Спускаясь по крутым ступенькам служебной лестницы, он вспомнил об Энни Кобб. О том, как она поменяла омара на елку. Рождество уже послезавтра. Интересно, где они будут праздновать, эти две девчонки. Неужели так и просидят вдвоем у себя в Бруклине? Вот это будет праздник! Особенно для Лорел. Что-то непохоже, будто старичок Санта-Клаус собирается лезть к ним в трубу с подарками в этом году.
В тот раз, ожидая возвращения Энни, он пробыл в их крохотной, скудно меблированной квартирке на Четырнадцатой улице не меньше часа. Поначалу Лорел сидела как в воду опущенная. Но понемногу освоилась и принялась щебетать, словно они были давние друзья. А через некоторое время даже вынула потрепанную колоду карт, и они сыграли в джин-ром. И можно голову дать на отсечение, что этот ангел с фарфоровым личиком теперь предан ему телом и душой.
Завтра Сочельник, ресторан закрыт. Хорошо бы заехать к ним в гости, если они никуда не собираются. Да, это было бы лучше всего. Ему полезно побыть немного в роли старшего брата, тогда может быть удастся выбросить из головы Кэрин.
Но память неумолимо возвращала его к тому, что он пытался забыть. Внезапно остановившись на последней ступеньке, он привалился спиной к стене, и снова, как в кино, завертелась в мозгу та проклятая ночь. Снова раздался в трубке безжизненный голос Кэрин, и снова он бежал по Нью-Йоркской улице, мимо колледжей, мимо Йельского театра драмы, мимо музея Искусства и Архитектуры, задыхаясь от бега. Наконец пересек Колледж-стрит, обогнул здание, в котором помещалась ее маленькая студия и взлетел по трем пролетам лестницы.
Он нашел ее скорчившейся на полу, тело еще не остыло, но уже побелело, даже посинело. И кровь… кровь везде – на постели, на коврике, в ее длинных черных волосах, – все еще сочащаяся из глубоких порезов на узеньких запястьях.
Затем «скорая помощь» и полицейская машина, пульсирующие огни, красные отсветы фар, как кровь, разлитая по темной улице, потрясенные, бледные лица соседей. И нескончаемо звучащие в ушах, словно заезженная пластинка, вновь и вновь прокручивающаяся в голове, ее последние слова по телефону:
– Я все сделала, Джо. Тебе не о чем беспокоиться. Он понял, что она сделала аборт. Господи, а что же еще? На его месте любой бы так подумал. Они столько обсуждали возможность оставить этого ребенка! Говорили, говорили. Она была явно в отчаянии от его идеи. Но он думал… он был уверен, что она через некоторое время успокоится.
Она успокоилась, ублюдок, успокоилась навеки!
Чего он так боялся тогда? Почему не стал ее слушать? Такая веселая, и умница, и… как огонь! И он любил ее, проклятье, любил! Но женитьба, дети, хозяйство в двадцать лет… Даже мысль об этом казалась абсурдной.
Он словно воочию видел, как она сидела тогда понурившись на каменной скамье возле Библиотеки Стерлинга, впервые сообщив ему, что беременна, и черные, как вороново крыло, волосы переливались на майском солнце. Она плакала. Глаза опухли, молочно-белое лицо покраснело.
– Господи, Джо… что же делать? Что он мог сделать?
Он стоял и улыбался. Как идиот!
Но разве можно было поверить, глядя на эту маленькую девочку в коротких шортиках и матросской блузе, что она беременна? Хотя бы совсем немножко? Нет, это какая-то бессмыслица.
Наконец до него дошло. Ведь это серьезно. Она не шутит. Коленки сразу заходили ходуном, словно кто-то дергал за них. Захотелось сесть рядом, утешить. Но он остался стоять.
Он не мог приблизиться к ней, и только теперь понял почему. В тот миг он бессознательно отстранился от нее… и от него. Он был так ошеломлен, что не понимал ни своих действий, ни своих мыслей.
Она зарыдала. И только тогда он опустился на скамью рядом с ней.
– Что-нибудь придумаем, – нерешительно попытался успокоить ее. Но она наверно, видела его насквозь. Она поняла что он ни в коем случае не готов принять это.
– Это все, что ты можешь сказать? – Она обожгла его горячим, обвиняющим взглядом.
– Ты что, думаешь я брошу тебя в беде? Можешь не сомневаться… – пробормотал он.
– В беде? – повторила она с таким выражением, словно впервые слышала это слово. – Нет… Я так не думаю. Я думаю… Впрочем, какая разница!
– Что ты собираешься делать? – осторожно спросил он.
– Разве я могу выбирать?
– Ведь ты… ты не думаешь его оставлять?
Он представил себе пеленки, детский крик по ночам, когда ему надо заканчивать курсовую работу. Боже!
Кэрин смотрела мимо него в пространство, загородив глаза ладонью, словно от солнца. Но он видел слезы на ее щеках и едва удерживался, чтобы не обнять ее. В то же время он чувствовал себя загнанным зверем, он в ловушке, и солнце давило ему на плечи.
– Я не могу… по крайней мере в таких обстоятельствах… – Внезапно вспомнив назидательный голос отца он смешался, чувствуя себя посрамленным, и поспешно прибавил: – Я имел в виду, что… мы должны будем сначала пожениться… когда закончим учебу… Боже мой, Кэрин, я даже не знаю, что я буду делать со своей собственной жизнью, не только что с твоей! А тут еще ребенок.
Вот и все. Конец. Он сказал это тогда. Кэрин встала, разгладив шорты быстрым движением ладоней. Затем еще, и еще раз, словно хотела содрать кожу с рук. Наконец выпрямилась, как статуя, волосы упали ей на лицо, так что он почти не видел его.
– Кэрин. – Он протянул к ней руку, но она увернулась, как от удара.
– Ты хочешь, чтобы я убила его, да?
И тогда, одинаково боясь солгать и сказать правду, он пробормотал, стараясь придать голосу как можно больше мягкости:
– Да… хочу…
В этот миг невидимая нить, связывающая их, оборвалась.
Целую неделю он пытался дозвониться до нее. Приходил, стучал в дверь, старался поймать на лекциях. Ее нигде не было. Кэрин исчезла. Никто ее не видел. Он даже звонил ее родителям в Плейнвью.
Где она была неделю и как ухитрилась проскользнуть в свою комнату незамеченной, этого он так и не узнал. А потом она позвонила сама: «Я все сделала Джо».
Да, конечно, он не знал тогда что она была на учете у психиатра – это сообщили ее убитые горем родители. И что в школе с ней был приступ и она лежала в психушке – он же не знал. Он старался собрать для себя как можно больше оправданий, достаточно веских, чтобы сбросить с души тяжесть вины. Но разве он мог не знать, что Кэрин, не окажись он таким ублюдком, осталась бы жива?
Он провел по лицу дрожащей рукой, словно пытаясь заслониться от этих видений, которые слепили его, будто прожекторы. Заметив, что все еще стоит на лестнице, он глубоко вздохнул и, взяв себя в руки, решительно направился в кухню.
– Привет, стряпчий, чем сегодня кормишь? – Довольный собственной шуткой, Вейн хихикнул в трубку.
Джо тоже заулыбался и, прижав головой трубку к плечу, снова вернулся в центр кухни, где месил тесто для хлеба, растянув провод по всему полу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170