17-го февраля. Вторник. В 9 1/4 поехали в Па-
жеский корпус. Вернулся к докладам. После завтра-
ка отправились вдвоем на панихиду по П. С. Ванновском, который скон-
чался сегодня ночью.
Погода была серая, но не холодная. Известий с Дальнего Востока сов-
сем не было. Читал весь вечер. Обедал Сергей (деж.). Легли спать по-
раньше.
Последующая вскоре запись о погибшем машинисте лифта приоткроет
чуть-чуть, если не личность, то хотя бы мельком обозначенное свойство
покойного: "придавлен до смерти по собственной неосторожности". О по-
чившем верном слуге престола, генерал-адъютанте и генерале от инфанте-
рии, храбром воине, властном и грубом военном министре, уже в преклон-
ных годах извлеченном, по собственному выражению, из нафталина и наз-
наченном в семьдесят девять лет министром просвещения, автор дневника
не найдет ни единого слова ни в скорбь, ни в сожаление. А ведь покой-
ник служил четырем самодержцам, при нем приняты на вооружение магазин-
ные винтовки и бездымный порох, построены очень нужные крепости, сфор-
мированы мортирные батареи, снижена норма приема в вузы евреев, восп-
рещен прием в университеты гимназистов из окраинных округов, поставле-
на на крепкую ногу деятельность университетских инспекций по выявлению
студентов, участвующих в беспорядках, и все это лишь за год просвети-
тельской деятельности, и ни одного теплого слова. Трудно рассчитывать
на царскую благодарность, если уж сам Петр Семенович был удостоен лишь
Высочайшего присутствия на панихиде.
Интересно, думал ли дед, отправляясь на войну, о благодарностях и
наградах? Конечно, думал, но ждал их только от своей голубки Кароли.
Иркутск. 18 февр. 1904. Дорогая голубка! Благополучно прибыл в Ир-
кутск. Через 1 час отправля-
юсь дальше, просидел на станции Иркутск 6 часов (с часу ночи до шести
утра). Можно было остаться в Иркутске на сутки, посмотреть город, нем-
ного отдохнуть; так делает большинство моих спутников. Но я решил
ехать дальше, благо не очень тесно в поезде. Впрочем, в этом поезде
поедем только до Байкала (2 часа езды). Через Байкал на лошадях, а там
пересядем на новый поезд. Спина моя понемногу перестает болеть.
Вокзал в Иркутске отвратительный: грязный, темный и оч. некрасивый
- просто безобразие. Пассажиров масса, что негде даже стоять. Устал я
за эти 6 часов, которые тут ждал. Как переправимся через Байкал - на-
пишу. Говорят ничего себе - хорошо и неопасно. Пока прощай! Целую те-
бя, ангел мой, и жму крепко твою руку!
Весь твой Н. Кураев. Всем меня помнящим привет! Чем ближе опас-
ность, тем спокойнее дед. Забыл даже, что собирался ку-
пить в Иркутске лекарства для своей спины, ни слова о трещинах, разло-
мах, ушедших под лед паровозах.
И следом, в тот же день, чтобы бабушка не волновалась и лишней ми-
нуты, несется с другого берега Байкала открытка с видом озера.
Ст. Танхой. 18 февраля 1904. 7 ч. вечера. Дорогая, милая Кароля! Не
могу в ожидании отхода поезда не черкнуть
тебе пару слов. Через Байкал переправились превосходно. Я не в силах
передать тебе того великолепного и чудесного впечатления, которое ис-
пытал во время поездки через Байкал. Погода была превосходная, тихая;
ямщик ехал 3 1/2 часа 45 верст, включая сюда остановку на середине пу-
ти около часу. Природа, местность, виды - восхитительны. Получаешь
впечатление чего-то грандиозно-могучего и прекрасного и в то же время
страшного! Ах, как красиво, как безподобно! Для полноты удовольствия
не хватало... тебя, моя ненаглядная! Как жаль! Через час еду дальше!
Целую тебя крепко и обнимаю. Будь здорова! Всем мой привет!
Весь твой Н. Кураев. Ай да дед! Можно подумать, что не в Верхнеу-
динский какой-то там неведомый, да
еще 3-й! казачий полк он несется, а по меньшей мере в Лейб-гвардии гу-
сарский. Восемь восклицательных знаков на одну открытку! Гонка на са-
нях по ледяному полю видно действует посильней шампанского. И в это
время даже не идет в голову мысль о безумии правителей, затеявших вой-
ну на Дальнем Востоке, но так и не связавших разорванную у Байкала
единственную железнодорожную ниточку. Может быть, для того и любит
русский быстрой езды, что при ней не так бросаются в глаза непригляд-
ности отечественного бытия.
