Жужжания электрощетки слышно не было. – Эй, вы там? – крикнула я.
– Мы еще не закончили, – не сразу раздался сдавленный голос Бетани.
– Когда закончите, я его сам осмотрю, – сказал Билл и повернулся ко мне. – Если бы вы остались здесь подольше, я мог бы запломбировать ему все дырки. А коронки ему не нужны?
– Билл, скажи честно, ты трахаешь свою регистраторшу? Я хотела сказать – медсестру.
Он, ничего не отвечая, метался по приемной, а за ним хвостом носился Леопольд.
– Билл, а тебя когда-нибудь били? – спросил он, пытаясь его нагнать. – Пациенты тебя били?
– Раз или два, – ответил тот.
– А спортом ты интересуешься? – Леопольд попытался удержать Билла за полу его отвратительного рыжего пиджака.
– Мне нравится баскетбол.
– И мне тоже! – обрадовался Леопольд.
– Как ты думаешь, чем они там занимаются? – спросил Билл и отпер дверь еще одной пыточной камеры.
– Мне кажется, Билл, у тебя плоховато с моральными принципами, – сказала я.
– Это в каком смысле?
– Ничего удивительного, что твой брак распался. Трахаешься с медсестрой, клеишь девушек на стоянке, водишь их по магазинам, даешь маленьким детям нюхать закись азота…
Он резко обернулся ко мне.
– Я с ней только однажды переспал! Это было ошибкой, ясно тебе? И я совершенно не собираюсь давать твоему братишке веселящий газ!
– Почему это? Я в этом никакого вреда не нахожу, – сказала я. – Несчастному бездомному мальчишке было бы полезно посмеяться вволю – все лучше, чем сидеть в промозглой приемной и читать журналы, как я подозреваю, третьегодичной давности.
– Я не могу регулировать температуру, – ответил Билл раздраженно. – Она устанавливается централизованно.
– А что ты так возмущаешься? Я просто пытаюсь уяснить, что ты, собственно, за человек. Ты… ты меня завораживаешь.
– Правда? – спросил он, потихоньку успокаиваясь. – Так вы действительно хотите попробовать закись азота? Ну, давайте… Все равно этих надо ждать.
– А я буду от нее смеяться? – поинтересовалась я. – Вообще-то я предпочитаю смеяться по собственной воле, а не тогда, когда ничего смешного нет. Смех – дело сугубо личное. Когда на людях смеются и пожимают руки, я всегда думаю, что лучше это делать наедине. Сексом я, правда, никогда не занималась, но смех и рукопожатия кажутся мне чем-то вроде публичного секса. То есть, когда пожимаешь кому-то руку, вкладываешь весьма чувствительную часть своего тела в часть тела другого человека, причем чаще всего – человека, тебе совершенно не знакомого. Ужас! Кошмар! Она же может быть такая мягкая, влажная, а может – твердая и жесткая! А смех! Ну согласись, это состояние наибольшей уязвимости, схожее, например, с моментом эякуляции.
– Да не волнуйся ты так, Мод! – сказал Леопольд. – Я у Бетани спрашивал. Она говорит, веселящий газ действует всего несколько минут, и это очень приятно. Потом, правда, болит голова и начинается депрессия.
– Прелесть какая! А с алкоголем хорошо идет? Билл, у тебя шампанского не найдется? Лучше сладкого.
– У меня есть немного пищевого спирта, – сказал Билл. – Мне по ошибке прислали его со склада, вместо технического.
– Тогда налей мне капельку в какую-нибудь полоскалку, – попросила я. – Ой, Билли, что со мной творится? Что я делаю в Форт-Лодердейле, да еще в компании зубного врача?!
На это Билл отвечать не стал.
– Надо прижать маску ко рту и вдохнуть поглубже, – сказал он и вытащил из шкафа огромный баллон. – Давай сначала я покажу тебе, как это делается.
– Неужели ты совсем ничего не хочешь про меня узнать? Кто я? Откуда? Где выросла? О чем мечтаю, к чему стремлюсь…
Билл отвернул вентиль и сделал глубокий вдох. Леопольд улегся в зубоврачебное кресло и принялся нажимать на всякие рычажки и кнопки. Кресло откинулось назад, потом вернулось в прежнее положение. Билл задержал дыхание, а когда наконец выдохнул, хищно улыбнулся.
– Понимаю, это может показаться странным, – сказал он, – но я, похоже, в тебя влюблен. – Он дико расхохотался. – Господи, какая же ты странная!
– Зря ты дважды повторил это слово. Я не могу считать твое заявление признанием в любви.
– Ты очень-очень странная. Я вовсе не собирался заводить ни с кем серьезных отношений, по крайней мере в ближайшее время. Но… все так странно… Ощущение такое, что выбора у меня нет. Как только я тебя повстречал, сразу понял – быть беде.
– Я вовсе не жалуюсь, – сказала я, – моя новая одежда мне очень нравится. Но скажи честно – разве это лучший магазин в окрестностях Форт-Лодердейла?
