Правда?
— Правда, — глухо ответил Демид.
— Справедливость, честность и порядочность — вот мой лозунг, вот основание, на котором построена вся моя жизнь, — почти продекламировал Колобок.
— Можно посмотреть книжечку? — резко спросила женщина.
— Пожалуйста, — широким жестом Трофим Иванович протянул записную книжку.
Софья раскрыла красную обложку, взглянула на четкий, твердый почерк. Чувствовалась железная уверенность в каждой записанной цифре, в каждом слове, уверенность в сувоем нраве поступать так, а не иначе.
— Питание на месяц, — читала Софья, — тетрадки школьные, три штуки — шесть копеек... шариковая ручка — тридцать одна копейка... плата за квартиру и коммунальные услуги — два рубля восемьдесят пять копеек...
— Хочу обратить твое внимание, здесь все строго пропорционально, даже больше того, комната Демида на три с половиной метра меньше моей, а платит он в четыре раза меньше...
— Я вижу, вижу, — чуть слышно ответила женщина.
— Можешь быть уверена, — торжественно заявил Колобок, — чужой копейки мне не нужно, но денег, наших денег, потому что теперь они наши, общие, ни одной копейки не отдам. Демид, проверь записи.
— Не нужно проверять, там все точно, — сказал Демид.
Он уже понял то, что Колобку пока не приходило в голову, и потому расстроился, разволновался, желая одного: пусть поскорее окончится эта сцена. Воздух в комнате, казалось ему, наэлектризовался, центром этого напряжения была Софья, ее подчеркнутое спокойствие, медлительность движений и бесцветность слов.
— А все-таки посмотри. Я ведь мог что-то пропустить, забыть...
— Нет, вы ничего не забыли.
Женщина резко поднялась со стула, молча стремительно прошлась по комнате.
— Послушай, Демид, — вдруг сказала она, и голос ее прозвучал звонко и задорно, — у тебя никогда не появлялось желания набить морду Трофиму Ивановичу? — Софья впервые за все время их знакомства назвала Демида на «ты».
У Колобка под пшеничными усами отвисла нижняя губа.
— За что? — через силу спросил Демид.
— За эту книжечку.
— Там все правильно записано.
— Я знаю, что все правильно. Так никогда. не хотелось?
Демид молча исподлобья посмотрел на Колобка.
— Жаль... Значит, здорово он тебя воспитал, — продолжала Софья. — Выходит, и ты таким же будешь.
— Нет, — твердо ответил Демид, — не буду.
— Извини, Софья, — вдруг опомнился и подобрал отвисшую нижнюю губу Колобок, — я не понимаю тона нашего разговора. Разве плохо, что мой пасынок вырастет похожим на меня.
Взглянул на женщину и осекся. Еще минуту назад
он никогда не поверил бы, что у нее может быть такое волевое, решительное лицо. «Вот и прекрасно, вот и превосходно, — подумал он, — характеры всегда проявляются, когда дело доходит до денег».
— Я вот что хочу вам сказать... — Софья остановилась перед Колобком.
— Тебе, — поправил Колобок.
— Нет, именно вам. Вы говорили мне, что полюбили меня на всю жизнь.
— Это сущая правда.
— Возможно. Сейчас мы ее проверим, эту правду. Я стану вашей женой при одном условии.
— Я согласен.
— Не торопитесь. Вы сейчас же порвете эту книжку, и не только эту, но и все ваши записи, которые накопились у вас за столько лет. Разорвете на мелкие кусочки и навсегда забудете...
— Прости, как это разорву?
— Вот тдк просто, руками.
Колобок посмотрел на свои крупные руки с сильными, как клешни, пальцами, словно сомневаясь, что они способны сделать что подобное.
— Скажите, — вдруг спросила Софья, — а на меня вы уже завели такую книжечку?
Колобок не то чтобы покраснел, побагровел. Как только Софья согласилась переехать к нему, он сразу решил учитывать и ее расходы, но книжечку пока не завел и потому искренне обиделся:
— Как ты могла такое подумать? Ведь Демид — чужой мне.
— Я тоже чужая.
— О, нет, ты мне родной человек. Ты будешь моей женой.
— Может, и буду, — насмешливо ответила Софья, — но сначала вы разорвете на мелкие кусочки подлую бухгалтерию.
— Подлую? Там все честно.
— И все подло. Пожалуйста, выбирайте: или книжечка, или я. Вы говорили, что полюбили меня, у вас есть возможность это доказать.
— Нет, Софья Павловна, — стараясь сдержать нервное подергивание губ, сказал Колобок, — вы ставите неприемлемые условия.
— Почему? Считайте, что, разорвав книжку, вы отдали деньги мне, сделали мне свадебный подарок.
— Простите, я пойду, — сказал Демид и вышел из комнаты. Как и прежде, когда бывало тоскливо и трудно, он сел за свой железный столик от машинки «Зингер», опустил ногу на педаль и стал по-сумасшедшему быстро крутить колесо, только теперь почему-то это не успокаивало.
