Энни пристально смотрела на его сильные руки, на суставы, такие же большие, как сучки в заборных столбах. Она вспомнила веснушки у него на спине животе и…
На нее нахлынули воспоминания. Ночной поезд в Марсель, старомодное купе, Эммет опускает шторы и быстрым движением просовывает руку ей под юбку и стягивает с нее трусики до колен. Затем начинает расстегивать ремень и «молнию» своих брюк, притягивает ее к себе и…
Она вдруг ощутила тепло во всем теле, это ощущение возникло так быстро, что ей показалось, что все ее тело запылало.
– Они увидят нас, – шептала она. – Кто-нибудь увидит нас. Кто-нибудь войдет…
Но они оба уже не могли остановиться.
Она сидела, глядя на него, широко расставив ноги и обвивая ими его мускулистые бедра. Тонкой кожей внутренней части ног она ощущала швы его джинсов, и, уткнувшись во впадину плеча, она чувствовала уверенность и силу его движений, запах его тела, острый животный запах, рождающий воспоминания. Она представила Эммета верхом на коне, его джинсы в пыли, а мокрая от пота рубашка прилипла к телу.
Он уже был внутри нее, но она ничего не испытывала, она слишком боялась, что кто-нибудь войдет, или, может быть, он делал что-то не так. Затем Эммет наклонил ее вниз, и ее спина оказалась на жестком дерматиновом сиденье, колени подняты вверх, она закрыла глаза, и равномерное движение поезда и ритмическое постукивание пряжки ремня о металлический край сиденья загипнотизировали ее. Между ногами она почувствовала теплоту, восхитительную, пульсирующую боль. Затем он губами прижался к ней, его язык ласкал ее и… о… о…
«Перестань», – сказала она себе, но почувствовала прилив желания. Она должна остановить это. Тогда в Париже она испытывала не только физическое влечение к Эммету, она была очень одинока. А может, была просто опьянена Парижем.
Затем она подумала, почему ей так страстно хочется его, хотя она и не любит его? Это было так давно… но зачем я берегу себя? Не для Джо, уж наверняка.
При мысли о Джо ее сердце опять сильно забилось. «Ты дурочка, Энни Кобб, – тихо, но резко сказал голос внутри нее. – Если ты откажешься от Эммета, ты можешь остаться совсем одна».
Она вспомнила строчку из песни Стива Стиллза: «Если ты не можешь иметь то, что любишь… люби то, что имеешь».
Затем она вспомнила про марципановые корзиночки Фелиции Бирнбаум. Она обещала сделать их к понедельнику. А это означало, что надо будет работать всю субботу и все воскресенье.
Она посмотрела на светло-красное пятно от бутылки вина на скатерти. Она чувствовала на себе взгляд Эммета.
– Извини, Эммет. Но я не могу. Я не могу поехать на этой неделе.
– Не дурачь меня, Энни Кобб, – тихо сказал он. – Если ты просто не хочешь ни сегодня и никогда, то так и скажи.
– Эм… я боюсь, – сказала она, наклоняясь вперед. – Я в затруднении и не знаю, что сказать тебе.
– А почему не сказать мне правду? – сказал он, выпив глоток вина. Он пристально смотрел на нее своими голубыми глазами поверх бокала, его взгляд был пронзительным и светящимся, как солнечный отблеск на колючей проволоке.
– Хорошо, – сказала она ему. – Правда такова, что у меня есть большой заказ, который надо выполнить к понедельнику, поэтому я не могу поехать. Но я… – Еще не кончив говорить, она подумала: «Наверное, я совершаю ошибку?» – Но я не возражала бы, если бы ты пригласил меня в другой раз.
«Я смогу сказать нет, – сказала она себе, – если он пригласит меня еще раз. Тогда я смогу сказать ему, что из этого ничего не получится». Но сейчас ей не хотелось говорить ему «нет». Она представила себе, что через десять лет, если она допустит это, она вся будет поглощена только работой. Она будет старой и одинокой, как Долли, и будет стараться заполучить человека, который никогда не сможет ей принадлежать.
– Возможно, я это сделаю, – ответил он спокойно и без капли озлобления.
Им подали спагетти – горячие макароны с помидорами, грибами и перцем, обильно политые ароматным красным соусом. Она почувствовала, что умирает от голода.
Съев половину, Эммет наклонился вперед и сказал:
– Ты ведь знаешь, что означает слово «puttanesca». Это «как проститутка». Они сюда кладут всякую дрянь. – И Эммет стал в этот момент опять похож на самого себя, нахального, дерзкого, способного рассмешить ее. – Эй, Чезаре, – крикнул он вежливо и почти бесстрастно громиле в элегантном костюме. Только Энни видела озорной блеск в его глазах и легкую усмешку, скрывающуюся за доброжелательной улыбкой:
– Как твоя puttanesca? Хороша, да?
Нахмурившись, человек посмотрел на него, затем, узнав, слегка кивнул и вытер жирный подбородок. Даже если он и заметил, что Эммет вел себя дерзко, он не подал вида.
Энни наклонила голову вперед, спрятав лицо в салфетку, чтобы не рассмеяться. Она тоже была несколько потрясена смелостью Эммета. Но почему это должно ее удивлять? Разве за время их знакомства могла она вспомнить хоть один случай, когда Эммет боялся кого-нибудь или чего-нибудь?
Когда они кончили есть, то оба застонали от количества съеденных спагетти. Эммет предложил немного пройтись, прежде чем брать такси. Когда они шли по Гранд-стрит, Эммет почувствовал, как неожиданно его охватил ужас, у него появилось чувство, что что-то очень тяжелое тянет его вниз.
«Боже, как же угораздило меня так влюбиться в нее?» Внешне Энни была уверенной в себе женщиной. Но он чувствовал, он знал, что внутри она была иной: мягкой, очень беззащитной, и эта беззащитность трогала его, и ему хотелось помочь ей.
Эммет вспомнил, как в сеть рыболовецкого судна, на котором он когда-то плавал, попала несчастная цапля. У нее была сломана одна нога, но она изо всех сил старалась выбраться, быстро махая крыльями и отчаянно крича. Когда он освободил замученную птицу, то подумал, не было бы милосерднее положить конец всем ее страданиям. Вместо этого он завернул ее в свою одежду и отнес домой, вычистил старую собачью конуру, которая ржавела во дворе. Он долго выхаживал бедную птицу. Но, несмотря на все его старания, она ни разу не упустила случая укусить его за палец. Он все еще помнил ее глаза, похожие на плоские черные шарики, и ее резкое карканье, как бы говорящее: «Никогда не полюблю тебя». Несколько недель спустя, когда ее крыло и нога зажили, он отпустил ее, и она улетела, даже не оглянувшись. Но что-то в этой чертовой птице трогало его. Он восхищался ее храбростью и тем, как она, казалось, смеривала его взглядом каждый раз, когда открывалась дверь ее клетки. «Никто не просил тебя заботиться обо мне, – казалось, говорила она, – поэтому не жди вознаграждения».
Вот так же безответно лелеял он теперь Энни. Но теперь ему уже было понятно, что те, кого любишь, не всегда отвечают взаимностью.
Он взглянул на нее. Она шла рядом с ним, засунув руки в карманы толстого твидового пальто, сильно сгорбившись и опустив голову, как будто готовилась к борьбе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170