– Не хочешь попробовать?
Он протянул мне маску. Я нацепила ее, и он открыл вентиль. По всему телу пробежал мерцающий холодок, а потом все молекулы в пространстве увеличились в миллион раз, засияли серебристым светом и снова съежились.
Когда я сняла маску, все куда-то плыло. Билл был похож на огромного страшного богомола. Глаза его, влажные и стеклянные, вылезали из-под очков.
– Некоторые считают, что богомолы напоминают кузнечиков, – сказала я. – Но стоит взглянуть на их семенники, похожие на слоеные пирожные, и сразу понимаешь, что они ближе к тараканам. А тебе известно, что они могут убивать ящериц, птиц и лягушек? Честное слово! – Я схватила Билла за лацканы. – Богомол пожирает свою жертву живьем. А если передние лапки самки перед совокуплением не связать, она сожрет самца. К тому же она ненасытна. Даже когда яйца уже оплодотворены, она готова принимать новых кавалеров – сначала развлекается, потом обедает.
– Врешь! – радостно воскликнул Билл. Он медленно-медленно раскинул свои конечности и обвил ими меня. Человеческие руки они не напоминали ничем.
– Помогите! Леопольд, спаси меня!
– Кресло никак назад не встает, – пробормотал Леопольд, не обращая на меня ни малейшего внимания.
Закончить жизнь вот так, в кабинете зубного врача, в объятиях получеловека-полунасекомого! Его коралловые уста надвигались на мои. Я пыталась закричать, но не могла. Он присосался своей ротовой полостью к моей. Я собрала остатки сил и оттолкнула его.
– У тебя «Листерин» есть? – спросила я.
– Зачем это? – всполошился он. – У меня что, плохо изо рта пахнет?
– Может, у тебя, а может, и у меня.
– У тебя – нет.
– Следовательно, не у меня. И вообще, это не очень-то прилично.
– Что? – удивился он.
– Вот так тереться друг о друга ртами. Непонятно, как это зубные врачи могут целоваться, да еще после целого дня работы! Кому, как не им, знать, что творится во рту! Зубной камень, кариес, гингивит и все такое!
Билл устало опустился на кресло.
– Эй! – завопил Леопольд. – Ты меня раздавишь! А ну, вставай! – То ли Билл, то ли Леопольд нажал на кнопку, и кресло снова пришло в вертикальное положение. – Выпусти меня! – завизжал Леопольд и выскользнул на свободу.
– Присядь ко мне на коленки, – предложил Билл.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80
– Мы еще не закончили, – не сразу раздался сдавленный голос Бетани.
– Когда закончите, я его сам осмотрю, – сказал Билл и повернулся ко мне. – Если бы вы остались здесь подольше, я мог бы запломбировать ему все дырки. А коронки ему не нужны?
– Билл, скажи честно, ты трахаешь свою регистраторшу? Я хотела сказать – медсестру.
Он, ничего не отвечая, метался по приемной, а за ним хвостом носился Леопольд.
– Билл, а тебя когда-нибудь били? – спросил он, пытаясь его нагнать. – Пациенты тебя били?
– Раз или два, – ответил тот.
– А спортом ты интересуешься? – Леопольд попытался удержать Билла за полу его отвратительного рыжего пиджака.
– Мне нравится баскетбол.
– И мне тоже! – обрадовался Леопольд.
– Как ты думаешь, чем они там занимаются? – спросил Билл и отпер дверь еще одной пыточной камеры.
– Мне кажется, Билл, у тебя плоховато с моральными принципами, – сказала я.
– Это в каком смысле?
– Ничего удивительного, что твой брак распался. Трахаешься с медсестрой, клеишь девушек на стоянке, водишь их по магазинам, даешь маленьким детям нюхать закись азота…
Он резко обернулся ко мне.
– Я с ней только однажды переспал! Это было ошибкой, ясно тебе? И я совершенно не собираюсь давать твоему братишке веселящий газ!
– Почему это? Я в этом никакого вреда не нахожу, – сказала я. – Несчастному бездомному мальчишке было бы полезно посмеяться вволю – все лучше, чем сидеть в промозглой приемной и читать журналы, как я подозреваю, третьегодичной давности.
– Я не могу регулировать температуру, – ответил Билл раздраженно. – Она устанавливается централизованно.
– А что ты так возмущаешься? Я просто пытаюсь уяснить, что ты, собственно, за человек. Ты… ты меня завораживаешь.
– Правда? – спросил он, потихоньку успокаиваясь. – Так вы действительно хотите попробовать закись азота? Ну, давайте… Все равно этих надо ждать.
