ум не от возраста зависит, а от головы. Он считает — очень правильные эти слова. Вот и сам он, несмотря на почтенный возраст, впадает иной раз в ошибки, глупостей делает немало.
Тонкий ход! Спешит опередить возможный упрек. Абрар Шукуро-вич улыбнулся. Пословица пословицей, но вот он, секретарь, действительно нередко ошибается, ему бы очень кстати были советы таких умудренных опытом руководителей, как Аксакал. Дипломатический ход, видимо, удался, и раис приступил к делу. Оказывается, опять пришел с жалобой. И опять на Атакузы, хоть и преклоняется перед его умом, хозяйственной хваткой и дерзостью. Выяснилось — Атакузы снова перехватил то, что предназначалось колхозу Аксакала. На этот раз—дефицитные трубы для газификации кишлака.
Шукуров дал слово — разберется. Записал при Аксакале в блокнот. Под конец не удержался и от шутки:
— Как же это вы так, бывалый раис, уважаемый всеми аксакал — и дали обойти себя Атакузы?
Сказал — и сразу пожалел. В маленьких глазках-стеклышках, прикрытых седыми бровями, мгновенно заиграли ехидные огоньки. Улыбаясь в пышные усы, Аксакал ответил:
— У него ведь хандаляшки! Много хандаляшек!
Вот оно как! Шукуров поспешил закруглить разговор. Проводив раиса, он долго ходил по кабинету.
Аксакал в своей жалобе на Атакузы, конечно, прав. Прав и первый — не годится вершить незаконные дела, прикрываясь хозяйственными неурядицами. Но ведь и сами неурядицы существуют — это тоже правда, от которой не уйти. Именно они и толкают на разные хитрые ходы. Значит, в первую очередь надо бороться с причиной, которая привела к нежелательному следствию. Об этих неурядицах Шукуров писал и в обком, и в Госплан, а результат, как говорится, равен нулю!..
В дверь тихо постучала секретарша:
— Тут пришли двое. Говорят, из Ташкента.
— Из Ташкента? («Не тесть ли?» — подумал Шукуров.) Пусть заходят.
В кабинет вошел длинный, тощий мужчина лет тридцати, с загорелым дочерна лицом. За ним — девушка с высокой прической из мягких каштановых волос.
— Доцент Абидов,— представился темнолицый посетитель. Девушка подняла большие печальные глаза на Шукурова и тут же низко опустила голову.
— Пожалуйста, присаживайтесь...
— Спасибо,— девушка села на стул, одернула подол короткого ситцевого платья без рукавов.
— В-вот что... Мы к вам с просьбой! — Доцент, волнуясь, пригладил свою взлохмаченную густую шевелюру.
Шукуров не сразу разобрал, в чем его просьба. Наконец понял следующее: он, доцент университета Сакиджан Абидов, уже много лет работает над биологическим методом борьбы с вредителями хлопка и
теперь приехал к знаменитому миллионеру-председателю (при слове «миллионер» доцент саркастически усмехнулся), хочет в колхозе, где широко поставлено хлопководство, испытать результаты своей работы. Есть и еще одна причина, почему выбрал именно этот колхоз. Вот эта девушка, Латофат. Здесь ее родной кишлак, здесь она родилась и выросла. В этом году окончила университет...
Латофат... Он уже слышал это имя. И не так давно. Ах да, это же дочь Бурибаева и той красавицы, из-за которой погиб сын домлы Ша-мурадова. Будущая невестка Атакузы!..
Шукуров, не поворачивая головы, искоса взглянул на Латофат. Удивительные глаза — огромные, грустные. Ну, если мать ее в молодости была такой же, можно представить себе боль и горечь джигита. Джаббар—так, кажется, звали его...
— Простите, т-товарищ Шукуров, я вижу, вам не интересна наша идея...— доцент Абидов дернулся к двери.
— Нет, нет, очень интересна. Так что вы собираетесь здесь делать?
— Я уже сказал — испытывать биологический метод боробы с вредителями, в частности с совкой. Кому-кому, а вам должно быть известно, какое это зло для хлопчатника. Надеюсь, вы представляете себе, что ядохимикаты — палка о двух концах. Бьют не одну только совку. А мы привезли вот что,— он вынул из кармана стеклянную банку с какой-то зеленовато-желтой пыльцой, потряс ею перед Шукуровым.— Здесь мушки-трихограммы. Мы развели в нашей институтской лаборатории. Злейший враг совки. Трихограмма обыкновенная, яйцеед. Вы, может быть, замечали — на нижней части стебля иной раз приклеена цепочка блестящих желтых яичек, вроде пшена? — Доцент увлекся и теперь совсем не заикался.— Это яички совки. Вот мы придем с этой банкой на поле и выпустим своих мушек. Ветер быстро их разнесет... А через неделю приходите, увидите: желтые яички совки станут черными. И из них теперь не совки вылетят, а такие же трихограммы. Вот и все! Трихограмма может уничтожить до девяноста процентов яиц вредителя. А то и до ста. Представляете? — Абидов торжествующе замолчал, наблюдая, какое действие его слова произвели на хозяина кабинета.
