Чашка качается на блюдце и гремит, как самые плохие новости.
Иногда я говорю ему:
– Возьми кружку.
Он пугается и отвечает:
– Не положено!
Однажды я поинтересовался, не трясется ли он в унисон с чашкой.
– Ты когда-нибудь уйдешь на пенсию?
– Ты когда-нибудь бросишь пить?
– Что ж, баш на баш.
???
Через несколько дней после Челтенгема я сидел за своим обычным столиком. Я выиграл несколько фунтов на бегах с препятствиями и не все еще промотал. Читал «Тайм-аут». Покупал газету почти каждую неделю. Путеводитель по Лондону, где рассказывается обо всем, что происходит в столице.
Мой план.
Да-да, у меня был план. Вряд ли бывает что-нибудь более опасное, чем алкаш с планом в голове. Вот какой план был у меня.
Я соберу все до последнего пенни, еще подзайму и двинусь в Лондон.
Сниму квартиру в Бейсуотере и буду ждать.
Вот так. Просто ждать.
Эта мечта помогла мне пережить много тяжелых понедельников.
Шон приблизился громыхая и спросил:
– Так ты собираешься ехать или нет?
– Скоро.
Он пробормотал что-то вроде благословения.
Я отпил глоток кофе, и он обжег мне нёбо.
Прекрасно.
Затем в действие вступил коньяк, согревший мне рот. Эти дивные минуты перед падением.
Застывший на мгновение рай.
Д. М. О'Нил в «Даффи умер» писал, что коньяк освобождает дыхание, а потом снова не дает дышать. Более того, приходится вставать все раньше и раньше, чтобы допиться до трезвости к открытию.
Попробуйте объяснить все это человеку, не страдающему такой привязанностью к выпивке.
В пивную вошла женщина, огляделась и прошла к стойке. Я пожалел, что выгляжу так себе. Опустив голову, попробовал задействовать свои детективные способности. Или, вернее, наблюдательность. Я только взглянул на нее. Что мне запомнилось? Темное пальто средней длины, хороший покрой. Глубоко посаженные глаза, носик пуговкой, крупный рот. Хорошенькая, но не слишком. Туфли на низком каблуке, хорошие, кожаные.
Вывод: дамочка не по мне.
Она заговорила с Шоном, он показал на меня. Она направилась ко мне, и я поднял голову.
– Мистер Тейлор? – спросила она.
– Угу.
– Можно вас на пару слов?
– Конечно, присаживайтесь.
Вблизи она оказалась симпатичнее, чем издалека. Вокруг глаз глубокие морщины. Я решил, что ей под сорок.
– Хотите что-нибудь выпить? – спросил я.
– Тот человек обещал принести кофе.
Пока мы ждали, она изучала меня. Не тайком, а открыто, без смущения. Подошел Шон с кофе… и – обратите внимание! – тарелкой печенья. Я вытаращился на него, и он смутился:
– Не твое дело.
Когда он ушел, она сказала:
– Он такой хрупкий.
Не подумав, я ляпнул ужасную глупость:
– Он? Да он нас с вами похоронит.
Она вздрогнула. Мне показалось, ей захотелось спрятаться. Я кинулся напролом:
– Что вы хотели?
Она взяла себя в руки:
– Мне нужна ваша помощь.
– В чем?
– Мне сказали, вы можете помочь.
– Ну… может быть…
– Моя дочь… Сара… она покончила с собой в январе. Ей было всего шестнадцать лет.
Я состроил соответствующую гримасу. Она продолжила:
– Я не верю… что она себя убила… она не могла.
Я с трудом сдержал вздох. Она коротко, с горечью улыбнулась и заметила:
– Любая мать, наверное, так скажет, да? Но потом кое-что случилось.
– Потом?
– Да, позвонил какой-то человек и сказал: «Ее утопили».
Это проняло меня. Я попытался собраться с мыслями и переспросил:
– Что?