– А я буду от нее смеяться? – поинтересовалась я. – Вообще-то я предпочитаю смеяться по собственной воле, а не тогда, когда ничего смешного нет. Смех – дело сугубо личное. Когда на людях смеются и пожимают руки, я всегда думаю, что лучше это делать наедине. Сексом я, правда, никогда не занималась, но смех и рукопожатия кажутся мне чем-то вроде публичного секса. То есть, когда пожимаешь кому-то руку, вкладываешь весьма чувствительную часть своего тела в часть тела другого человека, причем чаще всего – человека, тебе совершенно не знакомого. Ужас! Кошмар! Она же может быть такая мягкая, влажная, а может – твердая и жесткая! А смех! Ну согласись, это состояние наибольшей уязвимости, схожее, например, с моментом эякуляции.
– Да не волнуйся ты так, Мод! – сказал Леопольд. – Я у Бетани спрашивал. Она говорит, веселящий газ действует всего несколько минут, и это очень приятно. Потом, правда, болит голова и начинается депрессия.
– Прелесть какая! А с алкоголем хорошо идет? Билл, у тебя шампанского не найдется? Лучше сладкого.
– У меня есть немного пищевого спирта, – сказал Билл. – Мне по ошибке прислали его со склада, вместо технического.
– Тогда налей мне капельку в какую-нибудь полоскалку, – попросила я. – Ой, Билли, что со мной творится? Что я делаю в Форт-Лодердейле, да еще в компании зубного врача?!
На это Билл отвечать не стал.
– Надо прижать маску ко рту и вдохнуть поглубже, – сказал он и вытащил из шкафа огромный баллон. – Давай сначала я покажу тебе, как это делается.
– Неужели ты совсем ничего не хочешь про меня узнать? Кто я? Откуда? Где выросла? О чем мечтаю, к чему стремлюсь…
Билл отвернул вентиль и сделал глубокий вдох. Леопольд улегся в зубоврачебное кресло и принялся нажимать на всякие рычажки и кнопки. Кресло откинулось назад, потом вернулось в прежнее положение. Билл задержал дыхание, а когда наконец выдохнул, хищно улыбнулся.
– Понимаю, это может показаться странным, – сказал он, – но я, похоже, в тебя влюблен. – Он дико расхохотался. – Господи, какая же ты странная!
– Зря ты дважды повторил это слово. Я не могу считать твое заявление признанием в любви.
– Ты очень-очень странная. Я вовсе не собирался заводить ни с кем серьезных отношений, по крайней мере в ближайшее время. Но… все так странно… Ощущение такое, что выбора у меня нет. Как только я тебя повстречал, сразу понял – быть беде.
– Я вовсе не жалуюсь, – сказала я, – моя новая одежда мне очень нравится. Но скажи честно – разве это лучший магазин в окрестностях Форт-Лодердейла?
– Не хочешь попробовать?
Он протянул мне маску. Я нацепила ее, и он открыл вентиль. По всему телу пробежал мерцающий холодок, а потом все молекулы в пространстве увеличились в миллион раз, засияли серебристым светом и снова съежились.
Когда я сняла маску, все куда-то плыло. Билл был похож на огромного страшного богомола. Глаза его, влажные и стеклянные, вылезали из-под очков.
– Некоторые считают, что богомолы напоминают кузнечиков, – сказала я. – Но стоит взглянуть на их семенники, похожие на слоеные пирожные, и сразу понимаешь, что они ближе к тараканам. А тебе известно, что они могут убивать ящериц, птиц и лягушек? Честное слово! – Я схватила Билла за лацканы. – Богомол пожирает свою жертву живьем. А если передние лапки самки перед совокуплением не связать, она сожрет самца. К тому же она ненасытна. Даже когда яйца уже оплодотворены, она готова принимать новых кавалеров – сначала развлекается, потом обедает.
– Врешь! – радостно воскликнул Билл. Он медленно-медленно раскинул свои конечности и обвил ими меня. Человеческие руки они не напоминали ничем.
– Помогите! Леопольд, спаси меня!
– Кресло никак назад не встает, – пробормотал Леопольд, не обращая на меня ни малейшего внимания.
Закончить жизнь вот так, в кабинете зубного врача, в объятиях получеловека-полунасекомого! Его коралловые уста надвигались на мои. Я пыталась закричать, но не могла. Он присосался своей ротовой полостью к моей. Я собрала остатки сил и оттолкнула его.
– У тебя «Листерин» есть? – спросила я.
– Зачем это? – всполошился он. – У меня что, плохо изо рта пахнет?
– Может, у тебя, а может, и у меня.
– У тебя – нет.
– Следовательно, не у меня. И вообще, это не очень-то прилично.
– Что? – удивился он.
– Вот так тереться друг о друга ртами. Непонятно, как это зубные врачи могут целоваться, да еще после целого дня работы! Кому, как не им, знать, что творится во рту! Зубной камень, кариес, гингивит и все такое!
Билл устало опустился на кресло.
– Эй! – завопил Леопольд. – Ты меня раздавишь! А ну, вставай! – То ли Билл, то ли Леопольд нажал на кнопку, и кресло снова пришло в вертикальное положение. – Выпусти меня! – завизжал Леопольд и выскользнул на свободу.
– Присядь ко мне на коленки, – предложил Билл.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80