Посмотрел на часы — десять. Открыл дверь и отступил пораженный: Лиля.
— Узнал? — В голосе вызов, подчеркнутое презрение ко всему на свете.
— Конечно, узнал. Проходи, рад видеть тебя!
Демид и вправду обрадовался, увидев свою бывшую
подругу, обнял ее, поцеловал, и именно этим поцелуем смягчил, растопил злость в глазах Лили. Она прошла в комнату, села на тахту, закрыла лицо руками и, опершись на колени, заплакала.
Что делать в таких случаях, Демид не знал. Гладил ее по плечу и приговаривал: «Лилечка, успокойся, успокойся, я тебе говорю, все будет хорошо...
Лиля перестала плакать так же неожиданно, как и начала.
— Чего ты гладишь меня, как кошку! — сказала она, уклоняясь от его руки. — Расскажи лучше, как поживаешь?
— Хорошо живу. Как же иначе?
— Вижу. Вон какую машину сделал. Открытие?
— Как тебе сказать... До меня было открыто, я повторяю сделанное, по-своему осмысливая и чему-то учась.
— Ты выучишься. Еще и свое откроешь, весь мир удивишь.
— Ну, скажешь тоже...
— Точно, я знаю, что говорю, — голос ее звучал уверенно, будто не она только что рыдала, уткнувшись в ладони. — Не женился? Не окрутила тебя твоя рыжая?
— Знаешь, Лилька, язык у тебя как помело. Лучше подержала бы его за зубами.
— Обиделся? Значит, влюблен, по уши, а она делает вид, что упирается? Ведь так?
Перестань!
— Уже перестала. Извини.
— Ты про себя рассказала бы. Что делаешь, чем занимаешься? Интересные люди вокруг тебя?
Лиля искоса взглянула на него, губы дрогнули в снисходительной усмешке.
— «Чем занимаешься? Интересные люди?» — передразнила она. — Сейчас расскажу. Выпить у тебя чего- нибудь покрепче чая не найдется?
— Нет.
— Все такой же — краевая девица, не переменился. Ну, да ладно, обойдемся... Ты хочешь знать, где я работаю? Я семнадцатая жена сына шейха Омара. Представляешь? На плантации хлопок собираю, копаю арыки, рабочим обеды варю, а кроме того, электропроводку исправляю, если испортится. Обедаем мы в общей столовой, живем в большом бараке, правда,, у каждой есть отдельная комнатка. Раза два в месяц наследный шейх удостаивает меня своей высокой милостью, иначе говоря, приходит переспать. Его так называемая любимая жена Матильда, немка, за нами наблюдает, на работу наряды дает... Правда, кормят хорошо и, как видишь, одевают неплохо. Он не скупой, Омар, и очень богатый. Нажился... Подумать только: бывают на свете такие дурехи! Ехала на край света, думала буду королевой, а оказалось, что это просто организованный набор рабочей силы. После меня еще две жены заявились: одна из Голландии, другая негритянка из Конго, обе рослые и сильные, как кобылицы, он их, видно, по этому принципу и подбирает...
— Ты тоже не Дюймовочка, — вставил Демид.
— Правильно, и в обиду себя не дам, не на ту напал! У меня советский паспорт, а ты знаешь, какая это сила — советский паспорт?
— Представляю.
— А он меня, радиомонтажницу третьего разряда, арыки рыть?! Я с ним один раз мирно поговорила, другой — он только свои белые зубы скалит. Тогда подговорила француженку, одиннадцатую жену, и мы объявили забастовку. А они нам есть не дают! Мы тогда давай посуду бить. Он свою Матильду с двумя наемниками прислал нас утихомирить, а мы вилками отбиваемся. И что ты думаешь? Отбились. Тогда сам приходит, ласковый, нежный, ловко умеет менять личины, и спрашивает: «Чего ты хочешь?» Я говорю: «Хочу быть женой
шейха, а не батрачкой». А он: «На, возьми перстень, только замолчи». Перстень-то я взяла, вот он, смотри, а молчать не стала. «Что же ты мне, — говорю, — перстнем хочешь рот заткнуть?» А он так просто, смеясь, и отвечает: «Хочу». Я ему говорю: «Мало», а он говорит: «Подожди, отец даст денег, что-нибудь придумаем». Чувствую я, надолго меня не хватит. Не может моя душа эксплуатацию терпеть! Обещание свое забыл, поставил меня чернорабочей, меня, радиомонтажницу третьего разряда!
— А где он сейчас?
— Там. Институт закончил, диплом инженера получил. Если правду сказать, он неплохой парень, только капиталист закоренелый... Чаем угостишь?
— Конечно. Только что закипел.
— Так вот, терпела я, терпела, а потом говорю: «Не могу я больше жить без моей родной мамочки», хотя, если хочешь знать правду, моя мама там пришлась бы ко двору, ее стихия. Он сначала и слушать не хотел, а я голодовку объявила, консулу нашему сумела письмо передать. Там у них существует один закон — золото. Представляешь, ближайший друг Омара — Матильда — мое письмо консулу переслала. Я понимаю, это она затем, чтобы поскорее от меня избавиться. Только черта лысого, я тут дома немного поживу и снова туда вернусь. Я еще свое возьму! — Она с удовольствием откусила бутерброд, отхлебнула чая. — Одним словом, за меня можешь не беспокоиться.
— Это уж точно, — сказал Демид. — За тебя я спокоен.
— В понедельник иду работать в четвертый цех. Не могу без ВУМа, не могу без работы, пойми ты, не могу! Дня два в отделе кадров волынку тянули, потом согласились. Я в цех как на праздник пойду...
Глава тридцатая
В марте ветер над Киевом становится тяжелым и влажным, будто на небо набросили огромное мокрое одеяло. Вдруг набегут тучи, и на землю обрушится снег, наметет такие сугробы, что и зимой в редкость. Потом так же неожиданно просветлеет, очистится небо, словно старательно вымытое, засияет солнце, пригреет, припечет, хлынут ручьи, а к вечеру снова ударяет веселый,
похрустывающий морозец. Старые люди объясняют это неспокойное время «мартовскими планетами»: по поверьям, все зависит от расположения планет в марте. Точно такие же изменчивые «мартовские планеты» и на душе у Демида Хорола: то метель и трескучий мороз, то ясное солнышко и настоящая голубая весна. Понять ничего невозможно, потому что неподвластно это настроение его воле.
Дня через три после вечера в «Элионе» Лариса встретила его в коридоре и строго сказала:
— Сегодня жду тебя около читальни. Будем продолжать учебу.
— Зачем? Ведь встреча уже прошла.
— Затем, чтобы знать английский язык. Это, чтобы тебе было известно, работа не на один год, зато будешь свободно говорить. Каждое начатое дело должно быть закончено. Больше всего в жизни ненавижу дилетантов, которые знают обо всем понемногу и ничего по-настоящему.
— Согласен. Только через год захочется ли тебе со мной водиться?
— Через год и посмотрим, — сказала, как отрезала, и пошла по коридору, только каблучки стучат по паркету. Демид проводил ее взглядом, пока она не затерялась в толпе студентов, слонявшихся между сменами в коридоре, и почувствовал, что грудь заливает волна счастья: теперь они опять будут вместе ездить на Борщаговку.
И вот они снова сидят в углу вагона метро на обтянутых коричневым дерматином лавках. Народу немного, поздно — скоро одиннадцать часов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92