Там недавно закончили строить подземно- надземный трехэтажный переход, где никто друг другу не мешает: ни машины трамваю, ни трамвай пешеходам. Демид всегда любовался этим чудесным сооружением, характерным для нового Киева, столь не похожим на тесный центр столицы, любовался с восхищением. Для него это был будто наглядный пример, как может воплотиться в сталь и бетон богатая фантазия архитектора. Но на этот раз такое чувство не возникло, а даже наоборот — почему-то вспомнилось, как однажды зимней ночью к нему пришла озябшая Лариса и он оттирал ей пальцы на ноге, прихваченные лютым морозом...
— Эта Лариса произвела на тебя глубокое впечатление, — посмеиваясь, сказала Лиля. — Ты молчишь вот уже целых десять минут.
— Твоя правда, она хорошая девушка и очень несчастная.
— Возможно, она и хорошая, а вот несчастная ли — не думаю. Я ее недавно видела около кафе «Элион» в одной недурственной компании.
— Компании? Какой?
— Как тебе сказать... Опытной компании. Эта компания, если схватит — не выпустит.
— А ты откуда знаешь?
— Бывала в ней, правда, не школьницей. Ну да ладно, вряд ли стоит твоя Лариса, чтобы о ней так много говорили. Идем, скоро сеанс начнется.
Через два дня Демид написал сочинение по литературе, допустив одну орфографическую ошибку и пропустив три запятые. Он стал студентом заочного отделения мехмата. Вернувшись домой, после того как нашел свою фамилию в списках зачисленных студентов, он заглянул к Ольге Степановне и, поздоровавшись, упал в кресло.
— Смешно, — сказал он, — мечты, которые сбываются, перестают быть мечтами и оборачиваются обыкновенной работой. Мечтал я — не передать как — об университете, а поступил — и вместо радости вижу перед собой целую махину работы, шесть лет каторжного труда. Ольга Степановна, а не проще бы было собирать тэзы в шестом цехе и не засорять себе голову всякими мечтами? Получить пятый разряд, хорошо зарабатывать, жениться на хорошенькой девушке, славного мальчонку, смешного и замурзанного, сыном назвать...
— Конечно, проще,— ответила учительница.
— Так зачем же я стараюсь?
— Самолюбие не позволяет. Хочешь быть современным рабочим. По всем статьям.
— Это что, плохо — самолюбие?
— Плохо себялюбие, а самолюбие — понятие сложное. Иногда, конечно, плохо, а иногда благодаря этой огромной движущей силе делают великие открытия, пишут прекрасные стихи.
— Ну, к таким высотам я не рвусь.
— Может, и не рвешься, но быть в последних тоже не согласишься.
— Ну, и как вы думаете, хорошо это или нет?
— Трудно сказать. Ясно одно: сложно.
Глава четырнадцатая
Просто странно, как мало и как удивительно много — двадцать четыре часа, вмещающиеся в одни сутки. Можно ничего за это время не успеть, а можно переделать гору всяких дел, прямо диву даешься. Работа на заводе, потом разные слесарные дела (чтоб они пропали, столько времени отнимают!), свидания с Лилей (тут время летит — и не заметишь!), а поздно вечером, когда все спят, приятно включить паяльник и поколдовать над своей первой электронно-вычислительной машиной. Пожалуй, это слишком громко сказано, и все же: пусть его машина умеет только складывать элементарные числа — все равно она машина, ЭВМ, иначе ее не назовешь.
Что ж, отнесем свой «собачник» в радиоклуб, подключим к питанию, попробуем щелкнуть тумблером. Все правильно, вспыхнула «единица». Поднимем вверх ручку второго тумблера, должна загореться «двойка», а «единица» погаснуть. Ничего подобного не произошло, как горела «единица», так и горит. Где же кроется ошибка? Отключим осциллограф, возьмем наконечники, посмотрим на схему. Здесь должен быть ток, он и есть. А здесь его не должно быть, а он почему-то есть. В чем же дело? Ага, припай растекся и замкнул два контакта. Ясно. А сейчас как? Щелк, щелк.
Теперь все верно: погасла первая лампочка, зажглась вторая. Пойдем дальше.
Только через день таким же поздним вечером стали исправно загораться все лампочки точно так, как предписано схемой. Сначала Демид чуть было не заплясал от радости. Пришла уверенность в своих силах. А потом сразу пропал интерес к этой машине. Поразительно четко представилась ее простота, примитивность. Захотелось сделать что-то более сложное, интересное... Подожди,
кто-то говорил ему об этом. Кто? А, Павлов, кажется... Все верно: достигнутое уходит в прошлое значительно быстрее, чем нам хотелось бы.
