Было там и его имя...
А потом поднялся из-за стола начальник цеха.
— Товарищи, я хочу выполнить приятную обязанность: вручить награду, которую с полным правом можно было бы назвать рабочим орденом. Что такое честь рабочего? Это прежде всего качество его работы. В нашем цехе есть человек, чья работа всегда была безупречной. Ни разу техконтроль не возвратил на доводку собранные и отрегулированные им тэзы или панели. Товарищ Хорол, пожалуйста, к столу.
Демид не тронулся с места, будто речь шла не о нем. Он даже оглянулся, глазами отыскивая этого самого Хо- рола, которого приглашают к столу президиума.
Крепкий кулачок Гани Пальчик больно ткнул его в ребро.
— Ты что, оглох, приди в себя!
И только тогда он поднялся и пошел. Остановился возле стола, посмотрел в зал. Лучше бы ему сквозь землю провалиться.
— Ничего не скажешь, очень интеллектуальное лицо,— это подал голос Альберт Лоботряс, и добродушный смешок пронесся по залу.
— Тише, товарищи,— навел порядок начальник цеха.— Товарищ Хорол, вы работаете в нашем цехе полтора года, начали работать со вторым разрядом, сейчас имеете пятый. И ни одного случая брака! Администрация цеха вручает вам личное клеймо. Это значит, что техконтроль, начиная с сегодняшнего дня, не проверяет
вашей работы. Изделия, на которых стоит персональное клеймо Демида Хорола, безупречны. У нас уже больше пятидесяти рабочих удостоены этой чести. Хотите что- нибудь сказать?
— Спасибо,— тихо сказал Демид.
С завода он вышел вместе с Альбертом Лоботрясом.
— Рад? — спросил Альберт.
— Честно говоря, рад, на руках хочется пройтись.
— А это, знаешь, хитрая штука — личное клеймо. Заставляет по десять раз один и тот же тэз перепроверять. Одно дело, когда контролер следит за твоей ошибкой, и совсем иное, когда ты сам за все отвечаешь. И работать без него куда легче...
— У тебя есть такое клеймо?
— Нет. Я и не стараюсь его заслужить. Пусть меня лучше контролер проверяет — спокойнее. А то я однажды видел, как радиомонтажник, обладатель вот такого же личного клейма, разыскивал на складе сданную им продукцию. Показалось ему, что там не все благополучно. А я хочу спать спокойно.
— А я как спал спокойно, так и собираюсь спать,— сказал Демид,— но ты прав, ответственности поприбавится...
— Вот то-то и оно,— многозначительно произнес Альберт, но Демид так был занят своими мыслями, что не заметил за этой многозначительностью обыкновенную зависть.
Рука сама нажала в лифте на кнопку восьмого этажа, где была квартира Ольги Степановны. Позвонил в дверь, звонок тут же отозвался нежной мелодией, и на пороге появилась учительница. Седые, коротко подстриженные, легкие волосы серебристым нимбом окружали голову, маленькая, сухощавая, но еще энергичная, во рту привычная папироса.
— А у меня праздник, Ольга Степановна!
Вошел и показал круглую коробочку из белого металла, открыл крышечку с ручкой, на оборотной стороне — печать: две буквы и номер.
— Что это такое, объясни.
— Мое персональное клеймо! Это значит, что мне доверяют, что я стал настоящим мастером, и, верите ли.
Ольга Степановна, я так рад, будто меня орденом наградили.
Ольга Степановна села в кресло, раскрыла коробочку, долго молча смотрела на печатку, потом перевела взгляд на Демида, и в уголках ее глаз юноша заметил сверкнувшие слезы.
— Это от радости,— улыбнулась учительница.— Не тревожься. Сейчас будем пить кофе.— Минуту помолчала, потом добавила: — Ты почаще мне звони... Худо иногда мне бывает. Нет, нет, ты не пугайся, я еще до ста лет доживу, но сам понимаешь, все-таки страшновато. Я недавно на Байковом кладбище была, просто так, погулять ездила. Сколько там знакомых, друзей, подруг... А я все еще живу.
— Ольга Степановна, почему вы об этом заговорили?
— Сама не знаю. Одним словом, звони мне почаще.
Солнце уже село, и Киев, принаряженный к празднику, светился, переливаясь всеми огнями, оправленный в бирюзу парков, скверов, садов, как девушка в зеленом венке с яркими цветами. Демид представил себе, как завтра пойдет на демонстрацию, пройдет по Крещатику, а вокруг будут полыхать знамена, лозунги и на огромном плакате, который пронесут перед трибунами, будет написано: «ВУМ», и вокруг него будут люди, и они тоже — ВУМ, и машины, которые вычисляют орбиты космических кораблей, и маленькое персональное клеймо, лежавшее у него в кармане,— все это ВУМ, и он уже не может представить себя вне завода. Любимая работа вошла в жизнь, и гордо, радостно стало на сердце. Выходит, он, Демид Хорол, не лишним человеком оказался в этом огромном деле. Захотелось подхватить на руки милую Ольгу Степановну и закружиться с ней в вальсе, мелодия которого звучала в его груди. Но он сдержался: старая учительница разливала кофе, а это для нее было священнодействием.
