Ты не думай, дорогая, что я намеренно ищу ссор с командиром -
этого нет. Но я ужасно возмущаюсь и волнуюсь всем тем, что мне прихо-
дится видеть и переживать. Ах, какие это ужасные люди! Я все расскажу
тебе, моя дорогая Кароля, когда наконец вырвусь отсюда к тебе.
Недавно сделал себе опять прививку оспы, так как у нас в полку за-
болел казак натуральной оспой. Интересно, что заболел казак, у которо-
го прежде была привита оспа в этом году весной, когда всем в полку де-
лались прививки, ему тоже была привита и принялась - и однако заболел
и в тяжелой форме.
Ну пока до свидания! Крепко, крепко тебя целую, дорогая, и желаю
здоровья и всего лучшего! Жму твою руку!
Весь твой Н. Кураев. Повсюду росло недовольство войной, мобилизация
дополнительных войск
шла с трудом, кружившие повсюду толки и слухи то здесь, то там пере-
растали в беспорядки. Напряжение нарастало день ото дня. А тут еще эс-
кадра Рожественского обстреляла в Северном море ночью английские ры-
бацкие суда, приняв их за японские миноносцы. Скандал поднялся ужас-
ный. Английской родне наших царя и царицы, щедро финансировавших япон-
цев в их войне против нас, скандал был очень на руку. В обществе заго-
ворили о возможности военного столкновения с Англией, что было бы для
России уж совсем некстати! И все это как раз в разгар охотничьей поры.
21 октября, один из самых напряженных дней, государь провел на охоте.
Гонцы скакали к нему с телеграммами, рыскали по пороше, сновали по бо-
лотам и возвращались ни с чем. Два дела разом государь делать не лю-
бил.
Дневник императора. 21-е октября. Четверг. Проснулся в 7 час. ясным
морозным утром и со снегом. В 8 час. отпра-
вился на облаву под Петергофом. Взяли загоны от жел. дор. к Марьино,
где утопали в болоте. Завтракали у д. Ольгино в палатке и оттуда дошли
загонами за дорогу из Бабигона в Настолово. Погода сделалась серая и
задул свежий ветер. В 6 1/2 вернулся в Царское. Всего убито: 511.
Мною: 6 фазанов, 5 тетеревей, сова, 3 русака и 35 беляков - итого: 50.
Усиленно занимался. Обедали и вечер провели вдвоем. Стрелял царь
значительно лучше, чем его эскадра. Трудно поверить, что
наши моряки в ночной стрельбе в открытом море могли нанести кому-либо
урон, разве что по чистой случайности. Если через семь месяцев похода
и тренировок, хотя и очень редких, наша эскадра в первый день Цусимс-
кого побоища не смогла потопить ни одного японского корабля, паля из
всех орудий, и только на второй день остатки эскадры в разрозненных
стычках сумели-таки угробить несколько небольших кораблей, то о какой
стрельбе могла идти речь в четырех днях пути от Ревеля!..
К слову сказать, японская эскадра, свободная после падения Порт-Ар-
тура от морских беспокойств, в течение полугода, поджидая эскадру Ро-
жественского, в порядке тренировки расстреляла по пять боекомплектов
на каждое орудие, после чего поменяли стволы на новые.
Шумный инцидент, обошедшийся казне в 67 тысяч фунтов стерлингов
штрафа, был преподнесен народу как подвиг.
Дневник императора. 23-го октября. Суббота. Утром успел погулять.
Погода была ясная. Имел три доклада. После
завтрака принял Кладо (Н. Л. Кладо - морской офицер, военный историк,
проф. Морской академии, писавший о русском военно-морском флоте под
псевдонимом "Прибой".), который вернулся из Виго, прямо от Рожественс-
кого; он был на "Суворове" в знаменитую ночь атаки неизвестными мино-
носцами в Немецком море. Обедали и провели (вечер) Милица, Николаша и
Петюша.
Уже в январе 1905 года в Москве вышла книга "Великие подвиги эскад-
ры вице-адмирала Рожественского". Книга небольшая, восемь страниц, на
одной портрет вице-адмирала в полной форме в рост, на двух других сти-
хотворение, на остальных описание подвига, к сожалению, только одного.
На последних двух страницах напечатана телеграмма, полученная Главным
морским штабом от своего недавнего начальника, сочинившего поход 2-й
Тихоокеанской эскадры, а теперь его и возглавившего. К сведению всего
света, Рожественский сообщал о том, что любая попытка приблизиться к
нашей эскадре неизвестных или враждебных кораблей будет сурово пресе-
каться.
Поскольку книга, хранящаяся в библиотеке Академии Наук, имела свои
листы неразрезанными по истечении девяноста лет со дня выхода в свет,
можно предположить, что стихи, посвященные важному случаю, широкой
публике неизвестны.
