Мне не верилось в это.
Это произошло. Задолго до полуночи, в семь часов вечера, когда затихли залпы наших пушек.
Вначале возобновились привычные громовые раскаты, а затем нечто новое: рев и звук, будто рвется ткань, — потом глухой удар и потусторонний звон дрожащей на столе посуды.
Я забралась в постель и с головой укрылась одеялом. С каждым толчком кровать начинала трястись, словно нервная собака.
Форум находился посреди города, вдалеке от его стен, которые кронианцы, по-видимому, уже окружили со всех сторон. Но один из снарядов прямым попаданием угодил в Девичий Холм, и небо над ним как будто треснуло вдоль по красному шву, который я увидела сквозь щель меж занавесками на окне.
Папа с мамой по-прежнему танцевали в глубине моей души, прекрасные, как две марионетки. Они уцелели, но утратили всякую достоверность.
Около полуночи ко мне зашла одна из молоденьких служанок.
— Ах ты, бедная малышка, — сказала она мне. — Не сжимайся так, скоро этому придет конец.
Она села рядом и попыталась успокоить меня, но всякий раз, как раздавался пушечный залп и звук рвущейся ткани, она сжималась крепче, чем я. Когда слышались взрывы, она подпрыгивала вместе с кроватью. В промежутках пыталась молиться и призывала меня присоединиться к ней. В конце концов она расплакалась. Я не молилась и не плакала.
Мы обе заснули, когда закончился тот ночной обстрел, и непомерная звенящая тишина, повергающая в глухоту и ужас, заволокла слух.
Город изменился. Став частью кошмара, он приобрел соответствующие вид, запах и звучание. Все время висел дым, прозрачный, как пыльца, а зачастую сгущавшийся до консистенции муки. Из окон верхнего этажа было видно, как он укрывает части города и они исчезают. Временами дым застилал все кругом. На улицах появились кузни, где металлическую посуду и колокольчики перековывали на ножи и дробь, часть дыма исходила оттуда. Бесконечно дымились здания, пораженные снарядами. Копоть продолжала вздыматься в небо по прошествии часов и дней, а затем орудия наносили удар новым зданиям. В заброшенных домах возникали пожары. Пушки непрестанно обстреливали окраины, где, как говорили, остались лишь воры, шнырявшие по подвалам, да бродячие собаки, прятавшиеся от мясников. Потому что — и об этом я тоже слышала — теперь в продажу поступило собачье мясо, и за него просили немалые деньги, а в самых лучших ресторанах подавали конину и воробьев. Уже давно, едва уловив первые намеки, я совсем перестала есть мясо, хотя, судя по материальным условиям тетушкиной жизни, мне кажется, на красивых тарелках скорей всего подавали баранину или домашнюю птицу. Богачи и те, кто имел хорошие связи среди военных, еще не ощутили всех тягот. Но в трущобах уже начали ловить крыс.
— А их полно, — сообщил рассказывавший об этом слуга. — К тому же, детка, что за разница между несчастным кусочком бедной прирезанной овечки и дохлой кошкой. Сходили бы вы, мисс, на скотобойню, поглядели бы, что там творится.
Слуги начинали приобретать реальные очертания и колорит. Все-таки это не заколдованные куклы. Некоторые махнули рукой на боязнь оказаться уволенными и потерять жалованье и сбежали. Оставшиеся вели себя необычно, стали неряшливы и важно расхаживали по дому, хотя в присутствии Илайивы сохраняли прежнюю угодливость и покорность. Она не делала им замечаний то ли в силу ума, то ли из безразличия. Когда ее не было — большую часть времени она проводила за украшенной наядами дверью — эти хамелеоны вновь приобретали окраску кошмара.
Запах горения и трута, назойливый запах пороха стал ароматом города. Рано-рано по утрам кое-где в тетушкином саду поблескивали капли росы. Лето, как и враг, подходило все ближе. Лето разбудило цветы, но цветы казались запыленными и обугленными. Роса походила на ртуть. Если шел дождь, от него пахло гарью, словно он выливался из грязного дымохода. Я боялась за воробьев в саду. Нашли ли они в нем прибежище от рогаток, угрожавших им на оголодавших улицах? Разве не пыталась одна из горничных, которую обучил этому братец, сбить их обернутыми в носовой платок камнями? Или это вранье, послужившее пищей для пересудов?
Давным-давно в другом мире у нас была милая кошка. Она состарилась и мирно скончалась, когда мне исполнилось одиннадцать лет. Как я горевала. А теперь порадовалась. Иначе они забрали бы нашу кошку. Они запекли бы ее в пирог.
Громыхание и крики составляли звучание города. И отчаянный цокот копыт по Форуму Хапсид. Однажды днем я увидела, как роты всадников из полка Орлов и полка Черного Буйвола промчались по нему галопом. Впоследствии всех коней, вероятно, пустили на мясо, и я замечала только, как пьют солдаты из отряда ополченцев с разодранными в клочья красными лентами через плечо.
Среди бойцов, сражавшихся у стен города, и жителей окраин, пострадавших при обстрелах, имелись убитые и раненые. Пантеон переоборудовали в большой госпиталь. Владельцев домов обязали размещать у себя раненых. Вполне возможно, что сосну из тетушкиного сада срубят на дрова, поскольку в городе истощились запасы жидкого горючего и угля.
Иной раз по ночам, когда не было обстрелов, в городе наступала абсолютная тишина. Театры уже давно закрылись.
Прошло два месяца осады.
6
В то утро мне принесли воды для купания, чем теперь зачастую манкировали. Одна из служанок — наверное, подумалось мне, та, что просидела со мной ночь во время первого артобстрела, — положила возле моей постели сморщенное яблочко. Я съела его, хоть и потеряла прежний аппетит От этого убогого плода повеяло пьянящим ароматом утраченного уюта, паданцами из сада в деревне, куда под конец лета увозила меня на несколько недель мама Еще там было похожее на сливки молоко и мед. При этой мысли у меня заурчало в животе Однако мой мозг не сохранил тесных связей с другими органами тела Его занимали две танцующие марионетки, блистательные, как драгоценные каменья.
К тому времени, когда я собралась помыться, вода остыла. Я двигалась в такт с биением колокола, чей медленный и мерный звон доносился из какого-то храма в городе; скорей всего, он звонил по погибшим.
Я сидела на ковре в комнате для игр, когда у входной двери послышался неясный шум. Мне удалось расслышать мужские голоса, стук каблуков и даже бряцанье шпор. Военные; быть может, даже бойцы настоящей армии, еще оставшиеся в городе и руководившие обороной. Они явились, чтобы срубить сосну или выполнить еще какое-нибудь кошмарное задание.
Что-то вызвало во мне желание взглянуть на них, на военную форму; воспоминание. Я вышла: по лестнице поднимался офицер, майор из полка Орлов, и лицо его показалось мне знакомым, будто картина из чужого дома.
Увидев меня, он остановился и выбранился.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148