— А вот что я понимаю: обиду на Ису вымещаете на Мусе! Кому ставите палки в колеса! Из-за чего! Из-за вашего старого соперничества с Вахидом Мирабидовым! Вот где зарыта собака!
— Хватит, не будем об этом,— простонал домла.— Соперничество!— повторил он и, оторвав взгляд от горящих гневом глаз племянника, обхватил голову руками.
Так всегда: лишь речь заходила о Вахиде Мирабидове, об этом развеселом, компанейском человеке с неизменно сияющей улыбкой набитого золотом рта,— перед глазами вставала все та же давняя статья в республиканской газете. Броский, набранный крупным шрифтом заголовок: «Невежество или злой умысел?»
Вот уже более тридцати лет минуло с тех пор, но стоит только намекнуть на давнее дело, и перед взором домлы Шамурадова уже пляшут огненно-черные буквы.
Возможно ли освоение Мирзачуля?— так автор ставил вопрос. И тут же отвечал категорическим: «Нет! Прожектерство! Утопия!» А начальник Управления водного хозяйства Народного комиссариата земледелия Нормурад Шамурадов, который считал освоение Голодной степи возможным, выставлялся как ученый-невежда и даже как скрытый недруг советской власти. Но самое ужасное было то, что под статьей стояла подпись главного инженера этого же управления Ва-хида Мирабидова.
До сих пор памятен этот день. Сложными были предвоенные годы, ох сложными. В то утро Нормурад ни о чем еще не знал. Просидев ночь над докладом народного комиссара о строительстве Большого Ферганского канала, он пришел на работу чуть позже обычного. Пришел — и сразу почувствовал: что-то не так. Коллеги, прежде любезно раскланивавшиеся, теперь шарахались в сторону, будто сам провозвестник смерти Азраил заступал им дорогу. Сотрудники управления, подчиненные Нормурада, встретили его мрачным, каменно-гробовым молчанием.
Заныло в груди от недоброго предчувствия, молча прошел он в свой кабинет. На столе, на зеленом сукне, лежала развернутая газета. Еще не садясь, охватил взглядом черный заголовок — и опустился, нет — упал в кресло.
Пробежал, глазами статью, занимавшую чуть ли не полполосы, и понял: да, конечно, острие ее направлено против него, Нормурада Шамурадова. Это он в своей книге поднял разговор о засоленных землях Голодной степи, бесплодных, веками пустующих. Он утверждал, что эту проклятую родом человеческим целину можно освоить, можно превратить в поля и сады. И все это автор статьи называл невежеством, прожектерством. Кто способен выдвинуть такую идею?— спрашивал он и отвечал: только человек, далекий от экономических расчетов, полный невежда, или же... классовый враг, вознамерившийся нанести непоправимый ущерб экономике страны! Доказательства? Какие еще нужны доказательства? Мирзачуль освоить нельзя — это истина, не требующая доказательств! Во все века нога людская обходила стороной эту жуткую, безжизненную, пустынную степь — вот это и есть высшее доказательство. А тот факт, что руководитель крупного управления наркомата Нормурад Шамурадов ссылается на попытки царского правительства освоить Мирзачуль,— это лишний раз говорит о несостоятельности его предложений!
Вот в чем обвиняли Нормурада Шамурадова. И кто? Главный инженер, всегда предупредительный молодой красавец с неизменно благосклонной улыбкой.
В тот день, с того самого номера газеты, где была опубликована статья Вахида Мирабидова, жизнь Нормурада перевернулась вверх дном. Бесконечные собрания, обсуждения, статьи, отмежевание И наконец — уволен... Вначале Нормурад пытался еще защитить себя, свою книгу. Но вскоре убедился — попытки его ни к чему не приведут. Умолк.
Прошел месяц — без работы. Нормурад отправил в кишлак Гуль-сару с сыном. Сам задержался в городе — ждал решения партийного бюро Останется ли он в партии?.. Однажды вечером вдруг зазвонил телефон. Как жутко звенит телефон после месячного молчания...
Нормурад схватился за грудь от неожиданности. Книга, которую читал, упала на пол. Осторожно, будто к змее, протянул руку к трубке. Она сейчас же завибрировала высоким, взволнованным голосом:
— Кто это? Нормурад? Это я, Мухамаджан!..
Мухамаджан был давний друг Нормурада. В то время он учился в Москве, в Институте красной профессуры.
— Мухамаджан? Когда приехал?
— Сегодня, сейчас!— Мухамаджан почему-то сильно волновался, было слышно, как прерывисто дышит в трубку.— Я только что с поезда. Говорю с вокзала. Все знаю. Прочитал эту дурацкую статью! Еще в Москве! Ты вот что, не бойся! Слышишь меня? Не бойся. На твоей стороне сам Ленин...
— Знаю,— сказал Нормурад.— Правда на моей стороне.
— Да помолчи! Я тебе не вообще говорю. Точно: есть ленинский' декрет о Мирзачуле...
— Какой декрет?
— Декрет об освоении Мирзачуля! Еще в восемнадцатом, в самые тяжелые годы, для этого дела намечалось выделить пятьдесят миллионов рублей. Золотом!
Нормурад задохнулся от нетерпения:
— В ленинских томах этот документ есть?
— В том-то и дело, не вошел, оказывается, в прежние издания. Обнаружили недавно. Я привез тебе один перепечатанный экземпляр! Ты слышишь? Привез перепечатанную копию!
Нормурад, не в силах сказать и слова, привалился к стене.
— Нормурад! Почему ты молчишь?
— Голова!— едва слышно проговорил Нормурад.— Держишь в руках такой документ, подпись самого Ленина! Чего же ты сидишь на вокзале! Мчись же сюда, верблюд безмозглый!
Всю ночь Нормурад читал и перечитывал эту бумагу. Еле дождался следующего дня. Помчался с документом сначала в наркомат. За полчаса до начала бюро выложил копию декрета на стол секретаря райкома. Вот эта-то птица счастья, нежданно прилетевшая из рук Ленина, и спасла его.
Родной племянник называется! Нашел что придумать — домла соперничает с Вахидом Мирабидовым! С этим Вахидом, который сверкает золотом прямо в лицо! Домла считает ниже своего достоинства даже напомнить этому болтуну о прошлых его делах. А кто и захотел бы напомнить — все равно ничего не выйдет. Случилось невероятное— тот самый Мирабидов, что некогда так категорически припечатал свое «нет» Мирзачулю, сегодня он — доктор наук и получил эту степень, разрабатывая проблемы освоения Голодной степи!
Десятки статей написал, так же рьяно утверждая то, что прежде клеймил. Интересный случай вышел на его защите: кто-то — не Нормурад, конечно, нет, кто-то из старых ученых-ирригаторов — напомнил Мирабидову о той давней его статье. Вахид Мирабидов и тут не растерялся. Закатил такую страстную саморазоблачительную речь, так поносил себя за верхоглядство, за поспешность — не жалея сил на самого себя лил потоки грязи. Нормурада же Шамурадова, наоборот, превознес за дальновидность и прозорливость, так высоко поставил как ученого, что стало даже неловко. Домла Шамурадов давно махнул рукой на этого сладкоголосого соловья.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85