— Она тебе ничего не говорила? — Они разговаривали, как два школьных товарища.
— Это я ей кое-что сказал...
— И напрасно. Она на мороз в туфельках выбежала скорее всего потому, что не успела потеплее одеться. У нее отец алкоголик... Ты этого не знал? Когда у него запой, она из дома убегает. Сколько еще горя на земле, Демид.
Юноша припомнил отца Ларисы, Павла Аполлоновича Вовгуру. Крупный мужчина, работает, кажется, где-то на мясокомбинате, рубит свиные да телячьи туши, пьяным его Демид никогда не видел.
— Ольга Степановна, вы не ошибаетесь? Он всегда трезвый. И зарабатывает хорошо. Лариса видели как одевается? Шубка, туфельки...
— Не ошибаюсь. И это очень страшно, когда человек пьет тихо, тайно, чтобы никто, кроме домашних, не знал, а напьется — начинает издеваться, и тоже тихо, ни к чему не придерешься. Жену свою, маму Ларисы, он прежде бил смертным боем, теперь на дочку огонь перенес, новый объект подрос... И что удивительно, когда трезвый — любит ее...
— Ольга Степановна, почему на свете так много плохих людей?
— Нет, их не так уж и много. Просто хороший человек — это норма нашей жизни, а плохого сразу видно. Представь себе — красивый ковер, а на него кто-то бросил ошметки грязи. Ты не сразу разглядишь рисунок ковра, а вот грязь заметишь, грязь — она издали видна. Это, конечно, простейший случай, бывает посложнее. Вот Колобок, по-твоему, хороший или плохой человек?
Демид усмехнулся, подумал.
— Так прямо и не скажешь. Он и хороший и плохой, а иногда и... страшный,
— Вот видишь. Может, и в душе Павла Вовгуры есть что-то хорошее, только оно затуманено алкоголем. Так и живут они. Он на работу идет, Лариса еще спит. Она возвращается, он уже спит.
— А мама?
— А маме, как и всем мамам, горше и тяжелее всех. Хочет сделать всем добро, хочет всех любить, а поправить ничего не может и потому терпит.
— И неужели никто не поможет...
— Возможно, кто-то и помог бы, да не любят люди вмешиваться в такие дела. Тем более внешне все тихо мирно, заявлений, жалоб не пишут. А с Павлом Вовгурой никто толком не говорил. Боятся. А бояться нечего, нужно только к его душе ключик подобрать...
— Ключик?
— Вот именно. Для каждого человека существует ключик, которым открывается его душа. Душа ребенка открывается просто, и ключик этот простой, но с годами все становится сложнее, и взрослый человек — это уже проблемы. К Павлу Вовгуре есть даже два ключа, один — проще простого: бутылка водки. Другой посложнее, о нем никто, может, даже сам Вовгура, не догадывается. Встретится ему в жизни человек, который отыщет этот потаенный ключик, будет счастлив Павел Вовгура, не встретится — так и останется он жалким пьянчужкой. Ничего, все равно на свете хороших людей больше, нежели плохих. Значит, победа будет за ними. А сейчас спать. Скоро полночь, не выспишься.
— Высплюсь, — беспечно сказал Демид, — мне пяти часов больше чем достаточно. А за котлеты спасибо. Ох, и вкусные были!
— На сковородке еще две остались, утром съешь...
— Потому что иначе придется выбросить, — закончил за нее Демид.
Тишина наступила в квартире. Демид протянул руку, дотронулся до батареи — горячая, отлично работает ТЭЦ. Хорошо дома, тепло, окно искрится серебристым инеем, стекла разрисованы причудливыми листьями па- портников. Мороз, на улице сейчас он хозяин. Как там у Ларисы?
Повернул ручку старого «Филипса», загорелся «глазок», то сходятся, то расходятся в нем зеленые лепестки. Нашел музыку, тихую, убаюкивающую, взял одну из книг Вовгуры, ту, что потоньше других. Раскрыл ее. Здесь Вовгура уже не шатался по заграницам, а описывал наши советские сейфы. На Украине, оказывается, их производят восемь заводов. Чудовский, Белокрыницкий, Загорский, Чернопольский, Зарайский, Славногородский, Корчевский, Крампольский. Рисунки сейфов помещены на отдельных страничках, попадаются даже фотографии, особенности каждого замка выделены жирным шрифтом. Один раз увидишь — во веки веков не спутаешь. Ключи также отдельно описаны по годам, ни одной детали не пропущено.
