Когда он улыбался, они превращались в щелочки. Он стащил перчатку и протянул руку:
– Алекс Мунро, местный ветеринар. А вы, наверное, новые жильцы из коттеджа?
– Надо же, как быстро распространяются слухи. Да. Я Рози Медоуз. – Я пожала его руку и заметила, что у него довольно обаятельная и сексуальная улыбка. Если ее правильно применить, она может быть и фатальной. Я немедленно опустила глаза и посмотрела на лошадиную ногу. – Что с ней?
– О, всего лишь небольшой приступ артрита, с ней это каждый год бывает, особенно в такой холод. Она поправится, только нужно забинтовать ей ноги и не выпускать на улицу. Я хочу отвести ее в конюшню напротив вашего коттеджа. Вы присмотрите за ней?
– Конечно. Правда, я не очень-то разбираюсь в лошадях.
– О, ей всего-то и нужно для счастья, чтобы ее время от времени потчевали морковкой.
– С этим я справлюсь.
Он медленно провел лошадь в ворота, и мы вместе отправились к коттеджу. Кобыла жалко прихрамывала рядом с ним. Я была заинтригована.
– Вы всегда так рано приходите? Неужели боитесь, что какая-нибудь лошадь опять захромала? Рановато для посещения пациентов.
– Нет, я не просыпаюсь в рассветные часы и не думаю: господи, пошел снег, надеюсь, старушка Саша в порядке, пойду-ка я посмотрю! Нет, он мне сам позвонил. Он всегда волнуется за нее, это любимица Китти.
Он кивнул головой в сторону дома, и я с изумлением заметила, что в одном из окон мастерской горит свет. В окне вырисовывался профиль Джосса: он склонил голову и с резцом в руке трудился над чем-то вроде огромного булыжника. Значит, он тоже не спит.
– Он позвонил мне на мобильный и сказал, что видел, как она хромает, и что, похоже, ей больно. Он не ошибся, но иногда хочется, чтобы этот парень хотя бы изредка спал и не замечал таких вещей. Хотя я все равно возвращался с ночного вызова, так что какая разница.
– Значит, он вообще не спит? – спросила я, возвращаясь к Джоссу.
– Наверное, спит иногда, но всякий раз, когда я выезжаю по ночам и еду мимо, он в своей мастерской, стучит молотком.
– Зато он заботится о лошадях, – встала я на защиту.
– Возможно, но зачем он их держит – одному богу известно, они все равно не бегают. Думаю, у него к ним сентиментальная привязанность, ведь это лошади Китти, и Аннабел они нравятся: она считает, что лошади – неотъемлемая часть роскошного особняка знаменитости. Любит, чтобы они надменно гарцевали вдоль забора, когда приезжают гости.
– Вы их хорошо знаете, да? – как бы невзначай спросила я. – Джосса и Аннабел?
– Знаю, но только как клиентов. Он редко снисходит до разговоров, да и тогда высокомерный, презрительный; а вот она прелесть. Я так понимаю, вы с ней знакомы?
– С Аннабел? Нет, я только вчера въехала.
– Ясно. – Он поставил Сашу в конюшню и повернул ее так, что голова высовывалась над дверью. Снял сбрую и стал смотреть, как я глажу ее нос. – Ей так нравится.
– Я вижу.
– И еще она любит, чтобы ей щекотали спину.
– Кто же не любит. – (Зря я это сказала. Он просиял, глаза загорелись, словно он уловил в моих словах намек)
– Это точно, – тихо ответил он.
Проклятье. Я в рьяной сосредоточенности принялась почесывать Сашин нос, но все равно густо покраснела и почувствовала, что он с любопытством за мной наблюдает.
– Рановато для прогулки по лугам, не так ли? – заметил он. – Еще даже восьми нет.
– Знаю, но Айво проснулся, утро выдалось такое замечательное, что я подумала: почему бы и нет?
– Почему бы не вывести шаловливого карапуза на свежий воздух, и пусть вторая половина поспит подольше. Как учтиво с вашей стороны.
– Хмм, нет. Вообще-то, никакой второй половины нет.
– О! Извините. Вы в разводе?
– Нет. – Я набрала воздуху в легкие. – Я вдова.
– Господи, мне так жаль. – Похоже, он говорил искренне. – Очень жаль. – Он нахмурился и сжал ножку Айво, свисающую с моего плеча. – Ну и ну. Бедный маленький карапуз.
Повисла тишина. Он явно был растроган.
– Это произошло… недавно?
– Хмм, да. Совсем недавно, – ответила я и взмолилась, чтобы он не стал допытываться.
– Мальчик его знал? – Он кивнул на Айво.
– Отца? Да. Да, знал.
– Ясно. Что ж, это хорошо. Хорошо, что у него остались воспоминания.
– Да.
