Как пишут в газетах, встреча проходит в духе взаимопонимания, при полном совпадении точек зрения... Спокойной ночи.
Хаиткулы положил трубку. Его распирало от радости. Увидев вопросительный взгляд друга, он по порядку рассказал, что произошло после того, как Аннамамед высадил его у Красного Креста.
— ...Девушки — по сравнению с нами — и обидчивей, и упрямей... Но Марал все-таки другая, все делает с открытой душой, мягкосердечная, Прощает еще до того, как соберешься просить прощения. Но язычок у нее острый, шутку любит, но не любит соленых шуток, сразу же превращается в глухонемую, если при ней скажешь что-нибудь такое...
Его настроение передалось Аннамамеду. Он встал, начал прогуливаться по комнате.
— Валла, чего ты ждешь, я не понимаю... Ждешь, когда коннит институт? Осталось-то немного... Родители знают о ваших намерениях?
— Моя мать знает.
— А ее?
— Наверное, нет... Не знаю...
— Посылай сватов. Хочешь, я сам поеду? Не откладывай той, женись.
— Мегрэ, я звал тебя сюда не для сватовства... Аннамамед подошел к столику у изголовья кровати, взял стоявшую на нем фотографию в изящной рамке, всмотрелся... Марал в белом халате, улыбается, глаза прищурены на солнце, вокруг них мелкие морщинки. Хаиткулы спросил нетерпеливо:
— Что делать?
Но Аннамамед будто и не слышал вопроса.
— Хорошей будет невесткой. Из-за такой девушки можно плыть шесть месяцев в сундуке, как Тахир. Если попросит — плыви, не прогадаешь... Не станешь же ты говорить, что кто-нибудь лучше меня определяет характер... даже по фотографии. Узнаю любого человека с одного взгляда. Посмотрю на него — и вижу насквозь. — Он осторожно поставил фотографию на место.— Ты чего смеешься? Скоро сам убедишься, что я прав... Теперь отвечу на твой главный вопрос — не зря же шел сюда. Скажу прямо: попади дело в руки опытного следователя, не сомневаюсь, было бы раскрыто. Вот тебе мой совет: не смотри, что Ходжа Назарович твой начальник, пиши все, что ты думаешь о том, как проводился розыск. Ты думаешь, он будет читать твою диссертацию?..
Когда Хаиткулы пошел провожать Аннамамеда, был уже второй час ночи.
В домах, похожих один на другой как близнецы, огни были погашены. Совещенные слабым светом уличных фонарей, они тонули в ночном мраке л, казалось, были укутаны одним огромным темным покрывалом. Вокруг тишина — ни лая собак, ни птичьего гомона. Было то ночное время, о котором поговорка говорит: пришел час охоты шакалов на кур...
Хаиткулы выспался днем, поэтому не мог заснуть почти до самого утра, к тому же одолевала мысль: что делать в создавшейся ситуации? Вздремнув на рассвете, он спал недолго, но, проснувшись, почувствовал себя полным сил и готовым отстаивать принятое решение.
Он вошел в кабинет подполковника Назарова, едва начался рабочий день. Они поздоровались. Хаиткулы решительно заговорил:
— Я столкнулся с одним приостановленным делом, которое было возбуждено десять лет тому назад. Преступление осталось нераскрытым. Случилось это третьего марта пятьдесят восьмого года под самым райцентром, под Хала-чом, в Сурхи. Пропал один йарень, и его не нашли до сих пор. Его звали Бекджан...
— Постой! Пятьдесят восьмой год...— подполковник подозрительно смотрел на Хаиткулы,— под Халачом... Бекджан Веллеков, говоришь?
Хаиткулы выдержал острый взгляд подполковника и решил идти напрямик. Так же спокойно он продолжал:
— Изучив дело, я пришел к выводу, что, несмотря на его десятилетнюю давность, производство по нему необходимо возобновить. Ряд обстоятельств там остался совершенно невыясненным. Их разрешение даст новые результаты. Надо всерьез еще раз заняться на месте...
— Товарищ старший лейтенант, не торопитесь. Дело же никто не прекращал. Оно приостановлено. Вы случайно наткнулись на него, и это еще ни о чем не говорит.—Подполковник еле сдерживался. Он уже учуял «запах гари», но вслух произлес: — Ты в обязательном порядке должен знать, как возобновляется следствие по приостановленным делам... Я чувствую, ты настроен решительно, и должен признаться — все это для меня неожиданно. Но разговор наш может оказаться длинным, поэтому давай-ка ненадолго забудем о наших званиях и должностях. Поговорим, так сказать, по-дружески, как равный с равным. Я тебе не начальник, ты мне не подчиненный... Принимаешь?
— А это не ослабит ваши позиции? Ходжа Назарович нехотя рассмеялся.
