— Инга, у меня есть основания полагать, что на станции была расставлена ловушка.
В глазах еще ледяное презрение. Но, сдается мне, я уловил едва заметный огонек интереса.
— Ситуация может повториться, и я хочу, чтобы между нами на этот случай была полная ясность.
Ага! Огонек разгорается, лед начинает таять.
— Что за бред!
Все! Статуя заговорила. Это самое главное. Что она произносит, не имеет ни малейшего значения.
— От тебя требуются две вещи. Чтобы ты не реагировала на мои некоторые, как тебе покажется, странности. И чтобы, на всякий случай, держала в тайне, что знаешь латышский.
— А это еще почему?
— Не догадываешься?
— Слушай, отец, а не кажется ли тебе, что…
Я не дал ей договорить:
— Нет, не кажется. А если кажется, то тем лучше… Прошу тебя, Инга! Мне нужны прочные тылы. Тогда будет намного легче справиться.
Долгое молчание.
Счастливая семья вернулась из коридора в свое купе. Теперь возня, сопровождаемая смехом и визгом, продолжалась за тонкой перегородкой.
Инга снова принялась за свою сумочку. Отыскала шариковую авторучку, блокнот. Написала что-то быстро, выдрала лист, положила, не глядя на меня, на столик.
Я прочитал:
«Есть еще и такой способ общения».
Я кивнул.
Умница! Правда, она ничего еще не знает про телекамеру в венской квартире, но все равно — умница! Хотя бы потому, что сразу поверила мне.
Теперь лишь бы только не пересолила. А то начнет озираться на каждом шагу.
Не пересолить — это теперь самое главное.
Хотя и особенно таиться тоже нечего. Мне больше нельзя играть роль страуса, воткнувшего голову в песок…
— Давай поедим, отец. Что-то я проголодалась.
— Уже?.. А по-моему, тебе просто хочется взглянуть, что Лиззль нам дала на дорогу.
Инга беспечно рассмеялась:
— И это тоже! Но я и есть хочу, честное слово! Ее кнедлики будто из воздуха сделаны…
Экспресс уже мчал по Австрии. Снова с юга стали надвигаться горные цепи. Не мягкими, то поднимающимися, то вновь ниспадающими округлыми линиями, как возле Зальцбурга, а сразу, крутой стеной, с резко очерченными пугающими нагромождениями зубчатых скал, закрывших добрых полнеба. А потом и с северной стороны возле окон тоже замелькали поросшие кустарником и мхом подножия отвесных серых выступов.
Эти две горные стены — северная и южная — сходились все ближе и ближе, словно пытаясь поймать наш экспресс, а он, ускользая, вился между ними. Нас качало и бросало из стороны в сторону, как на море в славный шторм.
Неожиданно стены раздвинулись, показывая обнаженное сердце Альп. Бело-розовые зубчатые пики величаво плыли над пенистой рябью облаков.
Дав нам кратковременную передышку, горные стены быстро пошли на сближение, снова пытаясь зажать юркую змейку экспресса. Теперь горы наступали уже с трех сторон: навстречу поезду тоже приближалась скалистая гряда, закупоривая выход из узкой долины.
Но именно там, впереди, на фоне быстро растущего голубовато-дымчатого хребта, возникали легкие еще, точно намеченные пунктиром, очертания колоколен, башен, современных многоэтажных строений.
С каждой минутой они проявлялись все отчетливее.
Город.
Инсбрук…
НИКТО
нас не встретил. Это было в порядке вещей. В Вене, в отделе печати, так и договорились: в Инсбруке мы самостоятельно доберемся до гостиницы, поскольку неизвестно, каким поездом туда приедем. Тем более, что отель «Континенталь», где предстояло остановиться, расположен близко от вокзала. А уж там, в отеле, нас разыщут представители городских властей.
«Континенталь» оказался не просто «близко от вокзала», а прямо напротив. Мы перешли неширокую, загроможденную автомашинами площадь и через бесшумную вращающуюся дверь вошли в просторный холл.
За полукруглой стойкой хозяйничала совсем молоденькая в униформированной, под венгерку, курточке, широколицая девушка с приятной застенчивой улыбкой.
— К вашим услугам, мой господин!
— Я Ванаг. На мое имя городским муниципалитетом должен быть сделан заказ.
— Совершенно точно. — Она посмотрела книгу с записями. — Профессор Арвид Ванаг. Комната двести два. Великолепный двухспальный номер на втором этаже. Господин профессор останется доволен… Вот, заполните, пожалуйста! — На стойку легли два гостевых листка. — Вы и… — Она чуть замешкалась. — И ваша супруга.
Инга рассмеялась.
— Ах, извините! — Девушка сразу все поняла и мгновенно нашлась: — Господин профессор так молодо выглядит…
— Да, это моя дочь… И в связи с этим у меня просьба. Нам нужен не один, а два номера. Два одноместных номера… Это не слишком сложено?
— Что вы, что вы! У нас сегодня как раз много свободных мест. Момент! Я все устрою.
И она исчезла за стеклянной дверью позади стойки, на матовой поверхности которой было выведено готическими буквами: «Распорядитель».
Мы сели за низкий столик заполнять листки. Прошла минута, другая. Девушка не появлялась. У стойки стали скапливаться постояльцы.
— Фрейлейн Оливия! — Кто-то из них нетерпеливо постучал по стойке ключом от комнаты.
— Иду, иду, извините!
Она выпорхнула из-за двери и моментально всех отпустила: у одних приняла ключи, другим выдала.
Потом обратилась ко мне:
— Очень сожалею, господин профессор, но сделать ничего уже не удастся.
— Почему?
— Магистрат уплатил именно за этот номер.
— Два одноместных стоят дороже?
— Вот именно. На двести шиллингов в сутки.
— Хорошо. Я приму разницу на себя. Так можно?
— Думаю, да, — ответила Оливия неуверенно. — Сейчас.
И опять она отправилась за стеклянную дверь.
— Ладно, отец! — Инга тронула меня за рукав. — Перебьемся! Я сниму с постели матрац и устроюсь на полу. Ну стоит ли ни с того ни с сего выбрасывать на ветер, пусть даже горный, две пары новеньких туфель?
Но я не был настроен на шутливую волну:
— Неужели ты ни о чем другом, кроме туфель, думать не можешь?
— Почему же? Джинсы, например, тоже не выходят у меня из головы.
Переговоры у распорядителя кончились явной неудачей. Это я прочитал на славном личике Оливии, когда она возвратилась к своему рабочему месту.
— Мне очень жаль, господин профессор… — Она развела руками.
— Распорядитель возражает?
— Он говорит, что…
— Позовите-ка лучше его самого. Зачем вам взваливать на себя тяжкую роль посредника?
Оливия вроде бы даже обрадовалась:
— Как прикажете, господин профессор!
И вот передо мной предстал лысеющий мужчина средних лет с заметным «пивным» брюшком. Несмотря на жару, он был облачен в черную пару с бабочкой. Ощущалась в нем гостиничная выучка высокого класса.
— К вашим услугам, господин профессор.
Его баритон был напитан глубоким чувством собственного достоинства и самоуважения.
Я объяснил ему, почему нас с Ингой не устраивает двухместный номер, пусть даже самый шикарный.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80