Если бы у Ленгер-аги не было доброе сердце, он. мог бы вспыхнуть так же, как Кара-ага, и тогда не миновать потасовки. Этого не произошло. Мудрый человек Ленгер-ага.
Оттого ли, что почти все приглашенные собрались, или потому, что недоразумение между аксакалами само собой подсказывало: ждать нечего, один из аксакалов, сидевший на мягком одеяле, как и все, поджавши ноги, сказал:
— А теперь поговорим о завтрашнем дне...
Той — древнейшее ритуальное действо, поэтому генеш продолжался недолго, старики быстро распределили, кто и чем будет заниматься на свадьбе. После угощения, приготовленного хозяевами, пожелав дому мира, приглашенные стали расходиться.
На следующий день с раннего утра Пиримкулы-ага, Салаетдин и несколько комсомольцев принялись копать ямы под очаги для свадебных котлов.
В Керки Палта Ачилович жил в многоквартирном доме в новостройке, между крепостью Аннакулидепе и аэропортом. Жил он один, потому что в свое время, после ссоры с женой, ушел из семьи, оставив ей дом и все нажитое. (Хаит-кулы он ничего этого не рассказал.) Первое время жил в гостинице, потом снимал комнату, наконец ему дали квартиру.
Дети по-прежнему были привязаны к нему, приходили, хотя со временем все реже и реже. Только замужняя дочь каждую неделю аккуратно навещала отца, прибирала в квартире, стирала, гладила...
Палта Ачилович постеленно привык к своей жизни. Днем он был занят выше головы, работал, не щадя сил, а вечером, досмотрев телелрограмму до конца, сразу ложился спать. Смотреть телевизор до самой последней минуты вошло у него в привычку еще тогда, когда он жил с семьей. Чтобы не слышать сварливых речей жены, он ставил регулятор громкости телевизора на самое громкое звучание и впивался в экран глазами. Живя один, он старался избегать черных мыслей по поводу прошлой неудачной семейной жизни, мыслей, источивших его мозг.
С годами мысли эти стали не такими болезненно острыми, и Палта Ачилович, оставаясь дома один, начал чувствовать, как одиночество тяготит его. Вот и сейчас, вернувшись в квартиру с допроса, на котором Худайберды признался в убийстве, он вдруг понял, что в той сельской гостинице ему сейчас было бы лучше. Несмотря на ссору, ему не хватало Хаиткулы — инспектор сейчас и выслушал бы его, и дал хороший совет. Что-то из их последнего разговора все же сверлило следователя, и сверлило именно сейчас. «Добился результата, Палта Ачилович, и не рад этому? — спрашивал
он у самого себя.— Может, ашхабадский инспектор многое высказал тебе не в бровь а в глаз?..»Перед Палтой Ачиловичем стояла ответственная задача, из-за которой он, собственно, и приехал сюда. Он должен был в кратчайший срок, представить прокурору все факты, подтверждающие виновность Худайберды, или же освободить его из-под стражи за отсутствием улик. И вот это признание...
Палта Ачилович сел за письменный стол, вынул свою черную папку, выложил пухлую стопку бумаг, но не стал их читать — слишком хорошо знал он их содержание,— а, опершись локтями о стол и положив подбородок на кисти рук, надолго задумался.
В этот вечер он не включал телевизор. Отвлекся от своих размышлений только для того, чтобы позвонить прокурору, попросил его о немедленной встрече завтра же утром несмотря на субботний день. Прокурор назначил час встречи.
Стенные часы пробили двенадцать раз, когда Палта Ачилович принял наконец решение, от которого зависела судьба Худайберды Ялкабова. Он лег спать и проснулся рано. Решение, которое он принял в полночь, утром укрепилось еще больше. Он снова сел за письменный стол и быстро составил, заключение по делу Ялкабова... Быстро оделся и пошел в прокуратуру.
Прокурор уже ждал его. Через некоторое время Палта Ачилович вышел от него с документом, предписывающим освободить Ялкабова из-под стражи. Палта Ачилович торопился в следственный изолятор так, как не торопился уже давно. Вместе с дежурным он прошел в следственную комнату, куда попросил привести Ялкабова...
Из изолятора Палта Ачилович также быстро вернулся в свой кабинет. Едва переступив порог, схватил трубку, стал нервно вращать диск. Нужный ему номер был занят. Проворчав: «Если мне что-нибудь нужно, то весной и дождя не дождусь», стал непрерывно набирать один и тот же номер. Наконец линия освободилась, после длинных гудков он услыхал голос Хаиткулы.
— Хаиткулы Мовлямбердыевич, спешу сообщить вам, что вы, пожалуй, выходите на верную дорогу. Моя версия оказалась ошибочной. Подробности, как говорится, при встрече.