— Зато пощадит мое сердце. Не обидно умереть, отстаивая честь, но не дай бог скончаться от инфаркта.
— А я недавно прочитал у одного поэта, что инфаркт и есть спидометр чести. А люди бесчестные могут дожить до ста лет.
— Ну, до ста мало кому удается. А я и на семьдесят соглашусь...
Хаиткулы вдруг понял, зачем подполковнику понадобилось говорить с ним «как равный с равным», не иначе чтобы увести разговор в сторону, охладить Хаиткулы. Он решил продолжать говорить так, как начал:
— Меня, честно говоря, кроме самого результата расследования занимает еще вот что: как могло случиться, что, не выяснив, куда исчез человек, дело было приостановлено.
Что же за розыск, который в течение десяти лет не дает ничего нового... Десять лет — не десять дней и не десять месяцев. Не могу себе представить, чтобы такое могло быть, товарищ подполковник.
— Были и пятнадцатилетние дела. И не одно, и не два.
— Знаю — были- Но я не о том, что было. Просто не могу себе представить, что такое может быть, и не могу понять, почему это должно быть. Вы как-то так об этом говорите, будто это нормальное явление. Я сегодня всю ночь не спал, вчера себе места не находил. Я пытаюсь понять, откуда оно могло родиться, само это слово «нераскрытое»... Вы, конечно, можете' легко объяснить его происхождение: всегда, мол, существуют объективные причины, и что какое-то преступление может остаться нераскрытым. И все же я не могу до конца понять, как можно остановиться на полдороге. Потом — мы же потворствуем преступнику, который может, пойти на новое злодеяние. Один раз сошло с рук, он, уверенный в безнаказанности, решит, что сойдет и в другой. Видите, товарищ подполковник, целая лекция получилась.
—- Правда глаза колет, от нее, точно, бывает, не спрячешься. К сожалению, не раскрытые в первые дни и даже месяцы дела были, есть... не хочется говорить... будут...— Ходжа Назарович понял, что не пойти немного на уступки было бы неверно.— Да, бывают такие случаи... в обязательном порядке, и причиной этому бываем мы сами; не всегда хватает смекалки понять все до конца, найти верное решение.
Бывают моменты, когда собеседник в пылу беседы пере- , стает давать отчет своим словам. То же, кажется, случилось с Хаиткулы.
— Причина — не то слово. Вина! Только вина! Ходжа Назарович помолчал, потом ответил:
— Нет, не вина. Если бы расследование умышленно тормозилось, тогда была бы вина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42
Хаиткулы положил трубку. Его распирало от радости. Увидев вопросительный взгляд друга, он по порядку рассказал, что произошло после того, как Аннамамед высадил его у Красного Креста.
— ...Девушки — по сравнению с нами — и обидчивей, и упрямей... Но Марал все-таки другая, все делает с открытой душой, мягкосердечная, Прощает еще до того, как соберешься просить прощения. Но язычок у нее острый, шутку любит, но не любит соленых шуток, сразу же превращается в глухонемую, если при ней скажешь что-нибудь такое...
Его настроение передалось Аннамамеду. Он встал, начал прогуливаться по комнате.
— Валла, чего ты ждешь, я не понимаю... Ждешь, когда коннит институт? Осталось-то немного... Родители знают о ваших намерениях?
— Моя мать знает.
— А ее?
— Наверное, нет... Не знаю...
— Посылай сватов. Хочешь, я сам поеду? Не откладывай той, женись.
— Мегрэ, я звал тебя сюда не для сватовства... Аннамамед подошел к столику у изголовья кровати, взял стоявшую на нем фотографию в изящной рамке, всмотрелся... Марал в белом халате, улыбается, глаза прищурены на солнце, вокруг них мелкие морщинки. Хаиткулы спросил нетерпеливо:
— Что делать?
Но Аннамамед будто и не слышал вопроса.
— Хорошей будет невесткой. Из-за такой девушки можно плыть шесть месяцев в сундуке, как Тахир. Если попросит — плыви, не прогадаешь... Не станешь же ты говорить, что кто-нибудь лучше меня определяет характер... даже по фотографии. Узнаю любого человека с одного взгляда. Посмотрю на него — и вижу насквозь. — Он осторожно поставил фотографию на место.— Ты чего смеешься? Скоро сам убедишься, что я прав... Теперь отвечу на твой главный вопрос — не зря же шел сюда. Скажу прямо: попади дело в руки опытного следователя, не сомневаюсь, было бы раскрыто. Вот тебе мой совет: не смотри, что Ходжа Назарович твой начальник, пиши все, что ты думаешь о том, как проводился розыск. Ты думаешь, он будет читать твою диссертацию?..
Когда Хаиткулы пошел провожать Аннамамеда, был уже второй час ночи.
