Милли прошептала:
— Поцелуй меня. Аннес поцеловал. — Пусти меня.
Аннес сделал, как его просили. Милли вздохнула:
— Запах дыма все испортил.
— Может быть.
— Если бы ты тоже курил, тогда было бы все равно.
— Что же мне — начать курить?
— Из-за меня не стоит. Делай что хочешь. Если хочешь — кури.
— Ты тоже кури хоть каждый день и с кем хочешь.
— Я курила и с господином Югапуу, но он какой-то придурковатый.
Аннес ничего не сказал.
Прошло два дня. Вечером Милли сказала:
— Приходи ко мне сегодня в гости. Ночью. Аннес посмотрел на нее с изумлением.
— Мою соседку по комнате отпустили на сутки домой. Я одна. Буду тебя ждать после двенадцати. В дверь не стучись, никто не должен знать, что ты пришел.
Милли говорила об этом так просто и естественно, словно звала Аннеса на обычную прогулку. Потом прошептала:
— Я уже два дня не курила. И ушла.
Аннеса охватило волнение. Он не мог ни о чем думать, кроме Миллиного приглашения. Вечером он не присоединился ни к одной из компаний, отказался от крокета и партии в бридж, попытался читать, но ничего не получилось. Ничто его не занимало, он нигде не находил покоя. Он даже боялся этой ночи, боялся того, что может произойти. PI в то же время Аннес чувствовал, что ни старшая сестра, ни сам главный врач не смогли бы помешать ему пойти к Милли. Он влезет хоть через окно, если врачи и сестры будут дежурить в коридоре. Тийя никогда его так не волновала, хотя к ней его тянуло, может быть, даже сильнее. С Тийей они оба теряли голову, они не целовались, не говорили нежных слов, вообще не разговаривали — у них не было для этого ни времени, ни места, на чердаке им приходилось, не выдавая себя ни единым звуком, чтобы не услышали жильцы. В первый раз сблизились они в лесу, вышло как-то само собой, оба они были испуганы J разочарованы. Но их влекло друг к другу, они в течение нескольких месяцев при малейшей возможности потихоньку забирались на чердак, словно играя в какую то таинственную и увлекательную игру. Тийя не проси; взять ее на руки или поцеловать, Тийя никогда не на него таким взглядом, как Милли, с Милли них совсем другие отношения. Аннеса еще никто никогда так не приглашал, и он боялся, что не сумеет вест себя как следует. Отдает ли вообще Милли себе отче, сознает ли, что она делает? Хочет ли Милли его; мужчину или она просто с ума сошла? И ее курение — тоже сумасшествие, она ведь больна; ее состояние гораздо тяжелее, чем у пего, Аннеса. Врачи рекомендую легочным больным бросать курить, а Милли курит санатории! Милли иногда как безумная, безумие и сегодняшняя ночная затея. Он обязан был отказаться, отказаться ради самой Милли, он ведь может ее скомпрометировать, может причинить ей вред, больные должны беречься. Он и Милли уже не дети, они не должнм играть с огнем. Но если это у Милли не только порыь, увлечение, а что-то гораздо большее? Этого большего Аннес и боялся, и жаждал. Впервые Аннес спросил себя — любит ли он? Думая о Тийе, Аннес не анализг-ровал своих чувств, он просто тосковал по ней, страдав, когда девушка от него отвернулась, и мучился этим д » сих пор. Тийя вспоминалась ему чаще, чем он того хотел бы, ведь каждый раз, когда его мысли обращались к Тийе, ему делалось грустно. Даже сейчас, когда Аннес с волнением ждал полуночи, Тийя пришла, пришла и никак не хотела уходить. Из-за нее Аннес и спрашивал себя, любит ли он Милли, и не мог ничего ответить. Он только знал, что с Милли ему хорошо, что поцелуи Милли словно жгут его, он искал ее близости.
«Если ты еще не начал, не зевай!» Эти слова Пую тоже вспомнились Аннесу, и ему стало стыдно, что он не дал пекарю по морде. Только равнодушный и подлый человек терпит, когда о его друге говорят пошлости. Пую был самый обыкновенный бабник, циничный негодяй, который к любой девушке относится как к уличной проститутке. А может быть, Пую уже и сам начал? Даже такое опасение шевельнулось в душе Ан-неса, но он тотчас же подавил его. Милли не из тех девиц, которым только кивни — сразу бросятся на шею.
С каждым часом Аннес все больше нервничал. У него не было часов — как ориентироваться во времени? Сумеет ли он так тихо одеться, чтобы соседи по палате не заметили, а если заметят, что им сказать? Тревога сменялась порывами нежности, в такие минуты Милли и счастье сливались в одно понятие.
— Померяйте-ка температуру,— посоветовал ему господин Лилиенталь, когда было без четверти одиннадцать.— У вас, наверно, жар.
Аннес покраснел, он был еще слишком молод, чтобы не краснеть. Обычно советы чиновника его раздражали, однако на этот раз он воспринял их спокойно. Сейчас господин Лилиенталь даже казался ему симпатичным, Аннес, возможно, и сунул бы градусник в рот (здесь требовали, чтобы больные меряли температуру через рот), но побоялся, что термометр действительно покажет повышенную температуру. Он был точно в лихорадке, лицо его пылало, все тело горело.
Наконец Брант погасил верхний свет. Он сделал это в одиннадцать часов — таково было строжайшее требование господина Лилиенталя, который в точности придерживался внутреннего распорядка санатория.
Брант вскоре заснул. Потом задремал и аптекарь — как казалось Аннесу, примерно в половине двенадцатого. А господин Лилиенталь все время ворочался с боку на бок и даже не думал засыпать. Аннес вспомнил, что чиновник жаловался врачам на бессонницу, и подумал: ну, все пропало. Лилиенталь заснет не раньше пяти часов, а так долго Милли ждать не станет.
Был уже, как считал Аннес, второй час ночи, когда он решился встать. Натянул брюки дрожащими руками, никак не мог в темноте попасть в рукава сорочки, свитер надел навыворот. Но туфли он нашарил ногами сразу и начал потихоньку пробираться к дверям. Когда он открыл дверь, кровать господина Лилиенталя заскрипела — тот, видно, все еще не спал. Теперь Аннесу показалось нелепым, что он крадется как вор, и он вышел из палаты без всяких предосторожностей. Мог бы даже засвистеть, ему все было нипочем — такое нашло на него настроение. Раньше он думал для маскировки зайти в мужскую комнату, но сейчас это показалось ему пустой мальчишеской уловкой. Милли заслоняла собою все, даже опасение, что он может попасться; если Ан« нес и нервничал, то уже только из-за Милли. Нельзя бросать на нее тень, ведь Милли придется еще долго лечиться, Милли серьезно больна. Он должен беречь Милли, она хорошая девушка, лучше всех, кого он знал. Тут ему вспомнилась Тийя, но тотчас же и забылась —- сейчас над ним властвовала Милли. Милли — взбалмошное существо, или... Дальше Аннес не думал, боялся думать: если думаешь, и надеешься, и веришь, все получается наоборот. В таких вещах Аннес был суеверен, хотя и считал себя убежденным атеистом и материалистом.
Ему пришлось пересечь вестибюль.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52