— Я рад, Палта Ачилович, это ошибка не привела к более тяжелым последствиям... Хочу только сказать, что главное — обнаружить ее вовремя. Откуда вы звоните, из дома?
— Нет, с работы,
— Если вы в прокуратуре, ждите меня. Самое позднее через час буду у вас. Лечу в Ашхабад, мне только что звонил оттуда коллега, мой друг: нашел документ, имеющий важное значение для нашего следствия. Его надо иметь в руках незамедлительно... Сейчас придет машина, и я мчусь к вам.
— Салаетдин привезет свежий анекдот?
Палта Ачилович услыхал, как рассмеялся Хаиткулы. Он засмеялся и сам, потом услышал озабоченный голос Хаиткулы:
— Нет, за мной приедет другой шофер. И Салаетдин, и другие жители села ушли на той... Палта Ачилович, значит, Ялкабов...
— Ялкабов освобожден! — Палта Ачилович не стал скрывать своей радости.
— Освобожден? Когда?! — Хаиткулы почти кричал в трубку.
— Только что. Думаю, скоро будет дома... Наверное, уже в дороге.
Хаиткулы торопливо ответил:
— Палта Ачилович, ни сегодня, ни завтра Ялкабов не должен появляться в ауле. Если вернется туда, все дело может снова запутаться... Давайте сделаем так: не' ждите меня в прокуратуре, берите машину и выезжайте мне навстречу, надо найти Ялкабова!
Выйдя из следственного изолятора, Худайберды не ееи на автобус, который довез бы его до автовокзала, откуда можно было ехать домой. Он оброс такой щетиной, что стеснялся собственного вида, да и весь неожиданный оборот дела заставил его поразмыслить над тем, что происходило в его жизни, к он решил идти на автовокзал пешком. Ему надо было пройти около трех километров, на которые он потратил почти чае. На автобус, идущий в сторону Халача, он опоздал; это его и огорчило, и одновременно обрадовало:
за тот час, который оставался до следующего автобуса, можно было побриться и привести себя в порядок. Старый парикмахер, увидев, его, пошутил:
— Вах-хей, родной, если все наши клиенты начнут отращивать себе такие волосы и такие бороды, нам в жизни не выполнить план!
Второй парикмахер, правивший в это время о ремень лезвие опасной бритвы, засмеялся. Рассмеялся и старик, которого он брил. Худайберды все еще было не до шуток, он хмуро ответил:
— Яшулы, план вы, может, и не выполните, но с голоду все равно не умрете.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42
Оттого ли, что почти все приглашенные собрались, или потому, что недоразумение между аксакалами само собой подсказывало: ждать нечего, один из аксакалов, сидевший на мягком одеяле, как и все, поджавши ноги, сказал:
— А теперь поговорим о завтрашнем дне...
Той — древнейшее ритуальное действо, поэтому генеш продолжался недолго, старики быстро распределили, кто и чем будет заниматься на свадьбе. После угощения, приготовленного хозяевами, пожелав дому мира, приглашенные стали расходиться.
На следующий день с раннего утра Пиримкулы-ага, Салаетдин и несколько комсомольцев принялись копать ямы под очаги для свадебных котлов.
В Керки Палта Ачилович жил в многоквартирном доме в новостройке, между крепостью Аннакулидепе и аэропортом. Жил он один, потому что в свое время, после ссоры с женой, ушел из семьи, оставив ей дом и все нажитое. (Хаит-кулы он ничего этого не рассказал.) Первое время жил в гостинице, потом снимал комнату, наконец ему дали квартиру.
Дети по-прежнему были привязаны к нему, приходили, хотя со временем все реже и реже. Только замужняя дочь каждую неделю аккуратно навещала отца, прибирала в квартире, стирала, гладила...
Палта Ачилович постеленно привык к своей жизни. Днем он был занят выше головы, работал, не щадя сил, а вечером, досмотрев телелрограмму до конца, сразу ложился спать. Смотреть телевизор до самой последней минуты вошло у него в привычку еще тогда, когда он жил с семьей. Чтобы не слышать сварливых речей жены, он ставил регулятор громкости телевизора на самое громкое звучание и впивался в экран глазами. Живя один, он старался избегать черных мыслей по поводу прошлой неудачной семейной жизни, мыслей, источивших его мозг.