В домах, похожих один на другой как близнецы, огни были погашены. Совещенные слабым светом уличных фонарей, они тонули в ночном мраке л, казалось, были укутаны одним огромным темным покрывалом. Вокруг тишина — ни лая собак, ни птичьего гомона. Было то ночное время, о котором поговорка говорит: пришел час охоты шакалов на кур...
Хаиткулы выспался днем, поэтому не мог заснуть почти до самого утра, к тому же одолевала мысль: что делать в создавшейся ситуации? Вздремнув на рассвете, он спал недолго, но, проснувшись, почувствовал себя полным сил и готовым отстаивать принятое решение.
Он вошел в кабинет подполковника Назарова, едва начался рабочий день. Они поздоровались. Хаиткулы решительно заговорил:
— Я столкнулся с одним приостановленным делом, которое было возбуждено десять лет тому назад. Преступление осталось нераскрытым. Случилось это третьего марта пятьдесят восьмого года под самым райцентром, под Хала-чом, в Сурхи. Пропал один йарень, и его не нашли до сих пор. Его звали Бекджан...
— Постой! Пятьдесят восьмой год...— подполковник подозрительно смотрел на Хаиткулы,— под Халачом... Бекджан Веллеков, говоришь?
Хаиткулы выдержал острый взгляд подполковника и решил идти напрямик. Так же спокойно он продолжал:
— Изучив дело, я пришел к выводу, что, несмотря на его десятилетнюю давность, производство по нему необходимо возобновить. Ряд обстоятельств там остался совершенно невыясненным. Их разрешение даст новые результаты. Надо всерьез еще раз заняться на месте...
— Товарищ старший лейтенант, не торопитесь. Дело же никто не прекращал. Оно приостановлено. Вы случайно наткнулись на него, и это еще ни о чем не говорит.—Подполковник еле сдерживался. Он уже учуял «запах гари», но вслух произлес: — Ты в обязательном порядке должен знать, как возобновляется следствие по приостановленным делам... Я чувствую, ты настроен решительно, и должен признаться — все это для меня неожиданно. Но разговор наш может оказаться длинным, поэтому давай-ка ненадолго забудем о наших званиях и должностях. Поговорим, так сказать, по-дружески, как равный с равным. Я тебе не начальник, ты мне не подчиненный... Принимаешь?
— А это не ослабит ваши позиции? Ходжа Назарович нехотя рассмеялся.
— Зато пощадит мое сердце. Не обидно умереть, отстаивая честь, но не дай бог скончаться от инфаркта.
— А я недавно прочитал у одного поэта, что инфаркт и есть спидометр чести. А люди бесчестные могут дожить до ста лет.
— Ну, до ста мало кому удается. А я и на семьдесят соглашусь...
Хаиткулы вдруг понял, зачем подполковнику понадобилось говорить с ним «как равный с равным», не иначе чтобы увести разговор в сторону, охладить Хаиткулы. Он решил продолжать говорить так, как начал:
— Меня, честно говоря, кроме самого результата расследования занимает еще вот что: как могло случиться, что, не выяснив, куда исчез человек, дело было приостановлено.
Что же за розыск, который в течение десяти лет не дает ничего нового... Десять лет — не десять дней и не десять месяцев. Не могу себе представить, чтобы такое могло быть, товарищ подполковник.
— Были и пятнадцатилетние дела. И не одно, и не два.
— Знаю — были- Но я не о том, что было. Просто не могу себе представить, что такое может быть, и не могу понять, почему это должно быть. Вы как-то так об этом говорите, будто это нормальное явление. Я сегодня всю ночь не спал, вчера себе места не находил. Я пытаюсь понять, откуда оно могло родиться, само это слово «нераскрытое»... Вы, конечно, можете' легко объяснить его происхождение: всегда, мол, существуют объективные причины, и что какое-то преступление может остаться нераскрытым. И все же я не могу до конца понять, как можно остановиться на полдороге. Потом — мы же потворствуем преступнику, который может, пойти на новое злодеяние. Один раз сошло с рук, он, уверенный в безнаказанности, решит, что сойдет и в другой. Видите, товарищ подполковник, целая лекция получилась.
—- Правда глаза колет, от нее, точно, бывает, не спрячешься. К сожалению, не раскрытые в первые дни и даже месяцы дела были, есть... не хочется говорить... будут...— Ходжа Назарович понял, что не пойти немного на уступки было бы неверно.— Да, бывают такие случаи... в обязательном порядке, и причиной этому бываем мы сами; не всегда хватает смекалки понять все до конца, найти верное решение.
Бывают моменты, когда собеседник в пылу беседы пере- , стает давать отчет своим словам. То же, кажется, случилось с Хаиткулы.
— Причина — не то слово. Вина! Только вина! Ходжа Назарович помолчал, потом ответил:
— Нет, не вина. Если бы расследование умышленно тормозилось, тогда была бы вина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42