К счастью, в тот самый момент подъехала машина. Мы обернулись. Снег приглушал звук шин, но мотор шумно гудел, и автомобиль медленно и осторожно прокладывал путь вокруг особняка по окольной дорожке, ведущей к коттеджу. Мы видели, как он потихоньку приближается – это тоже был «лэндровер», видимо единственная машина, способная передвигаться в таких условиях. Джип подъехал ближе, и я увидела Майлза за рулем. Рядом сидела Филли, а на заднем сиденье этого сельскохозяйственного транспорта, предназначенного для перевозки сена и овец, тряслись мои родители. Сердце во мне упало. Черт, ну вот, началось. Траурная карусель закрутилась. Пора громко рыдать, планировать похороны, бить себя в грудь, и моя мать твердо заняла место во главе колонны. Как неловко, подумала я, что моему новому знакомому придется стать зрителем предстоящего спектакля…
Глава 11
Оказавшись в доме, моя мать добрела до ближайшего кресла и бессильно рухнула в него.
– Уууууу, Гарри! – стенала она.
Вся семья окружила ее нестройным кольцом. Папа сжал мое плечо.
– Ты в порядке, милая? – угрюмо спросил он.
– Да, пап, нормально.
– Не повезло парню, – сокрушался Майлз. – Хотя боюсь, это профессиональный риск. Раз уж живешь в деревне. Все это – часть сельской жизни.
Видимо, он имел в виду смерть от отравления грибами. Что ж, можно и так сказать: все равно как если бы тебя задавил комбайн, это тоже часть сельской жизни.
Филли злобно сверкнула на него глазами, нарочито нежно обняла меня и пробормотала:
– Рози, это так ужасно. – Но она слишком поспешно расцепила руки, словно не могла сочувствовать слишком долго.
Минуту мы неловко переминались с ноги на ногу, потом все зашуршали в поисках стульев и уселись, так и не сняв пальто, – было холодно, и, похоже, холод тут стоял постоянный. Айво сел на пол и торжественно развязал шнурки моему отцу, не замечая всеобщего смущения. Мамочка продолжала всхлипывать.
– Страшное дело, – наконец пробормотал папа.
– Хмм, – согласилась я.
– С Бертрамом разговаривала?
– Пока еще нет.
– Времени еще полно. Бедный старик А с Боффи?
– Нет еще.
– Для него тоже удар.
Снова наступила тишина. Похоже, никто не знал, что говорить. Время от времени Филли протягивала мамочке платок или я, потянувшись, поглаживала ее по руке. Вообще-то, меня смущало ее горе: мне было стыдно, что я не могу воспроизвести ничего подобного и даже не способна притвориться. Повисло глубокое молчание, если не считать мамочкиных сдавленных всхлипов. Все разглядывали ковер. У меня остекленели глаза, но я не осмеливалась поднять голову.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109
– Алекс Мунро, местный ветеринар. А вы, наверное, новые жильцы из коттеджа?
– Надо же, как быстро распространяются слухи. Да. Я Рози Медоуз. – Я пожала его руку и заметила, что у него довольно обаятельная и сексуальная улыбка. Если ее правильно применить, она может быть и фатальной. Я немедленно опустила глаза и посмотрела на лошадиную ногу. – Что с ней?
– О, всего лишь небольшой приступ артрита, с ней это каждый год бывает, особенно в такой холод. Она поправится, только нужно забинтовать ей ноги и не выпускать на улицу. Я хочу отвести ее в конюшню напротив вашего коттеджа. Вы присмотрите за ней?
– Конечно. Правда, я не очень-то разбираюсь в лошадях.
– О, ей всего-то и нужно для счастья, чтобы ее время от времени потчевали морковкой.
– С этим я справлюсь.
Он медленно провел лошадь в ворота, и мы вместе отправились к коттеджу. Кобыла жалко прихрамывала рядом с ним. Я была заинтригована.
– Вы всегда так рано приходите? Неужели боитесь, что какая-нибудь лошадь опять захромала? Рановато для посещения пациентов.
– Нет, я не просыпаюсь в рассветные часы и не думаю: господи, пошел снег, надеюсь, старушка Саша в порядке, пойду-ка я посмотрю! Нет, он мне сам позвонил. Он всегда волнуется за нее, это любимица Китти.
Он кивнул головой в сторону дома, и я с изумлением заметила, что в одном из окон мастерской горит свет. В окне вырисовывался профиль Джосса: он склонил голову и с резцом в руке трудился над чем-то вроде огромного булыжника. Значит, он тоже не спит.
– Он позвонил мне на мобильный и сказал, что видел, как она хромает, и что, похоже, ей больно. Он не ошибся, но иногда хочется, чтобы этот парень хотя бы изредка спал и не замечал таких вещей. Хотя я все равно возвращался с ночного вызова, так что какая разница.
– Значит, он вообще не спит? – спросила я, возвращаясь к Джоссу.
– Наверное, спит иногда, но всякий раз, когда я выезжаю по ночам и еду мимо, он в своей мастерской, стучит молотком.
– Зато он заботится о лошадях, – встала я на защиту.
– Возможно, но зачем он их держит – одному богу известно, они все равно не бегают. Думаю, у него к ним сентиментальная привязанность, ведь это лошади Китти, и Аннабел они нравятся: она считает, что лошади – неотъемлемая часть роскошного особняка знаменитости. Любит, чтобы они надменно гарцевали вдоль забора, когда приезжают гости.
