямо противоположными тому, что писа-ли в газетах и чему учили в школе. Мама была покла-дистее, когда Аннес начинал спорить с отцом, она только следила за ними с улыбкой.
Но сегодня Аннесу хотелось верить. Верить, что у него есть астральное тело, которое живет совсем иной жизнью. Никем не замеченное, его астральное тело сидит сейчас где-нибудь в гимназии или в техникуме и впитывает, как губка, всякие премудрости. В один прекрасный день флюидное существо передает ему свои знания, и его грубо-материальное «я» блестяще сдает экстерном выпускные экзамены в средней школе. От астрального тела никто не может требовать платы за учение, и если ко времени поступления в университет жизнь не станет легче, он, Аннес, пошлет и в Тарту своего флюидного двойника. А сам будет работать где придется, главное — заработать хотя бы столько, чтобы не голодать. А то ведь его будничная оболочка может до того ссохнуться, что двойнику придется вселяться в кошку или даже в сына лавочника, появившегося на свет как раз в эту минуту. Вот был бы номер! В кошку, в конце концов, можно было бы превратиться, например, в такого кота, как их Принц, который не боится ни других котов, ни собак, делает только то, что сам считает нужным, и умеет ценить дружбу. А вот с сыном лавочника дело обстояло бы хуже. Отпрыск лавочника, прежде чем стать человеком, должен расти румяным, толстым маменькиным сынком, деньги его испортят с малых лет, и настоящий человек так из него и не получится.
Об астральных телах и переселении душ Аннес продолжал думать и около того поворота, который называют поворотом Седого старика и где опрокидывается столько автомашин. Он пытался угадать, который может быть час. Часов он не имел, ни наручных, ни карманных, а если бы и имел, они сейчас валялись бы где-нибудь в сейфе ломбарда, как мамины кольца и серебряные часы отца. Мать заложила бы и отцовский черный воскресный костюм, но его не приняли: материал-то хороший, плотный, еще царского времени, но покрой старомодный — брюки узкие, пиджак с разрезом, такой фасон носили еще до мировой войны; костюм нельзя будет продать с аукциона, если не выкупят. У Аннеса воскресного костюма нет, пиджак и брюки из разного материала, да и эти вещи изношены до последней степени. Так что от часов все равно не было бы толку, часы хороши тогда, когда у тебя есть работа, а нет работы — приходится часы продавать или нести в ломбард.
До сих пор Аннесу не удавалось осуществить свои планы. Он не нашел места ученика, хотя побывал по меньшей мере в десяти механических мастерских, а также на заводах Крулля, «Ильмарине» и в порту. Ходил всюду, несмотря на то что с заводов продолжали увольнять рабочих, ходил просто для очистки совести. В портовых мастерских Аннес обиделся на мастера, к которому с трудом удалось пробиться: тот нашел, что Аннес слишком молодой и хилый. Молодой — это верно, но не хилый. Худой, правда, однако не слабее других парней его возраста. Летом Аннес немножко зарабатывал — на постройке набивал драночные щиты под штукатурку; но двухмесячного заработка не может хватить на весь год. А раз постоянная работа оставалась только мечтой, значит, отодвигался и колледж. Но Аннес не вешал голову, он принимал такое положение как неизбежность, он ведь не единственный, кому не удается достичь желаемого. На свете всегда так. А его время еще впереди, кто хочет учиться, может учиться даже после военной службы. Найдет же он когда-нибудь постоянную работу! Кризис не будет длиться вечно, хотя капитализм и кризис—одно от другого неотделимы.
Достигнув поворота Седого старика, Аннес решил, что шагает слишком медленно, и ускорил темп. Появился даже спортивный интерес — попробовать, с какой скоростью он вообще может идти.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52
Проходя мимо больницы Диаконисе, куда везли гроб, Аннес вспоминал эти речи камнебоя и думал о том, что мир мечты гораздо прекраснее, чем реальная жизнь. Он много слышал о бессмертии души, слышал об этом на уроках катехизиса, читал в кратком изложении библии, даже в самом священном писании и во многих других книгах, так как он вообще читал много, жадно и без всякого выбора. Но он не верил ни в бессмертие души, ни в бога. Во всяком случае, так он уверял других и себя самого, иной раз просто из упрямства. В начальной школе он подружился с сыном проповедника из общины методистов и вместе с ним часто забредал в методистскую молельню, на которой красовалась башня, а внутри играл орган, как в настоящей церкви. Он слушал, что говорили благочестивые братья, но к нему ничто не пристало. Как-то во время богослужения он вместе с сыном проповедника, тихим светловолосым пареньком, взобрался на крышу молельни и устроил там гребные гонки между университетами Кембриджа и Оксфорда. Они залезли на крышу, совсем не помышляя о столь важном мероприятии, состязание возникло само собой. Просто Аннеса на крыше одолела неотложная нужда, а спускаться из-за этого вниз было лень. Аннес пустил струйку с гребня крыши, а за ним и сын проповедника, который вообще был компанейский парень. Пока их ручейки струились к краю крыши, Аннес расфантазировался и сказал — посмотрим, мол, кто победит, Кембридж или Оксфорд. Белобрысенький тихоня, сын проповедника, парень смекалистый, мигом сообразил, в чем дело, и объявил свой ручеек Оксфордом. Наверное, потому, что в ту весну победила гребная команда Оксфорда. Аннес великодушно согласился представлять Кембридж и заявил, что победит тот, чья шлюпка скорее достигнет стрехи. Аннес был уверен в своей победе, потому что он начал раньше и его ручеек убежал дальше. Но победителя определить не удалось, солнце так нагрело толевую крышу молельни, что обе шлюпки испарились, не достигнув финиша. Раза два Аннес бывал на детских утренниках в Карловской церкви перед рождественскими праздниками, чтобы получить мешочек с конфетами на елке, которую церковь устраивала для детей. Потом перестал на утренники, где царила скука зеленая. Такие образом, ни церковь, ни молельня не заразили Аннеса, его больше заразило то, что отец называл свободомыслием. Родители в церковь не ходили, у отца были обо всем свои суждения, которые чаще всего оказывались прямо противоположными тому, что писа-ли в газетах и чему учили в школе. Мама была покла-дистее, когда Аннес начинал спорить с отцом, она только следила за ними с улыбкой.