И невольно Демид Хорол, перелистывая жесткие страницы, почувствовал уважение к этой огромной работе. «В Славгороде мастер Лановой всегда ставит первым более низкий выступ и очень любит, чтобы ключ походил на лесенку, ведущую или вверх, или вниз. В Чудове мастер Гринтгун наиболее важным делает третий выступ...» Какое же упорство нужно было вложить в эту работу! И все для чего? Для того, чтобы двадцать пять лет глядеть на белый свет сквозь тюремную решетку? Это была скорей всего не жажда денег, добыть их такому мастеру, как Баритон, было нетрудно: это была страсть, значительно большая, чем обычная работа «медвежатника» — желание открыть никем еще не открытое. Недаром, когда Лубенцов рассказал ему про электронно-вычислительную машину, он заплакал горючими слезами — понимал: времени на осуществление мечты у него не осталось.
Глава восьмая
Ранним утром, а точнее говоря, еще ночью, перед рассветом, Демид любил проходить, а вернее, пробегать километр, отделявший ВУМ от конечной остановки трамвая.
Предутренний мороз злой, но почему-то не страшный, веселый. Январь перевалил за вторую половину, и зимы осталось, как говорится, кот наплакал. Перезимуем, а весной переедем на бульвар Ромена Роллана, тогда до завода будет минут пять ходу. Демид уже видел свое будущее жилье — небольшую однокомнатную квартирку, вожатую между лифтом и мусоропроводом. Но остался доволен: ему к тесноте не привыкать. А тут — еще и кухня, и ванная. Королевские хоромы! Побыстрее бы только перебраться. Сейчас он живет с волнующим ощущением грядущей радости, ожиданием каких-то значительных событий и перемен в своей жизни. В том, что они настанут, сомнений нет!
Вот он, его завод, и сердце замирает от восторга, когда идешь через проходную, будто бы равнодушно поглядывая на высокое, четырнадцатиэтажное здание заводоуправления — мозг всего объединения, а потом поворачиваешь направо к приземистому на фоне заводоуправления трехэтажному корпусу цеха. Сразу при входе тебя обдает теплым ветром, словно кто-то сильный и добрый приветствует тебя и говорит: «Как славно, что ты пришел, сейчас я тебя обогрею, обласкаю».
В корпусе разместилось несколько цехов, шестой — цех Демида — на третьем этаже. Туда можно и на лифте подняться, но ему пробежать по широкой светлой лестнице одно удовольствие. Тем более что свой бушлат вместе с пуховым платком Ольги Степановны он оставил внизу, в гардеробе, и сейчас наденет белый халат и станет похожим на опытнейшего радиомонтажника.
Вообще, удивительный это цех! Куда ни посмотришь — всюду девушки. В белых, хорошо отглаженных халатиках, всегда модно причесаны, губы подкрашены, брови подведены, глаза.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92
— Это я ей кое-что сказал...
— И напрасно. Она на мороз в туфельках выбежала скорее всего потому, что не успела потеплее одеться. У нее отец алкоголик... Ты этого не знал? Когда у него запой, она из дома убегает. Сколько еще горя на земле, Демид.
Юноша припомнил отца Ларисы, Павла Аполлоновича Вовгуру. Крупный мужчина, работает, кажется, где-то на мясокомбинате, рубит свиные да телячьи туши, пьяным его Демид никогда не видел.
— Ольга Степановна, вы не ошибаетесь? Он всегда трезвый. И зарабатывает хорошо. Лариса видели как одевается? Шубка, туфельки...
— Не ошибаюсь. И это очень страшно, когда человек пьет тихо, тайно, чтобы никто, кроме домашних, не знал, а напьется — начинает издеваться, и тоже тихо, ни к чему не придерешься. Жену свою, маму Ларисы, он прежде бил смертным боем, теперь на дочку огонь перенес, новый объект подрос... И что удивительно, когда трезвый — любит ее...
— Ольга Степановна, почему на свете так много плохих людей?
— Нет, их не так уж и много. Просто хороший человек — это норма нашей жизни, а плохого сразу видно. Представь себе — красивый ковер, а на него кто-то бросил ошметки грязи. Ты не сразу разглядишь рисунок ковра, а вот грязь заметишь, грязь — она издали видна. Это, конечно, простейший случай, бывает посложнее. Вот Колобок, по-твоему, хороший или плохой человек?
Демид усмехнулся, подумал.
— Так прямо и не скажешь. Он и хороший и плохой, а иногда и... страшный,
— Вот видишь. Может, и в душе Павла Вовгуры есть что-то хорошее, только оно затуманено алкоголем. Так и живут они. Он на работу идет, Лариса еще спит. Она возвращается, он уже спит.
— А мама?
— А маме, как и всем мамам, горше и тяжелее всех. Хочет сделать всем добро, хочет всех любить, а поправить ничего не может и потому терпит.
— И неужели никто не поможет...
— Возможно, кто-то и помог бы, да не любят люди вмешиваться в такие дела. Тем более внешне все тихо мирно, заявлений, жалоб не пишут. А с Павлом Вовгурой никто толком не говорил. Боятся. А бояться нечего, нужно только к его душе ключик подобрать...
— Ключик?