– Так он сказал. Больше ничего, только эти два слова.
Тут я сообразил, что даже не знаю ее имени.
– Энн… Энн Хендерсон.
Что-то я не форме. Надо бы привести себя в порядок. Я залпом допил сдобренный коньяком кофе. Немного помогло.
– Миссис Хендерсон… я…
– Не миссис… я не была замужем. Отец Сары оставил нас давным-давно. Нас было всего двое… вот почему я знаю, она бы меня не бросила… никогда.
– Энн, когда случаются такие трагедии, иногда находятся придурки и всякие идиоты. Их притягивает чужая беда. Они расцветают на чужом горе.
Она закусила губу, потом подняла голову:
– Он знал. – Она порылась в сумке, выудила оттуда пухлый конверт и сказала: – Надеюсь, этого хватит. Мы копили деньги на поездку в Америку. Сара мечтала об этом. – Положила рядом с деньгами фотографию.
Я сделал вид, что смотрю.
– Вы попытаетесь? – спросила она.
– Не могу ничего обещать.
Знаю, есть много всякого, что я должен был, обязан был, мог сказать. Но я промолчал.
Она спросила:
– Почему вы пьете?
Застигла меня врасплох.
Я ответил:
– Думаете, у меня был выбор?
– А, все это чушь.
Я уже почти разозлился, хотя еще крепился.
– Тогда почему вы хотите, чтобы вам помог… алкаш?
Она встала, смерила меня суровым взглядом и сказала:
– Все говорят, что вы стоящий парень, потому что в вашей жизни больше ничего нет.
И ушла.
???
…Быстро реагирует на поставленную задачу.
Из характеристики
Я живу у канала. Но совсем близко к университету. Люблю сидеть ночами и слушать, как шумят студенты.
А они шумят, можете мне поверить.
Домик небольшой, в два этажа. Хозяин разделил его на две квартиры. Я живу внизу. Наверху живет Линда, она работает в банке. Сама она из деревни, но умудрилась впитать в себя все самое плохое, что есть в городе. Все знает, все умеет.
Она красивая, ей чуть больше двадцати. Однажды, когда она забыла ключ, я открыл ей замок. Ободренный этим поступком, спросил:
– Не хочешь где-нибудь развлечься вечерком?
– Ой, я никогда не нарушаю своего золотого правила.
– Это какого же?
– Не встречаться с алкашами.
Спустя какое-то время у ее машины лопнула шина. Я сменил колесо. Тогда она сказала:
– Послушай, в тот раз… я была неправа. Была неправа!
Все становятся квази-американцами в худшем варианте.
Я встал. Все руки в масле и грязи.
Она продолжила:
– Мне не надо было говорить… ну, вы знаете…
– Да ладно, забудь.
Возможность прощать часто кружит голову и делает из тебя дурака.
Я сказал:
– Значит, ты не возражаешь, чтобы пойти куда-нибудь перекусить?
– Нет, я не могу.
– Что?
– Ты слишком старый.
В тот вечер, когда стемнело, я вышел во двор и снова проткнул ей шину.
Я люблю читать. Много читаю. Между запоями потребляю печатную продукцию. По большей части детективы. Недавно я закончил автобиографию Дерека Раймонда «Спрятанные досье».
Здорово.
Мужик что надо.
Мне было особенно интересно потому, что он перекинулся от выпивки. Вот что я написал над зеркалом в своей ванной:
Существование – это порой то, что наблюдатель-артиллерист видит на позиции врага в свой полевой бинокль.
Далекий зловещий вид, внезапно попавший в фокус, с массой мерзких деталей.
Именно от мерзких деталей мне хотелось бы избавиться с каждым выпитым стаканом. Но они отпечатались в моей душе во всей своей красе. Их не стряхнуть.
Видит Бог, я пытался. Со дня смерти моего отца я заклинился на смерти.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36