С годами мысли эти стали не такими болезненно острыми, и Палта Ачилович, оставаясь дома один, начал чувствовать, как одиночество тяготит его. Вот и сейчас, вернувшись в квартиру с допроса, на котором Худайберды признался в убийстве, он вдруг понял, что в той сельской гостинице ему сейчас было бы лучше. Несмотря на ссору, ему не хватало Хаиткулы — инспектор сейчас и выслушал бы его, и дал хороший совет. Что-то из их последнего разговора все же сверлило следователя, и сверлило именно сейчас. «Добился результата, Палта Ачилович, и не рад этому? — спрашивал
он у самого себя.— Может, ашхабадский инспектор многое высказал тебе не в бровь а в глаз?..»Перед Палтой Ачиловичем стояла ответственная задача, из-за которой он, собственно, и приехал сюда. Он должен был в кратчайший срок, представить прокурору все факты, подтверждающие виновность Худайберды, или же освободить его из-под стражи за отсутствием улик. И вот это признание...
Палта Ачилович сел за письменный стол, вынул свою черную папку, выложил пухлую стопку бумаг, но не стал их читать — слишком хорошо знал он их содержание,— а, опершись локтями о стол и положив подбородок на кисти рук, надолго задумался.
В этот вечер он не включал телевизор. Отвлекся от своих размышлений только для того, чтобы позвонить прокурору, попросил его о немедленной встрече завтра же утром несмотря на субботний день. Прокурор назначил час встречи.
Стенные часы пробили двенадцать раз, когда Палта Ачилович принял наконец решение, от которого зависела судьба Худайберды Ялкабова. Он лег спать и проснулся рано. Решение, которое он принял в полночь, утром укрепилось еще больше. Он снова сел за письменный стол и быстро составил, заключение по делу Ялкабова... Быстро оделся и пошел в прокуратуру.
Прокурор уже ждал его. Через некоторое время Палта Ачилович вышел от него с документом, предписывающим освободить Ялкабова из-под стражи. Палта Ачилович торопился в следственный изолятор так, как не торопился уже давно. Вместе с дежурным он прошел в следственную комнату, куда попросил привести Ялкабова...
Из изолятора Палта Ачилович также быстро вернулся в свой кабинет. Едва переступив порог, схватил трубку, стал нервно вращать диск. Нужный ему номер был занят. Проворчав: «Если мне что-нибудь нужно, то весной и дождя не дождусь», стал непрерывно набирать один и тот же номер. Наконец линия освободилась, после длинных гудков он услыхал голос Хаиткулы.
— Хаиткулы Мовлямбердыевич, спешу сообщить вам, что вы, пожалуй, выходите на верную дорогу. Моя версия оказалась ошибочной. Подробности, как говорится, при встрече.
— Я рад, Палта Ачилович, это ошибка не привела к более тяжелым последствиям... Хочу только сказать, что главное — обнаружить ее вовремя. Откуда вы звоните, из дома?
— Нет, с работы,
— Если вы в прокуратуре, ждите меня. Самое позднее через час буду у вас. Лечу в Ашхабад, мне только что звонил оттуда коллега, мой друг: нашел документ, имеющий важное значение для нашего следствия. Его надо иметь в руках незамедлительно... Сейчас придет машина, и я мчусь к вам.
— Салаетдин привезет свежий анекдот?
Палта Ачилович услыхал, как рассмеялся Хаиткулы. Он засмеялся и сам, потом услышал озабоченный голос Хаиткулы:
— Нет, за мной приедет другой шофер. И Салаетдин, и другие жители села ушли на той... Палта Ачилович, значит, Ялкабов...
— Ялкабов освобожден! — Палта Ачилович не стал скрывать своей радости.
— Освобожден? Когда?! — Хаиткулы почти кричал в трубку.
— Только что. Думаю, скоро будет дома... Наверное, уже в дороге.
Хаиткулы торопливо ответил:
— Палта Ачилович, ни сегодня, ни завтра Ялкабов не должен появляться в ауле. Если вернется туда, все дело может снова запутаться... Давайте сделаем так: не' ждите меня в прокуратуре, берите машину и выезжайте мне навстречу, надо найти Ялкабова!
Выйдя из следственного изолятора, Худайберды не ееи на автобус, который довез бы его до автовокзала, откуда можно было ехать домой. Он оброс такой щетиной, что стеснялся собственного вида, да и весь неожиданный оборот дела заставил его поразмыслить над тем, что происходило в его жизни, к он решил идти на автовокзал пешком. Ему надо было пройти около трех километров, на которые он потратил почти чае. На автобус, идущий в сторону Халача, он опоздал; это его и огорчило, и одновременно обрадовало:
за тот час, который оставался до следующего автобуса, можно было побриться и привести себя в порядок. Старый парикмахер, увидев, его, пошутил:
— Вах-хей, родной, если все наши клиенты начнут отращивать себе такие волосы и такие бороды, нам в жизни не выполнить план!
Второй парикмахер, правивший в это время о ремень лезвие опасной бритвы, засмеялся. Рассмеялся и старик, которого он брил. Худайберды все еще было не до шуток, он хмуро ответил:
— Яшулы, план вы, может, и не выполните, но с голоду все равно не умрете.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42