Глава семнадцатая
Валера Пальчик подошел к рабочему столу Демида, отлаживающего очередной дешифратор, и сказал подчеркнуто официально:
— Так вот, товарищ Хорол, на некоторое время наши ежедневные свидания отменяются.
— Ты что, меня с работы увольняешь? — удивился Демид.
— Нет, в бригаде ты мне еще пригодишься, но немного позднее. Тебя посылают в командировку.
— Далеко?
-т- Не знаю. Ты и Данила Званцов поступаете в распоряжение бригадира Павлова из десятого цеха на неопределенное время. А это означает, что Валера Пальчик будет вкалывать за вас обоих, вытягивая план, в то время как вы будете выполнять интересную работу особого назначения. Итак, марш в десятый цех.
— Рад тебя видеть,— Павлов, здороваясь, протянул руку Демиду, когда тот появился в десятом цехе.— А где твой напарник?
— Вот и я,— подошел Данила Званцов, и его широкие плечи на мгновение будто заслонили свет, бьющий из окна.— Отчего такой аврал и паника?
— Нет ни того, ни другого,— улыбнулся Павлов, невольно любуясь ладной богатырской фигурой Званцова, его плавными уверенными движениями. Наверное, нужно быть очень сильным, чтобы так легко, красиво двигаться, имея без малого два метра роста.— Ребята, вы хорошо представляете наш современный Киев?
— Приблизительно представляем,— сказал Данила Званцов.
— Весьма приблизительно, — уточнил Демид.
— А я,— продолжал Павлов,— был уверен, что, будучи коренным киевлянином, знаю о Киеве почти все. И что же выяснилось? — Павлов сделал длинную паузу.
— Действительно, что же выяснилось? — с легкой иронией спросил Данила Званцов.
— Выяснилось, что ни я, ни вы о Киеве ровным счетом ничего не знаем. Вернее, знаем кое-что в пределах своего микрорайона.
— И для того чтобы совершить экскурсию по Киеву, администрация завода откомандировала нас в ваше распоряжение?
— Вот именно. Поедем сейчас с вами в центр города, — ответил довольный Павлов, подводя ребят к ярко- зеленым «Жигулям», стоявшим неподалеку от проходной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92
А потом поднялся из-за стола начальник цеха.
— Товарищи, я хочу выполнить приятную обязанность: вручить награду, которую с полным правом можно было бы назвать рабочим орденом. Что такое честь рабочего? Это прежде всего качество его работы. В нашем цехе есть человек, чья работа всегда была безупречной. Ни разу техконтроль не возвратил на доводку собранные и отрегулированные им тэзы или панели. Товарищ Хорол, пожалуйста, к столу.
Демид не тронулся с места, будто речь шла не о нем. Он даже оглянулся, глазами отыскивая этого самого Хо- рола, которого приглашают к столу президиума.
Крепкий кулачок Гани Пальчик больно ткнул его в ребро.
— Ты что, оглох, приди в себя!
И только тогда он поднялся и пошел. Остановился возле стола, посмотрел в зал. Лучше бы ему сквозь землю провалиться.
— Ничего не скажешь, очень интеллектуальное лицо,— это подал голос Альберт Лоботряс, и добродушный смешок пронесся по залу.
— Тише, товарищи,— навел порядок начальник цеха.— Товарищ Хорол, вы работаете в нашем цехе полтора года, начали работать со вторым разрядом, сейчас имеете пятый. И ни одного случая брака! Администрация цеха вручает вам личное клеймо. Это значит, что техконтроль, начиная с сегодняшнего дня, не проверяет
вашей работы. Изделия, на которых стоит персональное клеймо Демида Хорола, безупречны. У нас уже больше пятидесяти рабочих удостоены этой чести. Хотите что- нибудь сказать?
— Спасибо,— тихо сказал Демид.
С завода он вышел вместе с Альбертом Лоботрясом.
— Рад? — спросил Альберт.
— Честно говоря, рад, на руках хочется пройтись.
— А это, знаешь, хитрая штука — личное клеймо. Заставляет по десять раз один и тот же тэз перепроверять. Одно дело, когда контролер следит за твоей ошибкой, и совсем иное, когда ты сам за все отвечаешь. И работать без него куда легче...
— У тебя есть такое клеймо?
— Нет. Я и не стараюсь его заслужить. Пусть меня лучше контролер проверяет — спокойнее. А то я однажды видел, как радиомонтажник, обладатель вот такого же личного клейма, разыскивал на складе сданную им продукцию. Показалось ему, что там не все благополучно. А я хочу спать спокойно.
— А я как спал спокойно, так и собираюсь спать,— сказал Демид,— но ты прав, ответственности поприбавится...