Нельзя сказать, что заботы разорванной Байкалом Великой Сибирской
магистрали были вовсе чужды государю. В перетаскивании вагонов и паро-
возов по льду (слухи, дошедшие до деда в поезде, как видно, почву под
собой имели) есть что-то величественное, древне-египетское, или еще
точнее, вечно-русское.
Придет день, придет всего лишь через месяц, и царь выслушает доклад
самого министра путей сообщения кн. Хилкова, "вчера приехавшего с Бай-
кала, где происходила самая важная работа по передаче паровозов и ва-
гонов на ту сторону озера, под его руководством".
Жаль, что не было благоугодно упомнить и занести в книжечку число
вагонов и паровозов на конно-мужицкой тяге перетащенных через Байкал.
Жаль, что и дед, пораженный величественными картинами и размечтавшийся
о своей голубке, не заметил трудов экспедиции министра путей сообщения
Хилкова, вершившейся в то самое время в тех самых местах. Придет день,
и уже из Забайкалья он напишет бабушке о том, что движение войск на
театр военных действий приостановлено из-за нехватки именно вагонов. А
государь, напротив, запишет, что дела с транспортом обстоят лучше, чем
он предполагал. Что же он в таком случае предполагал?
День 21 февраля, потребовавший от деда большого душевного напряже-
ния, с трона выглядел вполне обыкновенно.
Дневник императора. 21-го февраля. Пятница. Утром нашею подъемною
машиною был придавлен до смерти несчастный ма-
шинист по собственной неосторожности! Был очень занят до 1 1/4. Сергей
завтракал с нами. Принял графа А. П.
Игнатьева. Гулял долго. Погода была холодная, ясная. Известия с Даль-
него Востока спокойные. Обедали и провели вечер у Мама.
Вот такая картина. Самое характерное в этой картине, на мой взгляд,
это восклицательный знак после оценки причин гибели несчастного маши-
ниста. Восклицательный знак, да еще в исполнении царя, должен катего-
рически пресечь любые вопросы и подозрения в склонных к вольнодумству
головах. "...по собственной неосторожности!" Если оно действительно
так и было, зачем кричать, восклицать-то зачем, вроде бы вздох сочувс-
твия был уместней. Впрочем, цари, может быть, и вздыхать умеют в воск-
лицательном смысле.
Восклицательные знаки, очень редкие в ровном, как гудение мухи, то-
не государева дневника, быть может, найдут своего исследователя и тон-
кого ценителя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43
жеский корпус. Вернулся к докладам. После завтра-
ка отправились вдвоем на панихиду по П. С. Ванновском, который скон-
чался сегодня ночью.
Погода была серая, но не холодная. Известий с Дальнего Востока сов-
сем не было. Читал весь вечер. Обедал Сергей (деж.). Легли спать по-
раньше.
Последующая вскоре запись о погибшем машинисте лифта приоткроет
чуть-чуть, если не личность, то хотя бы мельком обозначенное свойство
покойного: "придавлен до смерти по собственной неосторожности". О по-
чившем верном слуге престола, генерал-адъютанте и генерале от инфанте-
рии, храбром воине, властном и грубом военном министре, уже в преклон-
ных годах извлеченном, по собственному выражению, из нафталина и наз-
наченном в семьдесят девять лет министром просвещения, автор дневника
не найдет ни единого слова ни в скорбь, ни в сожаление. А ведь покой-
ник служил четырем самодержцам, при нем приняты на вооружение магазин-
ные винтовки и бездымный порох, построены очень нужные крепости, сфор-
мированы мортирные батареи, снижена норма приема в вузы евреев, восп-
рещен прием в университеты гимназистов из окраинных округов, поставле-
на на крепкую ногу деятельность университетских инспекций по выявлению
студентов, участвующих в беспорядках, и все это лишь за год просвети-
тельской деятельности, и ни одного теплого слова. Трудно рассчитывать
на царскую благодарность, если уж сам Петр Семенович был удостоен лишь
Высочайшего присутствия на панихиде.
Интересно, думал ли дед, отправляясь на войну, о благодарностях и
наградах? Конечно, думал, но ждал их только от своей голубки Кароли.
Иркутск. 18 февр. 1904. Дорогая голубка! Благополучно прибыл в Ир-
кутск. Через 1 час отправля-
юсь дальше, просидел на станции Иркутск 6 часов (с часу ночи до шести
утра). Можно было остаться в Иркутске на сутки, посмотреть город, нем-
ного отдохнуть; так делает большинство моих спутников. Но я решил
ехать дальше, благо не очень тесно в поезде. Впрочем, в этом поезде
поедем только до Байкала (2 часа езды). Через Байкал на лошадях, а там
пересядем на новый поезд. Спина моя понемногу перестает болеть.