Когда возвращался из радиоклуба и шел по бульвару Ромена Роллана, навстречу попалась компания: впереди парень с гитарой, за ним пара — девушка и коренастый мужчина. Хотел обогнать, не обращая внимания, и почти обогнал, как вдруг послышалось:
— Демид!
Остановился как вкопанный: Лариса.
— Познакомься с моими друзьями.
— Геннадий,— буркнул высокий парень с гитарой, волосы прямые, длинные, доходят до плеч, глаза светлые, нахальные.
— Тристан Семенович Квитко,— отчетливо красивым баритоном проговорил мужчина,— член коллегии адвокатов. Рад познакомиться.
Глаза, слегка прищурившись, смотрели чуть насмешливо, цепко — умные глаза.
Демид, назвавшись, пожал протянутую руку. Он сразу понял, что спутники Ларисы немного навеселе.
— Демид мой давний друг,— пояснила Лариса.— Мы еще на Фабричной улице были соседями.
— Значит, есть основание отметить встречу,— подытожил Тристан Семенович. Лет тридцати, не больше, лицо продолговатое, чистое, короткая черная «ассирийская» бородка красиво оттеняла матовую бледность щек.
— Ты познакомил меня со своей подругой,— язвительно заметила Лариса, — а теперь я рада познакомить тебя с моими друзьями.
— Пойдемте,— настойчиво повторил Квитко,— знакомство надо спрыснуть.
— Спасибо, как-нибудь в другой раз. Мне рано вставать на работу,— отказался Демид.
— Где же ты задержался, у подруги? — снова уколола Лариса.
— В радиоклубе. Извините, мне пора...
Когда отошел на порядочное расстояние, оглянулся: в свете фонарей четко вырисовывались три фигуры — две высокие мужские и в середине тоненькая девичья. «Как под конвоем»,— подумал он, и почему-то стало грустно, больно за Ларису. А почему? Вроде бы все нормально и все-таки... Компания не для нее.
Утром и радости и огорчения минувшего дня как-то приглушились, отодвинулись на второй план, все заслонило удивительное событие. На доске итогов соревнования за август месяц была его фамилия.
Вот чего не ожидал, того не ожидал! Работал спокойненько, не думая о славе, а она, оказывается, думала о нем: среди шестерых лучших рабочих и его имя. Не было ни одного случая, чтобы его тэз был возвращен техконт- ролем на доработку.
Радостная эта минута: сознавать, с каким трудом, преодолевая массу трудностей, ты становишься мастером своего дела.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92
— Эта Лариса произвела на тебя глубокое впечатление, — посмеиваясь, сказала Лиля. — Ты молчишь вот уже целых десять минут.
— Твоя правда, она хорошая девушка и очень несчастная.
— Возможно, она и хорошая, а вот несчастная ли — не думаю. Я ее недавно видела около кафе «Элион» в одной недурственной компании.
— Компании? Какой?
— Как тебе сказать... Опытной компании. Эта компания, если схватит — не выпустит.
— А ты откуда знаешь?
— Бывала в ней, правда, не школьницей. Ну да ладно, вряд ли стоит твоя Лариса, чтобы о ней так много говорили. Идем, скоро сеанс начнется.
Через два дня Демид написал сочинение по литературе, допустив одну орфографическую ошибку и пропустив три запятые. Он стал студентом заочного отделения мехмата. Вернувшись домой, после того как нашел свою фамилию в списках зачисленных студентов, он заглянул к Ольге Степановне и, поздоровавшись, упал в кресло.
— Смешно, — сказал он, — мечты, которые сбываются, перестают быть мечтами и оборачиваются обыкновенной работой. Мечтал я — не передать как — об университете, а поступил — и вместо радости вижу перед собой целую махину работы, шесть лет каторжного труда. Ольга Степановна, а не проще бы было собирать тэзы в шестом цехе и не засорять себе голову всякими мечтами? Получить пятый разряд, хорошо зарабатывать, жениться на хорошенькой девушке, славного мальчонку, смешного и замурзанного, сыном назвать...
— Конечно, проще,— ответила учительница.
— Так зачем же я стараюсь?
— Самолюбие не позволяет. Хочешь быть современным рабочим. По всем статьям.
— Это что, плохо — самолюбие?
— Плохо себялюбие, а самолюбие — понятие сложное. Иногда, конечно, плохо, а иногда благодаря этой огромной движущей силе делают великие открытия, пишут прекрасные стихи.
— Ну, к таким высотам я не рвусь.