— Вот то-то и оно,— многозначительно произнес Альберт, но Демид так был занят своими мыслями, что не заметил за этой многозначительностью обыкновенную зависть.
Рука сама нажала в лифте на кнопку восьмого этажа, где была квартира Ольги Степановны. Позвонил в дверь, звонок тут же отозвался нежной мелодией, и на пороге появилась учительница. Седые, коротко подстриженные, легкие волосы серебристым нимбом окружали голову, маленькая, сухощавая, но еще энергичная, во рту привычная папироса.
— А у меня праздник, Ольга Степановна!
Вошел и показал круглую коробочку из белого металла, открыл крышечку с ручкой, на оборотной стороне — печать: две буквы и номер.
— Что это такое, объясни.
— Мое персональное клеймо! Это значит, что мне доверяют, что я стал настоящим мастером, и, верите ли.
Ольга Степановна, я так рад, будто меня орденом наградили.
Ольга Степановна села в кресло, раскрыла коробочку, долго молча смотрела на печатку, потом перевела взгляд на Демида, и в уголках ее глаз юноша заметил сверкнувшие слезы.
— Это от радости,— улыбнулась учительница.— Не тревожься. Сейчас будем пить кофе.— Минуту помолчала, потом добавила: — Ты почаще мне звони... Худо иногда мне бывает. Нет, нет, ты не пугайся, я еще до ста лет доживу, но сам понимаешь, все-таки страшновато. Я недавно на Байковом кладбище была, просто так, погулять ездила. Сколько там знакомых, друзей, подруг... А я все еще живу.
— Ольга Степановна, почему вы об этом заговорили?
— Сама не знаю. Одним словом, звони мне почаще.
Солнце уже село, и Киев, принаряженный к празднику, светился, переливаясь всеми огнями, оправленный в бирюзу парков, скверов, садов, как девушка в зеленом венке с яркими цветами. Демид представил себе, как завтра пойдет на демонстрацию, пройдет по Крещатику, а вокруг будут полыхать знамена, лозунги и на огромном плакате, который пронесут перед трибунами, будет написано: «ВУМ», и вокруг него будут люди, и они тоже — ВУМ, и машины, которые вычисляют орбиты космических кораблей, и маленькое персональное клеймо, лежавшее у него в кармане,— все это ВУМ, и он уже не может представить себя вне завода. Любимая работа вошла в жизнь, и гордо, радостно стало на сердце. Выходит, он, Демид Хорол, не лишним человеком оказался в этом огромном деле. Захотелось подхватить на руки милую Ольгу Степановну и закружиться с ней в вальсе, мелодия которого звучала в его груди. Но он сдержался: старая учительница разливала кофе, а это для нее было священнодействием.
Глава семнадцатая
Валера Пальчик подошел к рабочему столу Демида, отлаживающего очередной дешифратор, и сказал подчеркнуто официально:
— Так вот, товарищ Хорол, на некоторое время наши ежедневные свидания отменяются.
— Ты что, меня с работы увольняешь? — удивился Демид.
— Нет, в бригаде ты мне еще пригодишься, но немного позднее. Тебя посылают в командировку.
— Далеко?
-т- Не знаю. Ты и Данила Званцов поступаете в распоряжение бригадира Павлова из десятого цеха на неопределенное время. А это означает, что Валера Пальчик будет вкалывать за вас обоих, вытягивая план, в то время как вы будете выполнять интересную работу особого назначения. Итак, марш в десятый цех.
— Рад тебя видеть,— Павлов, здороваясь, протянул руку Демиду, когда тот появился в десятом цехе.— А где твой напарник?
— Вот и я,— подошел Данила Званцов, и его широкие плечи на мгновение будто заслонили свет, бьющий из окна.— Отчего такой аврал и паника?
— Нет ни того, ни другого,— улыбнулся Павлов, невольно любуясь ладной богатырской фигурой Званцова, его плавными уверенными движениями. Наверное, нужно быть очень сильным, чтобы так легко, красиво двигаться, имея без малого два метра роста.— Ребята, вы хорошо представляете наш современный Киев?
— Приблизительно представляем,— сказал Данила Званцов.
— Весьма приблизительно, — уточнил Демид.
— А я,— продолжал Павлов,— был уверен, что, будучи коренным киевлянином, знаю о Киеве почти все. И что же выяснилось? — Павлов сделал длинную паузу.
— Действительно, что же выяснилось? — с легкой иронией спросил Данила Званцов.
— Выяснилось, что ни я, ни вы о Киеве ровным счетом ничего не знаем. Вернее, знаем кое-что в пределах своего микрорайона.
— И для того чтобы совершить экскурсию по Киеву, администрация завода откомандировала нас в ваше распоряжение?
— Вот именно. Поедем сейчас с вами в центр города, — ответил довольный Павлов, подводя ребят к ярко- зеленым «Жигулям», стоявшим неподалеку от проходной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92