Вокзал в Иркутске отвратительный: грязный, темный и оч. некрасивый
- просто безобразие. Пассажиров масса, что негде даже стоять. Устал я
за эти 6 часов, которые тут ждал. Как переправимся через Байкал - на-
пишу. Говорят ничего себе - хорошо и неопасно. Пока прощай! Целую те-
бя, ангел мой, и жму крепко твою руку!
Весь твой Н. Кураев. Всем меня помнящим привет! Чем ближе опас-
ность, тем спокойнее дед. Забыл даже, что собирался ку-
пить в Иркутске лекарства для своей спины, ни слова о трещинах, разло-
мах, ушедших под лед паровозах.
И следом, в тот же день, чтобы бабушка не волновалась и лишней ми-
нуты, несется с другого берега Байкала открытка с видом озера.
Ст. Танхой. 18 февраля 1904. 7 ч. вечера. Дорогая, милая Кароля! Не
могу в ожидании отхода поезда не черкнуть
тебе пару слов. Через Байкал переправились превосходно. Я не в силах
передать тебе того великолепного и чудесного впечатления, которое ис-
пытал во время поездки через Байкал. Погода была превосходная, тихая;
ямщик ехал 3 1/2 часа 45 верст, включая сюда остановку на середине пу-
ти около часу. Природа, местность, виды - восхитительны. Получаешь
впечатление чего-то грандиозно-могучего и прекрасного и в то же время
страшного! Ах, как красиво, как безподобно! Для полноты удовольствия
не хватало... тебя, моя ненаглядная! Как жаль! Через час еду дальше!
Целую тебя крепко и обнимаю. Будь здорова! Всем мой привет!
Весь твой Н. Кураев. Ай да дед! Можно подумать, что не в Верхнеу-
динский какой-то там неведомый, да
еще 3-й! казачий полк он несется, а по меньшей мере в Лейб-гвардии гу-
сарский. Восемь восклицательных знаков на одну открытку! Гонка на са-
нях по ледяному полю видно действует посильней шампанского. И в это
время даже не идет в голову мысль о безумии правителей, затеявших вой-
ну на Дальнем Востоке, но так и не связавших разорванную у Байкала
единственную железнодорожную ниточку. Может быть, для того и любит
русский быстрой езды, что при ней не так бросаются в глаза непригляд-
ности отечественного бытия.
Нельзя сказать, что заботы разорванной Байкалом Великой Сибирской
магистрали были вовсе чужды государю. В перетаскивании вагонов и паро-
возов по льду (слухи, дошедшие до деда в поезде, как видно, почву под
собой имели) есть что-то величественное, древне-египетское, или еще
точнее, вечно-русское.
Придет день, придет всего лишь через месяц, и царь выслушает доклад
самого министра путей сообщения кн. Хилкова, "вчера приехавшего с Бай-
кала, где происходила самая важная работа по передаче паровозов и ва-
гонов на ту сторону озера, под его руководством".
Жаль, что не было благоугодно упомнить и занести в книжечку число
вагонов и паровозов на конно-мужицкой тяге перетащенных через Байкал.
Жаль, что и дед, пораженный величественными картинами и размечтавшийся
о своей голубке, не заметил трудов экспедиции министра путей сообщения
Хилкова, вершившейся в то самое время в тех самых местах. Придет день,
и уже из Забайкалья он напишет бабушке о том, что движение войск на
театр военных действий приостановлено из-за нехватки именно вагонов. А
государь, напротив, запишет, что дела с транспортом обстоят лучше, чем
он предполагал. Что же он в таком случае предполагал?
День 21 февраля, потребовавший от деда большого душевного напряже-
ния, с трона выглядел вполне обыкновенно.
Дневник императора. 21-го февраля. Пятница. Утром нашею подъемною
машиною был придавлен до смерти несчастный ма-
шинист по собственной неосторожности! Был очень занят до 1 1/4. Сергей
завтракал с нами. Принял графа А. П.
Игнатьева. Гулял долго. Погода была холодная, ясная. Известия с Даль-
него Востока спокойные. Обедали и провели вечер у Мама.
Вот такая картина. Самое характерное в этой картине, на мой взгляд,
это восклицательный знак после оценки причин гибели несчастного маши-
ниста. Восклицательный знак, да еще в исполнении царя, должен катего-
рически пресечь любые вопросы и подозрения в склонных к вольнодумству
головах. "...по собственной неосторожности!" Если оно действительно
так и было, зачем кричать, восклицать-то зачем, вроде бы вздох сочувс-
твия был уместней. Впрочем, цари, может быть, и вздыхать умеют в воск-
лицательном смысле.
Восклицательные знаки, очень редкие в ровном, как гудение мухи, то-
не государева дневника, быть может, найдут своего исследователя и тон-
кого ценителя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43