Но сегодня Аннесу хотелось верить. Верить, что у него есть астральное тело, которое живет совсем иной жизнью. Никем не замеченное, его астральное тело сидит сейчас где-нибудь в гимназии или в техникуме и впитывает, как губка, всякие премудрости. В один прекрасный день флюидное существо передает ему свои знания, и его грубо-материальное «я» блестяще сдает экстерном выпускные экзамены в средней школе. От астрального тела никто не может требовать платы за учение, и если ко времени поступления в университет жизнь не станет легче, он, Аннес, пошлет и в Тарту своего флюидного двойника. А сам будет работать где придется, главное — заработать хотя бы столько, чтобы не голодать. А то ведь его будничная оболочка может до того ссохнуться, что двойнику придется вселяться в кошку или даже в сына лавочника, появившегося на свет как раз в эту минуту. Вот был бы номер! В кошку, в конце концов, можно было бы превратиться, например, в такого кота, как их Принц, который не боится ни других котов, ни собак, делает только то, что сам считает нужным, и умеет ценить дружбу. А вот с сыном лавочника дело обстояло бы хуже. Отпрыск лавочника, прежде чем стать человеком, должен расти румяным, толстым маменькиным сынком, деньги его испортят с малых лет, и настоящий человек так из него и не получится.
Об астральных телах и переселении душ Аннес продолжал думать и около того поворота, который называют поворотом Седого старика и где опрокидывается столько автомашин. Он пытался угадать, который может быть час. Часов он не имел, ни наручных, ни карманных, а если бы и имел, они сейчас валялись бы где-нибудь в сейфе ломбарда, как мамины кольца и серебряные часы отца. Мать заложила бы и отцовский черный воскресный костюм, но его не приняли: материал-то хороший, плотный, еще царского времени, но покрой старомодный — брюки узкие, пиджак с разрезом, такой фасон носили еще до мировой войны; костюм нельзя будет продать с аукциона, если не выкупят. У Аннеса воскресного костюма нет, пиджак и брюки из разного материала, да и эти вещи изношены до последней степени. Так что от часов все равно не было бы толку, часы хороши тогда, когда у тебя есть работа, а нет работы — приходится часы продавать или нести в ломбард.
До сих пор Аннесу не удавалось осуществить свои планы. Он не нашел места ученика, хотя побывал по меньшей мере в десяти механических мастерских, а также на заводах Крулля, «Ильмарине» и в порту. Ходил всюду, несмотря на то что с заводов продолжали увольнять рабочих, ходил просто для очистки совести. В портовых мастерских Аннес обиделся на мастера, к которому с трудом удалось пробиться: тот нашел, что Аннес слишком молодой и хилый. Молодой — это верно, но не хилый. Худой, правда, однако не слабее других парней его возраста. Летом Аннес немножко зарабатывал — на постройке набивал драночные щиты под штукатурку; но двухмесячного заработка не может хватить на весь год. А раз постоянная работа оставалась только мечтой, значит, отодвигался и колледж. Но Аннес не вешал голову, он принимал такое положение как неизбежность, он ведь не единственный, кому не удается достичь желаемого. На свете всегда так. А его время еще впереди, кто хочет учиться, может учиться даже после военной службы. Найдет же он когда-нибудь постоянную работу! Кризис не будет длиться вечно, хотя капитализм и кризис—одно от другого неотделимы.
Достигнув поворота Седого старика, Аннес решил, что шагает слишком медленно, и ускорил темп. Появился даже спортивный интерес — попробовать, с какой скоростью он вообще может идти.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52