От берегов родного Петрограда, Где для Руси взошла побед заря, В
далекий путь могучая Армада Снаряжена велением Царя. Ее послал Рос-
сии вождь Державный На страх врагам за тридевять морей, Чтоб поло-
жить конец борьбе неравной И поддержать своих богатырей. Святая
Русь в тревоге и волненье Не сводит глаз с родимых кораблей - Ко-
варный враг сулит им истребленье Из-за угла чужих морей. Но жив
Господь, и за грехи карая, Не до конца Он отступил от нас, Не уда-
лась врагам засада злая, И от беды Творец Отчизну спас. И в час,
когда великое сраженье До самых недр взволнует океан, Да ниспошлет
Всевышний одоленье Над тьмой врагов Армаде Россиян. Конец октября
император провел в пути, объезжая войска, представляв-
шиеся "блестяще, несмотря на отчаянную погоду - холод, дождь и ветер".
Впечатление от войск сильное, в "Дневнике" следует перечисление всех
представленных на смотр и выставленных в караул частей, поименованы
все дивизии, полки, бригады, батальоны, артиллерийские батареи и диви-
зионы, и все пестрит пометками: "Великолепный смотр", "Войска нашел в
блестящем виде, лошади хорошие", "Отлично представились" и т.п.
В жизни деда события, глубоко затрагивавшие его душу, происходили
не столь шумно, не столь эффектно и многолюдно.
Ушла в монастырь Мария Дмитриевна Горчакова, духовная наставница
Кароли Васильевны, человек, оказавший на нее огромное влияние, душевно
ей близкий...
Зная о независимом нраве деда, о готовности даже на войне отстаи-
вать закон и справедливость, нет оснований ставить под сомнение его
смелость или предполагать душевную слабость, а стало быть, вовсе не от
слабости он хочет сознавать, что рядом живут люди, чья жизнь может
быть примером чистоты и самоотверженности. И люди эти считаны не с
икон, не из книг, они живут... жили рядом.
В домашнем альбоме есть фотография Марии Дмитриевны в монашеском
облачении, стало быть, она на ней уже и не Мария, но есть и другая:
Мария Дмитриевна в светской одежде, стройная, рослая, красивая молодая
женщина, ее строгое одухотворенное лицо исполнено сосредоточенного
внимания. На карточке рукой деда записано: "Получено в Куанчендзы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43
этого нет. Но я ужасно возмущаюсь и волнуюсь всем тем, что мне прихо-
дится видеть и переживать. Ах, какие это ужасные люди! Я все расскажу
тебе, моя дорогая Кароля, когда наконец вырвусь отсюда к тебе.
Недавно сделал себе опять прививку оспы, так как у нас в полку за-
болел казак натуральной оспой. Интересно, что заболел казак, у которо-
го прежде была привита оспа в этом году весной, когда всем в полку де-
лались прививки, ему тоже была привита и принялась - и однако заболел
и в тяжелой форме.
Ну пока до свидания! Крепко, крепко тебя целую, дорогая, и желаю
здоровья и всего лучшего! Жму твою руку!
Весь твой Н. Кураев. Повсюду росло недовольство войной, мобилизация
дополнительных войск
шла с трудом, кружившие повсюду толки и слухи то здесь, то там пере-
растали в беспорядки. Напряжение нарастало день ото дня. А тут еще эс-
кадра Рожественского обстреляла в Северном море ночью английские ры-
бацкие суда, приняв их за японские миноносцы. Скандал поднялся ужас-
ный. Английской родне наших царя и царицы, щедро финансировавших япон-
цев в их войне против нас, скандал был очень на руку. В обществе заго-
ворили о возможности военного столкновения с Англией, что было бы для
России уж совсем некстати! И все это как раз в разгар охотничьей поры.
21 октября, один из самых напряженных дней, государь провел на охоте.
Гонцы скакали к нему с телеграммами, рыскали по пороше, сновали по бо-
лотам и возвращались ни с чем. Два дела разом государь делать не лю-
бил.
Дневник императора. 21-е октября. Четверг. Проснулся в 7 час. ясным
морозным утром и со снегом. В 8 час. отпра-
вился на облаву под Петергофом. Взяли загоны от жел. дор. к Марьино,
где утопали в болоте. Завтракали у д. Ольгино в палатке и оттуда дошли
загонами за дорогу из Бабигона в Настолово. Погода сделалась серая и
задул свежий ветер. В 6 1/2 вернулся в Царское. Всего убито: 511.
Мною: 6 фазанов, 5 тетеревей, сова, 3 русака и 35 беляков - итого: 50.