— Вот именно. Для каждого человека существует ключик, которым открывается его душа. Душа ребенка открывается просто, и ключик этот простой, но с годами все становится сложнее, и взрослый человек — это уже проблемы. К Павлу Вовгуре есть даже два ключа, один — проще простого: бутылка водки. Другой посложнее, о нем никто, может, даже сам Вовгура, не догадывается. Встретится ему в жизни человек, который отыщет этот потаенный ключик, будет счастлив Павел Вовгура, не встретится — так и останется он жалким пьянчужкой. Ничего, все равно на свете хороших людей больше, нежели плохих. Значит, победа будет за ними. А сейчас спать. Скоро полночь, не выспишься.
— Высплюсь, — беспечно сказал Демид, — мне пяти часов больше чем достаточно. А за котлеты спасибо. Ох, и вкусные были!
— На сковородке еще две остались, утром съешь...
— Потому что иначе придется выбросить, — закончил за нее Демид.
Тишина наступила в квартире. Демид протянул руку, дотронулся до батареи — горячая, отлично работает ТЭЦ. Хорошо дома, тепло, окно искрится серебристым инеем, стекла разрисованы причудливыми листьями па- портников. Мороз, на улице сейчас он хозяин. Как там у Ларисы?
Повернул ручку старого «Филипса», загорелся «глазок», то сходятся, то расходятся в нем зеленые лепестки. Нашел музыку, тихую, убаюкивающую, взял одну из книг Вовгуры, ту, что потоньше других. Раскрыл ее. Здесь Вовгура уже не шатался по заграницам, а описывал наши советские сейфы. На Украине, оказывается, их производят восемь заводов. Чудовский, Белокрыницкий, Загорский, Чернопольский, Зарайский, Славногородский, Корчевский, Крампольский. Рисунки сейфов помещены на отдельных страничках, попадаются даже фотографии, особенности каждого замка выделены жирным шрифтом. Один раз увидишь — во веки веков не спутаешь. Ключи также отдельно описаны по годам, ни одной детали не пропущено.
И невольно Демид Хорол, перелистывая жесткие страницы, почувствовал уважение к этой огромной работе. «В Славгороде мастер Лановой всегда ставит первым более низкий выступ и очень любит, чтобы ключ походил на лесенку, ведущую или вверх, или вниз. В Чудове мастер Гринтгун наиболее важным делает третий выступ...» Какое же упорство нужно было вложить в эту работу! И все для чего? Для того, чтобы двадцать пять лет глядеть на белый свет сквозь тюремную решетку? Это была скорей всего не жажда денег, добыть их такому мастеру, как Баритон, было нетрудно: это была страсть, значительно большая, чем обычная работа «медвежатника» — желание открыть никем еще не открытое. Недаром, когда Лубенцов рассказал ему про электронно-вычислительную машину, он заплакал горючими слезами — понимал: времени на осуществление мечты у него не осталось.
Глава восьмая
Ранним утром, а точнее говоря, еще ночью, перед рассветом, Демид любил проходить, а вернее, пробегать километр, отделявший ВУМ от конечной остановки трамвая.
Предутренний мороз злой, но почему-то не страшный, веселый. Январь перевалил за вторую половину, и зимы осталось, как говорится, кот наплакал. Перезимуем, а весной переедем на бульвар Ромена Роллана, тогда до завода будет минут пять ходу. Демид уже видел свое будущее жилье — небольшую однокомнатную квартирку, вожатую между лифтом и мусоропроводом. Но остался доволен: ему к тесноте не привыкать. А тут — еще и кухня, и ванная. Королевские хоромы! Побыстрее бы только перебраться. Сейчас он живет с волнующим ощущением грядущей радости, ожиданием каких-то значительных событий и перемен в своей жизни. В том, что они настанут, сомнений нет!
Вот он, его завод, и сердце замирает от восторга, когда идешь через проходную, будто бы равнодушно поглядывая на высокое, четырнадцатиэтажное здание заводоуправления — мозг всего объединения, а потом поворачиваешь направо к приземистому на фоне заводоуправления трехэтажному корпусу цеха. Сразу при входе тебя обдает теплым ветром, словно кто-то сильный и добрый приветствует тебя и говорит: «Как славно, что ты пришел, сейчас я тебя обогрею, обласкаю».
В корпусе разместилось несколько цехов, шестой — цех Демида — на третьем этаже. Туда можно и на лифте подняться, но ему пробежать по широкой светлой лестнице одно удовольствие. Тем более что свой бушлат вместе с пуховым платком Ольги Степановны он оставил внизу, в гардеробе, и сейчас наденет белый халат и станет похожим на опытнейшего радиомонтажника.
Вообще, удивительный это цех! Куда ни посмотришь — всюду девушки. В белых, хорошо отглаженных халатиках, всегда модно причесаны, губы подкрашены, брови подведены, глаза.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92