Сейчас он увидел Трофима Ивановича Колобка с другой стороны: почти распрощавшись с детством, но еще не став взрослым, понял все и ужаснулся: неужели он сам смог бы когда-нибудь стать похожим на своего отчима, завести книжечку расходов на своих детей?
Как же он раньше не разглядел Трофима Ивановича? Почему так легко замаскировать бездушность и скаредность под благородство? Ох, как долго тебе, Демид, придется учиться распознавать людей!
А может, неправа Софья Павловна?
Нет, права...
— Вот и прекрасно, что он ушел, — сказал Колобок, когда Демид вышел из комнаты, — все-таки мне удалось воспитать не только умного, порядочного, но и тактичного паренька. Теперь мы можем поговорить спокойно, без эмоций, как родные люди, супруги.
Софья молча встала, подошла к шкафу в углу комнаты, где стоял ее небольшой чемоданчик, достала его, положила, откинув крышку, на стул и стала вынимать из комода одно за другим платья, тонкое прозрачное белье, костюм, плащ.
И вдруг вид этих женских вещей перевернул душу Колобка, он, с трудом выговаривая, произнес слова, которые были прежде невозможны для него:
— Я согласен, я разорву книжку на мелкие кусочки. Софья, только не уходи!
Он выхватил из кармана красную книжечку, раскрыл ее, хотел рвануть, но руки будто свинцом налились, опустились на колени.
— Ну так что же вы? Рвите, — сказала Софья.
Трофим Иванович не шевельнулся, Софья еще мгновение постояла молча, потом грустно, вовсе не радуясь тому, что прочла в душе Колобка, сказала:
— Вот видите...
Ж снова принялась укладывать вещи. Аккуратно расправив, положила сверху легонький серый плащ, закрыла крышку, щелкнула замками.
— Всего хорошего, Трофим Иванович,
— Я вас некуда не пущу!
— Как же можно не пустить человека?.. Прощайте.
И вышла. Колобок будто окаменел, не зная, что делать, как поступить.
Почему же не хлопнула входная дверь? Отчего задержалась в коридоре? Прислушался. Тишина. Встал, приоткрыл дверь. Голоса доносились из комнаты Демида. Значит, решила зайти попрощаться. И вдруг в душе его закипела злоба, словно смола в котле, злоба не на Софью, а на Демида.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92
— Правда, — глухо ответил Демид.
— Справедливость, честность и порядочность — вот мой лозунг, вот основание, на котором построена вся моя жизнь, — почти продекламировал Колобок.
— Можно посмотреть книжечку? — резко спросила женщина.
— Пожалуйста, — широким жестом Трофим Иванович протянул записную книжку.
Софья раскрыла красную обложку, взглянула на четкий, твердый почерк. Чувствовалась железная уверенность в каждой записанной цифре, в каждом слове, уверенность в сувоем нраве поступать так, а не иначе.
— Питание на месяц, — читала Софья, — тетрадки школьные, три штуки — шесть копеек... шариковая ручка — тридцать одна копейка... плата за квартиру и коммунальные услуги — два рубля восемьдесят пять копеек...
— Хочу обратить твое внимание, здесь все строго пропорционально, даже больше того, комната Демида на три с половиной метра меньше моей, а платит он в четыре раза меньше...
— Я вижу, вижу, — чуть слышно ответила женщина.
— Можешь быть уверена, — торжественно заявил Колобок, — чужой копейки мне не нужно, но денег, наших денег, потому что теперь они наши, общие, ни одной копейки не отдам. Демид, проверь записи.
— Не нужно проверять, там все точно, — сказал Демид.
Он уже понял то, что Колобку пока не приходило в голову, и потому расстроился, разволновался, желая одного: пусть поскорее окончится эта сцена. Воздух в комнате, казалось ему, наэлектризовался, центром этого напряжения была Софья, ее подчеркнутое спокойствие, медлительность движений и бесцветность слов.
— А все-таки посмотри. Я ведь мог что-то пропустить, забыть...
— Нет, вы ничего не забыли.
Женщина резко поднялась со стула, молча стремительно прошлась по комнате.
— Послушай, Демид, — вдруг сказала она, и голос ее прозвучал звонко и задорно, — у тебя никогда не появлялось желания набить морду Трофиму Ивановичу? — Софья впервые за все время их знакомства назвала Демида на «ты».
У Колобка под пшеничными усами отвисла нижняя губа.
— За что? — через силу спросил Демид.
— За эту книжечку.
— Там все правильно записано.
— Я знаю, что все правильно. Так никогда. не хотелось?
Демид молча исподлобья посмотрел на Колобка.
— Жаль... Значит, здорово он тебя воспитал, — продолжала Софья. — Выходит, и ты таким же будешь.