Усиленно занимался. Обедали и вечер провели вдвоем. Стрелял царь
значительно лучше, чем его эскадра. Трудно поверить, что
наши моряки в ночной стрельбе в открытом море могли нанести кому-либо
урон, разве что по чистой случайности. Если через семь месяцев похода
и тренировок, хотя и очень редких, наша эскадра в первый день Цусимс-
кого побоища не смогла потопить ни одного японского корабля, паля из
всех орудий, и только на второй день остатки эскадры в разрозненных
стычках сумели-таки угробить несколько небольших кораблей, то о какой
стрельбе могла идти речь в четырех днях пути от Ревеля!..
К слову сказать, японская эскадра, свободная после падения Порт-Ар-
тура от морских беспокойств, в течение полугода, поджидая эскадру Ро-
жественского, в порядке тренировки расстреляла по пять боекомплектов
на каждое орудие, после чего поменяли стволы на новые.
Шумный инцидент, обошедшийся казне в 67 тысяч фунтов стерлингов
штрафа, был преподнесен народу как подвиг.
Дневник императора. 23-го октября. Суббота. Утром успел погулять.
Погода была ясная. Имел три доклада. После
завтрака принял Кладо (Н. Л. Кладо - морской офицер, военный историк,
проф. Морской академии, писавший о русском военно-морском флоте под
псевдонимом "Прибой".), который вернулся из Виго, прямо от Рожественс-
кого; он был на "Суворове" в знаменитую ночь атаки неизвестными мино-
носцами в Немецком море. Обедали и провели (вечер) Милица, Николаша и
Петюша.
Уже в январе 1905 года в Москве вышла книга "Великие подвиги эскад-
ры вице-адмирала Рожественского". Книга небольшая, восемь страниц, на
одной портрет вице-адмирала в полной форме в рост, на двух других сти-
хотворение, на остальных описание подвига, к сожалению, только одного.
На последних двух страницах напечатана телеграмма, полученная Главным
морским штабом от своего недавнего начальника, сочинившего поход 2-й
Тихоокеанской эскадры, а теперь его и возглавившего. К сведению всего
света, Рожественский сообщал о том, что любая попытка приблизиться к
нашей эскадре неизвестных или враждебных кораблей будет сурово пресе-
каться.
Поскольку книга, хранящаяся в библиотеке Академии Наук, имела свои
листы неразрезанными по истечении девяноста лет со дня выхода в свет,
можно предположить, что стихи, посвященные важному случаю, широкой
публике неизвестны.
От берегов родного Петрограда, Где для Руси взошла побед заря, В
далекий путь могучая Армада Снаряжена велением Царя. Ее послал Рос-
сии вождь Державный На страх врагам за тридевять морей, Чтоб поло-
жить конец борьбе неравной И поддержать своих богатырей. Святая
Русь в тревоге и волненье Не сводит глаз с родимых кораблей - Ко-
варный враг сулит им истребленье Из-за угла чужих морей. Но жив
Господь, и за грехи карая, Не до конца Он отступил от нас, Не уда-
лась врагам засада злая, И от беды Творец Отчизну спас. И в час,
когда великое сраженье До самых недр взволнует океан, Да ниспошлет
Всевышний одоленье Над тьмой врагов Армаде Россиян. Конец октября
император провел в пути, объезжая войска, представляв-
шиеся "блестяще, несмотря на отчаянную погоду - холод, дождь и ветер".
Впечатление от войск сильное, в "Дневнике" следует перечисление всех
представленных на смотр и выставленных в караул частей, поименованы
все дивизии, полки, бригады, батальоны, артиллерийские батареи и диви-
зионы, и все пестрит пометками: "Великолепный смотр", "Войска нашел в
блестящем виде, лошади хорошие", "Отлично представились" и т.п.
В жизни деда события, глубоко затрагивавшие его душу, происходили
не столь шумно, не столь эффектно и многолюдно.
Ушла в монастырь Мария Дмитриевна Горчакова, духовная наставница
Кароли Васильевны, человек, оказавший на нее огромное влияние, душевно
ей близкий...
Зная о независимом нраве деда, о готовности даже на войне отстаи-
вать закон и справедливость, нет оснований ставить под сомнение его
смелость или предполагать душевную слабость, а стало быть, вовсе не от
слабости он хочет сознавать, что рядом живут люди, чья жизнь может
быть примером чистоты и самоотверженности. И люди эти считаны не с
икон, не из книг, они живут... жили рядом.
В домашнем альбоме есть фотография Марии Дмитриевны в монашеском
облачении, стало быть, она на ней уже и не Мария, но есть и другая:
Мария Дмитриевна в светской одежде, стройная, рослая, красивая молодая
женщина, ее строгое одухотворенное лицо исполнено сосредоточенного
внимания. На карточке рукой деда записано: "Получено в Куанчендзы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43