– Крепко.
Шон кивнул и вроде задремал.
– Эй! – закричал я.
Он аж подскочил. Казался потерянным, нет, еще хуже, старым. Сказал:
– Жара… Господи… почему есть такие места, где жарко, как в печке?
Наверное, подействовали болеутоляющие уколы, но я был совсем без сил. Спросил:
– Где Саттон?
Шон отвернулся, и я насторожился.
– В чем дело? Давай выкладывай.
Он повесил голову и что-то пробормотал.
– Говори внятно… Ненавижу, когда ты бормочешь.
– Был пожар.
– Боже!
– С ним все в порядке, но дом сгорел. Со всеми картинами.
– Когда?
– Тогда же. В ту ночь, когда тебя избили. Я покачал головой. Это я плохо придумал.
Виски плескалось у меня за веками.
– Что, черт возьми, происходит? – воскликнул я.
Снова появился врач и сказал:
– Мистер Тейлор, вам нужно больше отдыхать.
Шон встал, положил руку мне на плечо.
– Я еще приду сегодня.
– Меня здесь не будет. – Я спустил ноги с кровати.
Врач забеспокоился.
– Мистер Тейлор, я настаиваю, чтобы вы легли.
– Я ухожу… ВСВ, так это у вас называется?
– ВСВ?
– Вопреки совету врача. Бог мой, вы что, не смотрите «Скорую помощь»?
У меня на мгновение закружилась голова, но виски придало уверенности. Все мое существо вопило от нетерпения – так хотелось выпить пива. Много-много.
На лице Шона отразились все страдания мира, когда он сказал:
– Джек, будь разумным.
– Разумным? Это не по моей части.
Я неохотно согласился взять такси. Когда меня катили на коляске к выходу, медсестра сказала:
– Ты настоящий придурок.
Монахиня читала Патрицию Корнуэлл. Увидев, что я взглянул на обложку, сказала:
– Я предпочитаю Кэти Райх.
Ну что на это скажешь? Вежливого ответа уж точно не найдешь. Я спросил:
– Я приехал слишком рано?
Она неохотно отложила книгу.
– Еще полчаса. Можете пока погулять.
Что я и сделал.
Монастырь Бедной Клары стоит в самом центре города. Здесь каждое воскресенье в половине шестого утра бывает месса. Такое впечатление, что переносишься лет на пятьдесят назад.
Или вообще в средневековье.
Сам обряд, запах ладана, латинские интонации погружали в благодать, описать которую невозможно.
Я не знал, почему прихожу сюда. Спросите меня, во что я верю, и я потянусь к газете, где есть расписание скачек. Как-то я, не подумав, рассказал об этом Кэти Б. С тех пор она меня все время дразнит.
– В чем дело? Можно подумать, ты язычница.
– Я буддистка.
– Ну видишь, о чем я? С чего бы тебе сюда приходить?
– Это как в телесериале «Возвращение в Брайдсхед».
– Что?
– В Англии католицизм исповедуют немногие избранные. Ивлин Во, Грэм Грин и так далее.
Она меня утомила. Сейчас я смотрел, как она приближается к монастырю. Я ее предупредил:
– Оденься соответствующе. Не на гулянку собралась.
На ней было длинное платье. Вполне годится для бала в «Банке Ирландии», но для мессы? Затем я заметил ботинки, те самые, и сказал:
– Ботинки!
– Я их почистила.
– Но они синие.
– Монахиням нравится синий цвет.
– Откуда ты знаешь?
– Я видела «Агнцы Божьи».
Тут она заметила мой нос, пальцы в гипсе и подняла брови. Я все рассказал. Она восхитилась:
– Вот здорово.
– У тебя что, крыша поехала?
– Как ты думаешь, они за мной придут?
– Нет никаких «они»… просто совпадение.
– Ну да… как же.
Зазвонил колокол. Кэти спросила:
– Откуда я узнаю, что надо делать?
– Делай то же, что и я.
– Тогда нас обоих выставят.