— Нет, — твердо ответил Демид, — не буду.
— Извини, Софья, — вдруг опомнился и подобрал отвисшую нижнюю губу Колобок, — я не понимаю тона нашего разговора. Разве плохо, что мой пасынок вырастет похожим на меня.
Взглянул на женщину и осекся. Еще минуту назад
он никогда не поверил бы, что у нее может быть такое волевое, решительное лицо. «Вот и прекрасно, вот и превосходно, — подумал он, — характеры всегда проявляются, когда дело доходит до денег».
— Я вот что хочу вам сказать... — Софья остановилась перед Колобком.
— Тебе, — поправил Колобок.
— Нет, именно вам. Вы говорили мне, что полюбили меня на всю жизнь.
— Это сущая правда.
— Возможно. Сейчас мы ее проверим, эту правду. Я стану вашей женой при одном условии.
— Я согласен.
— Не торопитесь. Вы сейчас же порвете эту книжку, и не только эту, но и все ваши записи, которые накопились у вас за столько лет. Разорвете на мелкие кусочки и навсегда забудете...
— Прости, как это разорву?
— Вот тдк просто, руками.
Колобок посмотрел на свои крупные руки с сильными, как клешни, пальцами, словно сомневаясь, что они способны сделать что подобное.
— Скажите, — вдруг спросила Софья, — а на меня вы уже завели такую книжечку?
Колобок не то чтобы покраснел, побагровел. Как только Софья согласилась переехать к нему, он сразу решил учитывать и ее расходы, но книжечку пока не завел и потому искренне обиделся:
— Как ты могла такое подумать? Ведь Демид — чужой мне.
— Я тоже чужая.
— О, нет, ты мне родной человек. Ты будешь моей женой.
— Может, и буду, — насмешливо ответила Софья, — но сначала вы разорвете на мелкие кусочки подлую бухгалтерию.
— Подлую? Там все честно.
— И все подло. Пожалуйста, выбирайте: или книжечка, или я. Вы говорили, что полюбили меня, у вас есть возможность это доказать.
— Нет, Софья Павловна, — стараясь сдержать нервное подергивание губ, сказал Колобок, — вы ставите неприемлемые условия.
— Почему? Считайте, что, разорвав книжку, вы отдали деньги мне, сделали мне свадебный подарок.
— Простите, я пойду, — сказал Демид и вышел из комнаты. Как и прежде, когда бывало тоскливо и трудно, он сел за свой железный столик от машинки «Зингер», опустил ногу на педаль и стал по-сумасшедшему быстро крутить колесо, только теперь почему-то это не успокаивало.
Сейчас он увидел Трофима Ивановича Колобка с другой стороны: почти распрощавшись с детством, но еще не став взрослым, понял все и ужаснулся: неужели он сам смог бы когда-нибудь стать похожим на своего отчима, завести книжечку расходов на своих детей?
Как же он раньше не разглядел Трофима Ивановича? Почему так легко замаскировать бездушность и скаредность под благородство? Ох, как долго тебе, Демид, придется учиться распознавать людей!
А может, неправа Софья Павловна?
Нет, права...
— Вот и прекрасно, что он ушел, — сказал Колобок, когда Демид вышел из комнаты, — все-таки мне удалось воспитать не только умного, порядочного, но и тактичного паренька. Теперь мы можем поговорить спокойно, без эмоций, как родные люди, супруги.
Софья молча встала, подошла к шкафу в углу комнаты, где стоял ее небольшой чемоданчик, достала его, положила, откинув крышку, на стул и стала вынимать из комода одно за другим платья, тонкое прозрачное белье, костюм, плащ.
И вдруг вид этих женских вещей перевернул душу Колобка, он, с трудом выговаривая, произнес слова, которые были прежде невозможны для него:
— Я согласен, я разорву книжку на мелкие кусочки. Софья, только не уходи!
Он выхватил из кармана красную книжечку, раскрыл ее, хотел рвануть, но руки будто свинцом налились, опустились на колени.
— Ну так что же вы? Рвите, — сказала Софья.
Трофим Иванович не шевельнулся, Софья еще мгновение постояла молча, потом грустно, вовсе не радуясь тому, что прочла в душе Колобка, сказала:
— Вот видите...
Ж снова принялась укладывать вещи. Аккуратно расправив, положила сверху легонький серый плащ, закрыла крышку, щелкнула замками.
— Всего хорошего, Трофим Иванович,
— Я вас некуда не пущу!
— Как же можно не пустить человека?.. Прощайте.
И вышла. Колобок будто окаменел, не зная, что делать, как поступить.
Почему же не хлопнула входная дверь? Отчего задержалась в коридоре? Прислушался. Тишина. Встал, приоткрыл дверь. Голоса доносились из комнаты Демида. Значит, решила зайти попрощаться. И вдруг в душе его закипела злоба, словно смола в котле, злоба не на Софью, а на Демида.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92