– Вы их хорошо знаете, да? – как бы невзначай спросила я. – Джосса и Аннабел?
– Знаю, но только как клиентов. Он редко снисходит до разговоров, да и тогда высокомерный, презрительный; а вот она прелесть. Я так понимаю, вы с ней знакомы?
– С Аннабел? Нет, я только вчера въехала.
– Ясно. – Он поставил Сашу в конюшню и повернул ее так, что голова высовывалась над дверью. Снял сбрую и стал смотреть, как я глажу ее нос. – Ей так нравится.
– Я вижу.
– И еще она любит, чтобы ей щекотали спину.
– Кто же не любит. – (Зря я это сказала. Он просиял, глаза загорелись, словно он уловил в моих словах намек)
– Это точно, – тихо ответил он.
Проклятье. Я в рьяной сосредоточенности принялась почесывать Сашин нос, но все равно густо покраснела и почувствовала, что он с любопытством за мной наблюдает.
– Рановато для прогулки по лугам, не так ли? – заметил он. – Еще даже восьми нет.
– Знаю, но Айво проснулся, утро выдалось такое замечательное, что я подумала: почему бы и нет?
– Почему бы не вывести шаловливого карапуза на свежий воздух, и пусть вторая половина поспит подольше. Как учтиво с вашей стороны.
– Хмм, нет. Вообще-то, никакой второй половины нет.
– О! Извините. Вы в разводе?
– Нет. – Я набрала воздуху в легкие. – Я вдова.
– Господи, мне так жаль. – Похоже, он говорил искренне. – Очень жаль. – Он нахмурился и сжал ножку Айво, свисающую с моего плеча. – Ну и ну. Бедный маленький карапуз.
Повисла тишина. Он явно был растроган.
– Это произошло… недавно?
– Хмм, да. Совсем недавно, – ответила я и взмолилась, чтобы он не стал допытываться.
– Мальчик его знал? – Он кивнул на Айво.
– Отца? Да. Да, знал.
– Ясно. Что ж, это хорошо. Хорошо, что у него остались воспоминания.
– Да.
К счастью, в тот самый момент подъехала машина. Мы обернулись. Снег приглушал звук шин, но мотор шумно гудел, и автомобиль медленно и осторожно прокладывал путь вокруг особняка по окольной дорожке, ведущей к коттеджу. Мы видели, как он потихоньку приближается – это тоже был «лэндровер», видимо единственная машина, способная передвигаться в таких условиях. Джип подъехал ближе, и я увидела Майлза за рулем. Рядом сидела Филли, а на заднем сиденье этого сельскохозяйственного транспорта, предназначенного для перевозки сена и овец, тряслись мои родители. Сердце во мне упало. Черт, ну вот, началось. Траурная карусель закрутилась. Пора громко рыдать, планировать похороны, бить себя в грудь, и моя мать твердо заняла место во главе колонны. Как неловко, подумала я, что моему новому знакомому придется стать зрителем предстоящего спектакля…
Глава 11
Оказавшись в доме, моя мать добрела до ближайшего кресла и бессильно рухнула в него.
– Уууууу, Гарри! – стенала она.
Вся семья окружила ее нестройным кольцом. Папа сжал мое плечо.
– Ты в порядке, милая? – угрюмо спросил он.
– Да, пап, нормально.
– Не повезло парню, – сокрушался Майлз. – Хотя боюсь, это профессиональный риск. Раз уж живешь в деревне. Все это – часть сельской жизни.
Видимо, он имел в виду смерть от отравления грибами. Что ж, можно и так сказать: все равно как если бы тебя задавил комбайн, это тоже часть сельской жизни.
Филли злобно сверкнула на него глазами, нарочито нежно обняла меня и пробормотала:
– Рози, это так ужасно. – Но она слишком поспешно расцепила руки, словно не могла сочувствовать слишком долго.
Минуту мы неловко переминались с ноги на ногу, потом все зашуршали в поисках стульев и уселись, так и не сняв пальто, – было холодно, и, похоже, холод тут стоял постоянный. Айво сел на пол и торжественно развязал шнурки моему отцу, не замечая всеобщего смущения. Мамочка продолжала всхлипывать.
– Страшное дело, – наконец пробормотал папа.
– Хмм, – согласилась я.
– С Бертрамом разговаривала?
– Пока еще нет.
– Времени еще полно. Бедный старик А с Боффи?
– Нет еще.
– Для него тоже удар.
Снова наступила тишина. Похоже, никто не знал, что говорить. Время от времени Филли протягивала мамочке платок или я, потянувшись, поглаживала ее по руке. Вообще-то, меня смущало ее горе: мне было стыдно, что я не могу воспроизвести ничего подобного и даже не способна притвориться. Повисло глубокое молчание, если не считать мамочкиных сдавленных всхлипов. Все разглядывали ковер. У меня остекленели глаза, но я не осмеливалась поднять голову.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109