Внутри маленькой церкви было тепло и уютно. Кэти схватила листок со словами гимнов и взвизгнула:
– Они тут поют!
– Это не для тебя.
Но я ошибся.
Прихожане пели гимны хором. Кэти – громче всех. Когда месса закончилась, к нам подошла монахиня и поздравила ее, сказав:
– Хотите как-нибудь еще спеть в воскресенье?
Я тут же вмешался:
– Она не наша.
Кэти и монахиня посмотрели на меня с глубоким презрением. Я отошел в сторону.
Прибыл отец Малачи. Не успел слезть с велосипеда, как закурил сигарету.
Я сказал:
– Ты опоздал.
Он улыбнулся.
– Куда опоздал?
Малачи был очень похож на Шона О'Коннери минус
загар
гольф.
Я не назвал бы его другом. У священников другие привязанности. Я знал его с детства. Он оглядел мои раны и сделал вывод:
– Все пьешь?
– Это тут ни при чем.
Он вынул сигареты. Хорошие. Бело-зеленая пачка. Крепкие, как пинок мула, и настолько же смертельные.
Я заметил:
– Ты все куришь.
– Я и БетДевис.
– Она умерла, между прочим.
– Я это и имею в виду.
Он проследил за двумя монахинями и заметил:
– Шик-блеск.
– Что?
– Аккуратистки. Тут им нет равных.
Я огляделся.
– Как сейчас церковь относится к самоубийству?
– Собрался покинуть нас?
– Я серьезно. Все еще не разрешают хоронить самоубийц около церкви?
– Ну ты здорово отстал от жизни, Джек.
– Это ответ?
– Нет, это печальный факт.
Факты
Мы с Кэти Б. перекусывали на природе. Под Испанской аркой. Ели китайскую еду и смотрели на воду. Она сказала:
– Я сделала отчет.
– Давай сначала поедим.
– Ладно.
Я кинул несколько кусков курицы лебедям. Похоже, им не очень понравилась китайская кухня.
Подошел пьянчуга и попросил:
– Дай пятерку.
– Я дам тебе фунт.
– Ладно, только евро не давай.
Он загляделся на еду, я предложил ему мою порцию. Он неохотно взял и поинтересовался:
– Иностранная?
– Китайская.
– Через час снова есть захочется.
– Но у тебя ведь есть мой фунт.
– И мое здоровье.
Он зашаркал прочь и начал приставать к каким-то немцам. Они его сфотографировали. Кэти сказала:
– Можно я тебе кое-что расскажу, прежде чем делать отчет?
– Валяй, я люблю слушать.
Она заговорила.
– Мой отец был посредственным бухгалтером. Он почти до пятидесяти лет проработал, и его ни разу не повысили. Мать непрерывно грызла его. Лучше всего помню, что у него было десять костюмов. Все совершенно одинаковые. Мать их ненавидела. Ирландцы про таких, как она, говорят: «ужас Господний». Он всегда был ко мне добрым и щедрым. Мне было девять, когда его выгнали с работы из-за пьянства. А мать выгнала его из дому. Он забрал свои десять костюмов и ушел жить на вокзал Ватерлоо. Он жил там, в тоннеле. Надевал чистый костюм и выбрасывал его, когда он становился грязным. В своем последнем костюме он шагнул под поезд, который выходил из Саутхэмптона в 9:05.
– Экспресс.
– Из-за матери я его ненавидела. Но когда я сообразила, что она такое, я начала его понимать. Я где-то прочла, что мать Хемингуэя послала ему ружье, из которого застрелился его отец. После смерти матери я разбирала ее вещи и нашла расписание вокзала Ватерлоо. Похоже, она рассчитывала на такой финал.
Она плакала, слезы катились по лицу и с легким плеском падали в вермишель, стекали, как дождь по стеклу. Я открыл одинокую бутылку вина и протянул ей.
Она отмахнулась.
– Я в порядке. Ты по-прежнему ничего не смыслишь в технике?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36