Шукуров с неожиданно вспыхнувшим интересом следил за странноватым доцентом.
— Очень интересно,— повторил он.— А с председателем вы уже говорили?
— Да, все в порядке. У нас договор. Колхоз отвел нам небольшой участок...
— Так в чем нужна моя помощь? Может, свести вас с руководителями районного отдела защиты растений?
— Благодарю вас, спасибо! — тонкие губы Абидова насмешливо искривились.— Нам известны эти паникеры!
— Паникеры? —не понял Шукуров.
— А как же иначе? Появится в поле один-единственный клещ или бабочка — и уже поднимают шум на весь мир: спасите, горим! Известна причина этого шума!
— Ив чем она?
— Да в том... выполнять нужно план! План по протраве! Ядами травить поле надо. А чтобы разрешили сыпать ядохимикаты, шумят, пугают: погибаем, весь мир заполонили совки!
Узкое, обтянутое темной кожей лицо Абидова пылало румянцем, глаза светились. «Дервиш! Дервиш, беседующий с нечистой силой!» — мелькнуло в голове Шукурова. Но этот «дервиш» заинтересовал его. Говорил о вещах, которые и самого Шукурова тревожили. Он невзначай взглянул на Латофат. Что с нею сделалось? Чистое, нежное, цвета пшеничного зерна лицо порозовело. Печальные глаза странно блестели, в них был восторг. Этот тощий, темнолицый заика, похоже, задел что-то в ее душе!..
— Ладно! — Абидов махнул длинной рукой.— Сейчас я к вам по другому вопросу. Латофатхон окончила недавно университет. Специалист она способный, вполне могла бы стать хорошим ученым, если бы захотела...
— А разве она не хочет? — Шукуров улыбнулся Латофат.
— Не хочет! Собирается замуж за сына того самого...
— Домладжан! —девушка умоляюще сложила руки.
— За сына самого передового, самого сознательного, самого лучшего председателя-миллионера. Ну, не будем об этом! — Абидов странно дернул шеей. Шукурова поразила боль в его голосе.— Хочет замуж — пусть выходит. Это личное дело. Но чтоб она не затерялась в апартаментах своей свекрови-миллионерши, прошу вас помочь в одном деле.
— А именно?
— А именно открыть здесь лабораторию, где можно было бы исследовать биологические процессы, происходящие на ваших полях, и размножить личинки той же мушки-трихограммы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85
Тонкий ход! Спешит опередить возможный упрек. Абрар Шукуро-вич улыбнулся. Пословица пословицей, но вот он, секретарь, действительно нередко ошибается, ему бы очень кстати были советы таких умудренных опытом руководителей, как Аксакал. Дипломатический ход, видимо, удался, и раис приступил к делу. Оказывается, опять пришел с жалобой. И опять на Атакузы, хоть и преклоняется перед его умом, хозяйственной хваткой и дерзостью. Выяснилось — Атакузы снова перехватил то, что предназначалось колхозу Аксакала. На этот раз—дефицитные трубы для газификации кишлака.
Шукуров дал слово — разберется. Записал при Аксакале в блокнот. Под конец не удержался и от шутки:
— Как же это вы так, бывалый раис, уважаемый всеми аксакал — и дали обойти себя Атакузы?
Сказал — и сразу пожалел. В маленьких глазках-стеклышках, прикрытых седыми бровями, мгновенно заиграли ехидные огоньки. Улыбаясь в пышные усы, Аксакал ответил:
— У него ведь хандаляшки! Много хандаляшек!
Вот оно как! Шукуров поспешил закруглить разговор. Проводив раиса, он долго ходил по кабинету.
Аксакал в своей жалобе на Атакузы, конечно, прав. Прав и первый — не годится вершить незаконные дела, прикрываясь хозяйственными неурядицами. Но ведь и сами неурядицы существуют — это тоже правда, от которой не уйти. Именно они и толкают на разные хитрые ходы. Значит, в первую очередь надо бороться с причиной, которая привела к нежелательному следствию. Об этих неурядицах Шукуров писал и в обком, и в Госплан, а результат, как говорится, равен нулю!..
В дверь тихо постучала секретарша:
— Тут пришли двое. Говорят, из Ташкента.
— Из Ташкента? («Не тесть ли?» — подумал Шукуров.) Пусть заходят.
В кабинет вошел длинный, тощий мужчина лет тридцати, с загорелым дочерна лицом. За ним — девушка с высокой прической из мягких каштановых волос.
— Доцент Абидов,— представился темнолицый посетитель. Девушка подняла большие печальные глаза на Шукурова и тут же низко опустила голову.
— Пожалуйста, присаживайтесь...
— Спасибо,— девушка села на стул, одернула подол короткого ситцевого платья без рукавов.
