Дело действительно очень срочное, он знает.
— Диктуйте, я вас слушаю…
А потом внезапно погас свет, и отец возвратился.
Все обошлось как нельзя лучше. Я была довольна, и отец, судя по всему, тоже.
На следующий день, как и было предусмотрено, я попросилась с ним на лекцию и, получив довольно резкий отказ, разыграла обиженную.
Отец ушел.
Стараясь быть все время на виду у телекамер — отец обозначил их расположение в своем письме, — я занялась обыденными делами. Убрала со стола на кухне, подмела в прихожей, а сама украдкой поглядывала на часы.
Осталось уже совсем немного времени. Через десять минут я должна была покинуть квартиру.
И вот тут-то произошло непредвиденное.
Началось это с того, что у двери квартиры слегка тренькнул звонок. Словно кто-то снаружи неуверенно ткнул кнопку и тут же убрал палец.
Я прислушалась. Звонили или не звонили? Может быть, не у нас — в соседней квартире?
Осторожно, на цыпочках подошла к двери. Тишина. И в то же время мне почему-то казалось, что кто-то стоит там, за дверью. Вот звякнула плитка под каблуком. Вот кашлянули едва слышно, одним дыханием.
Отец предупредил: если будут ломиться в квартиру, ни в коем случае не пускать. Дверь на цепочку — и сразу звонить в полицию. Участок рядом; номер телефона он выписал из справочника и оставил на столике.
Так что же мне теперь — полицию вызывать? Но ведь не ломятся. Не поднимут ли меня полицейские на смех?
Я жду, притаившись, и там ждут. Кто кого переждет.
И снова звонок. Опять такой же короткий, робкий, нерешительный.
Я вздохнула облегченно. Нет, все в порядке! Никакие темные личности так не звонят.
Ну не дурочка ли! А ведь скоро двадцать лет!
Приободрилась, набралась храбрости. Все же открыла не сразу. Спросила сначала:
— Кто там?
В ответ прошелестели:
— Прошу извинить, мне нужна фрейлейн Инга.
— Зачем?
— Ей весточка от отца.
Весточка? Это предусмотрено не было. Но вдруг что-то изменилось? Я буду тут осторожничать, а тем временем у отца случится неприятность. Или, наоборот, все отменяется, а я помчусь отсюда сломя голову, как велят его инструкции. Позвонить отец не может, ясно, телефон прослушивается. Что ему остается, как не послать кого-нибудь с поручением?
Решилась, приоткрыла дверь.
Вижу, стоит пожилой, смирного вида мужчина. Длинный, узкоплечий. Постное гладкое лицо. Трогательные губки кошелечком. Ясные карие глазки с короткими белесыми ресницами. В одной руке старомодная тросточка, другой при виде меня вежливо, как и полагается воспитанному господину, приподнимает шляпу.
— Фрейлейн Инга?
— Да, это я.
— Значит, записка предназначена вам.
Закладывает свою тросточку под мышку и сует руку во внутренний карман светлого летнего пиджака.
— Сейчас, сейчас, момент… Господин профессор просил, чтобы вы срочно написали ответ… Сейчас…
Ему неудобно, ему неловко, тросточка мешает. Он тычется ею во все стороны и в конце концов роняет.
— Пардон! — даже покраснел, то ли оттого, что нагнулся за тросточкой, то ли от сознания собственной неловкости.
Ну как тут не пригласить его войти! Тем более, мне еще ответ писать.
— Заходите, пожалуйста.
— Да, да, благодарю, фрейлейн.
И шагнул в прихожую.
Я заперла дверь, взяла из его протянутой руки листок. И обомлела.
На листке ровным счетом ничего не было!
— Так ведь…
Представляю, какое у меня было лицо!
А он мгновенно преобразился. Глаза округлились, в них загорелось злорадство — ну в точности волк, которому удалось провести маленьких глупых козлят.
— Тихо-тихо-тихо!
И теснит меня в глубь квартиры, в кабинет.
Так ловко у него это все получилось, что не успела я опомниться — и уже сижу в глубоком кресле в простенке между окнами. А он одной рукой просовывает между гнутыми подлокотниками свою тросточку, чтобы помешать мне подняться, и одновременно другой рукой прижимает за плечо к спинке кресла.
Меня в жар бросило от стыда и гнева. Ах, думаю, мокрица ты, хилячка! Так дать себя провести! И кому! Это же не волк даже — паршивый кот Бонифаций!
Рванулась изо всех сил. Нет! У него руки прямо железные!
— Тихо-тихо-тихо! — И еще смеется: — «Молилась ли ты на ночь, Дездемона?»… Да, вы же, кажется, не молитесь.
И снова звонок у двери. На этот раз долгий, требовательный. Ну, подумала я, все пропало! Второй. Его сообщник.
Но тут вижу, нет, он сам насторожился. Откуда-то в руке появился странной формы пистолет: рукоятка короткая, словно обрезанная, а узкое дуло, наоборот, намного длиннее обычного и на конце словно вздуто.
— Тихо! — Черное отверстие ствола смотрит мне прямо в глаз. — Тихо! Тихо!
Словно он все слова на свете позабыл, кроме одного этого «тихо».
Опять звонят. Еще настойчивее. Несколько раз подряд.
— Барышня! Русская барышня, я опять забыла, как вас звать! — Узнаю надтреснутый старушечий голос. — Откройте же скорей! Мне трудно держать! Приходится звонить носом — заняты обе руки.
— Кто это? — шепчет в ухо мой Бонифаций. — Только тихо!
— Соседка. Мадам Фаундлер.
А старушка все названивает:
— Барышня! Барышня, я знаю, вы дома, вы только что открывали тому господину с палочкой.
Лицо у Бонифация скомкалось, как у резиновой игрушки. Пробормотал:
— Эта идиотка поднимет на ноги весь дом.
— Да, — подтвердила я, не скрывая радости. — Да! Уж она-то не отвяжется!
Кот Бонифаций, на что-то решившись, вскинул свой длиннодулый пистолет, рывком выдернул тросточку из-под ручек кресла.
— Откройте! Но только не вздумайте… Уложу на месте и вас и ее!
Вцепился в меня своими железными пальцами, потащил к двери. Сам стал за угол стены.
Я повернула ключ.
Мадам Фаундлер держала в руках большое овальное блюдо со штруделем.
— Ай-яй-яй! — Не переступая порога, она обиженно качала головой.
— У нас, в Южном Тироле, не так встречают гостей! Конечно, когда поживешь хоть немного в этой Вене…
А я стою и лихорадочно соображаю. Рвануться сейчас на лестничную площадку — получу пулю в спину. Пущу ее в квартиру — опять вместе с ней попаду в лапы Бонифация. И тогда уже не вырваться. Последний мой шанс!
А рука сама подбирается к ключу. Замок ведь неисправен. Если вытащить ключ и захлопнуть дверь, его не открыть. Придется тогда Бонифацию взламывать дверь, а на это уйдет время.
Все решила Альма, верткая крохотная собачонка мадам Фаундлер. Она крутилась тут же, возле ног хозяйки. Но вдруг насторожила ушки и кинулась с визгливым остервенелым лаем в глубь коридора.
В следующий момент, выхватив ключ из замка, я выскочила из квартиры, с силой захлопнув за собой дверь. Оттолкнула ошарашенную мадам Фаундлер, не выпускавшую из рук блюдо со своим штруделем, и понеслась вниз по лестнице.
Мои каблучки дробью стучали по ступенькам, Бонифаций ломился в запертую дверь. Собачка заходилась лаем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80