— Может, и не рвешься, но быть в последних тоже не согласишься.
— Ну, и как вы думаете, хорошо это или нет?
— Трудно сказать. Ясно одно: сложно.
Глава четырнадцатая
Просто странно, как мало и как удивительно много — двадцать четыре часа, вмещающиеся в одни сутки. Можно ничего за это время не успеть, а можно переделать гору всяких дел, прямо диву даешься. Работа на заводе, потом разные слесарные дела (чтоб они пропали, столько времени отнимают!), свидания с Лилей (тут время летит — и не заметишь!), а поздно вечером, когда все спят, приятно включить паяльник и поколдовать над своей первой электронно-вычислительной машиной. Пожалуй, это слишком громко сказано, и все же: пусть его машина умеет только складывать элементарные числа — все равно она машина, ЭВМ, иначе ее не назовешь.
Что ж, отнесем свой «собачник» в радиоклуб, подключим к питанию, попробуем щелкнуть тумблером. Все правильно, вспыхнула «единица». Поднимем вверх ручку второго тумблера, должна загореться «двойка», а «единица» погаснуть. Ничего подобного не произошло, как горела «единица», так и горит. Где же кроется ошибка? Отключим осциллограф, возьмем наконечники, посмотрим на схему. Здесь должен быть ток, он и есть. А здесь его не должно быть, а он почему-то есть. В чем же дело? Ага, припай растекся и замкнул два контакта. Ясно. А сейчас как? Щелк, щелк.
Теперь все верно: погасла первая лампочка, зажглась вторая. Пойдем дальше.
Только через день таким же поздним вечером стали исправно загораться все лампочки точно так, как предписано схемой. Сначала Демид чуть было не заплясал от радости. Пришла уверенность в своих силах. А потом сразу пропал интерес к этой машине. Поразительно четко представилась ее простота, примитивность. Захотелось сделать что-то более сложное, интересное... Подожди,
кто-то говорил ему об этом. Кто? А, Павлов, кажется... Все верно: достигнутое уходит в прошлое значительно быстрее, чем нам хотелось бы.
Когда возвращался из радиоклуба и шел по бульвару Ромена Роллана, навстречу попалась компания: впереди парень с гитарой, за ним пара — девушка и коренастый мужчина. Хотел обогнать, не обращая внимания, и почти обогнал, как вдруг послышалось:
— Демид!
Остановился как вкопанный: Лариса.
— Познакомься с моими друзьями.
— Геннадий,— буркнул высокий парень с гитарой, волосы прямые, длинные, доходят до плеч, глаза светлые, нахальные.
— Тристан Семенович Квитко,— отчетливо красивым баритоном проговорил мужчина,— член коллегии адвокатов. Рад познакомиться.
Глаза, слегка прищурившись, смотрели чуть насмешливо, цепко — умные глаза.
Демид, назвавшись, пожал протянутую руку. Он сразу понял, что спутники Ларисы немного навеселе.
— Демид мой давний друг,— пояснила Лариса.— Мы еще на Фабричной улице были соседями.
— Значит, есть основание отметить встречу,— подытожил Тристан Семенович. Лет тридцати, не больше, лицо продолговатое, чистое, короткая черная «ассирийская» бородка красиво оттеняла матовую бледность щек.
— Ты познакомил меня со своей подругой,— язвительно заметила Лариса, — а теперь я рада познакомить тебя с моими друзьями.
— Пойдемте,— настойчиво повторил Квитко,— знакомство надо спрыснуть.
— Спасибо, как-нибудь в другой раз. Мне рано вставать на работу,— отказался Демид.
— Где же ты задержался, у подруги? — снова уколола Лариса.
— В радиоклубе. Извините, мне пора...
Когда отошел на порядочное расстояние, оглянулся: в свете фонарей четко вырисовывались три фигуры — две высокие мужские и в середине тоненькая девичья. «Как под конвоем»,— подумал он, и почему-то стало грустно, больно за Ларису. А почему? Вроде бы все нормально и все-таки... Компания не для нее.
Утром и радости и огорчения минувшего дня как-то приглушились, отодвинулись на второй план, все заслонило удивительное событие. На доске итогов соревнования за август месяц была его фамилия.
Вот чего не ожидал, того не ожидал! Работал спокойненько, не думая о славе, а она, оказывается, думала о нем: среди шестерых лучших рабочих и его имя. Не было ни одного случая, чтобы его тэз был возвращен техконт- ролем на доработку.
Радостная эта минута: сознавать, с каким трудом, преодолевая массу трудностей, ты становишься мастером своего дела.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92