— В-вот что... Мы к вам с просьбой! — Доцент, волнуясь, пригладил свою взлохмаченную густую шевелюру.
Шукуров не сразу разобрал, в чем его просьба. Наконец понял следующее: он, доцент университета Сакиджан Абидов, уже много лет работает над биологическим методом борьбы с вредителями хлопка и
теперь приехал к знаменитому миллионеру-председателю (при слове «миллионер» доцент саркастически усмехнулся), хочет в колхозе, где широко поставлено хлопководство, испытать результаты своей работы. Есть и еще одна причина, почему выбрал именно этот колхоз. Вот эта девушка, Латофат. Здесь ее родной кишлак, здесь она родилась и выросла. В этом году окончила университет...
Латофат... Он уже слышал это имя. И не так давно. Ах да, это же дочь Бурибаева и той красавицы, из-за которой погиб сын домлы Ша-мурадова. Будущая невестка Атакузы!..
Шукуров, не поворачивая головы, искоса взглянул на Латофат. Удивительные глаза — огромные, грустные. Ну, если мать ее в молодости была такой же, можно представить себе боль и горечь джигита. Джаббар—так, кажется, звали его...
— Простите, т-товарищ Шукуров, я вижу, вам не интересна наша идея...— доцент Абидов дернулся к двери.
— Нет, нет, очень интересна. Так что вы собираетесь здесь делать?
— Я уже сказал — испытывать биологический метод боробы с вредителями, в частности с совкой. Кому-кому, а вам должно быть известно, какое это зло для хлопчатника. Надеюсь, вы представляете себе, что ядохимикаты — палка о двух концах. Бьют не одну только совку. А мы привезли вот что,— он вынул из кармана стеклянную банку с какой-то зеленовато-желтой пыльцой, потряс ею перед Шукуровым.— Здесь мушки-трихограммы. Мы развели в нашей институтской лаборатории. Злейший враг совки. Трихограмма обыкновенная, яйцеед. Вы, может быть, замечали — на нижней части стебля иной раз приклеена цепочка блестящих желтых яичек, вроде пшена? — Доцент увлекся и теперь совсем не заикался.— Это яички совки. Вот мы придем с этой банкой на поле и выпустим своих мушек. Ветер быстро их разнесет... А через неделю приходите, увидите: желтые яички совки станут черными. И из них теперь не совки вылетят, а такие же трихограммы. Вот и все! Трихограмма может уничтожить до девяноста процентов яиц вредителя. А то и до ста. Представляете? — Абидов торжествующе замолчал, наблюдая, какое действие его слова произвели на хозяина кабинета.
Шукуров с неожиданно вспыхнувшим интересом следил за странноватым доцентом.
— Очень интересно,— повторил он.— А с председателем вы уже говорили?
— Да, все в порядке. У нас договор. Колхоз отвел нам небольшой участок...
— Так в чем нужна моя помощь? Может, свести вас с руководителями районного отдела защиты растений?
— Благодарю вас, спасибо! — тонкие губы Абидова насмешливо искривились.— Нам известны эти паникеры!
— Паникеры? —не понял Шукуров.
— А как же иначе? Появится в поле один-единственный клещ или бабочка — и уже поднимают шум на весь мир: спасите, горим! Известна причина этого шума!
— Ив чем она?
— Да в том... выполнять нужно план! План по протраве! Ядами травить поле надо. А чтобы разрешили сыпать ядохимикаты, шумят, пугают: погибаем, весь мир заполонили совки!
Узкое, обтянутое темной кожей лицо Абидова пылало румянцем, глаза светились. «Дервиш! Дервиш, беседующий с нечистой силой!» — мелькнуло в голове Шукурова. Но этот «дервиш» заинтересовал его. Говорил о вещах, которые и самого Шукурова тревожили. Он невзначай взглянул на Латофат. Что с нею сделалось? Чистое, нежное, цвета пшеничного зерна лицо порозовело. Печальные глаза странно блестели, в них был восторг. Этот тощий, темнолицый заика, похоже, задел что-то в ее душе!..
— Ладно! — Абидов махнул длинной рукой.— Сейчас я к вам по другому вопросу. Латофатхон окончила недавно университет. Специалист она способный, вполне могла бы стать хорошим ученым, если бы захотела...
— А разве она не хочет? — Шукуров улыбнулся Латофат.
— Не хочет! Собирается замуж за сына того самого...
— Домладжан! —девушка умоляюще сложила руки.
— За сына самого передового, самого сознательного, самого лучшего председателя-миллионера. Ну, не будем об этом! — Абидов странно дернул шеей. Шукурова поразила боль в его голосе.— Хочет замуж — пусть выходит. Это личное дело. Но чтоб она не затерялась в апартаментах своей свекрови-миллионерши, прошу вас помочь в одном деле.
— А именно?
— А именно открыть здесь лабораторию, где можно было бы исследовать биологические процессы, происходящие на ваших полях, и размножить личинки той же мушки-трихограммы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85