Посланный загодя в Суэц под видом предста-
вителя "Добровольного флота" отставной контр-адмирал Пташинский дал
сведения о кораблях, везущих военную контрабанду в Японию. Ночью в
Красном море на кораблях "Петербург" и "Смоленск" были установлены
75-мм и 120-мм орудия и с восходом солнца поднят русский военно-морс-
кой флаг. Крейсера приступили к досмотру грузов и почты в южной части
Красного моря между островами Таир-Зебеир и Цукур. На остановленном
немецком пакетботе "Принц Генрих" были изъяты два письма с документами
об отправлении из Германии в Японию оружия на пароходах "Скандия" и
"Никлин"...
В результате активных действий крейсеров "Петербург" и "Смоленск"
три английских транспорта, "Малака", "Ардова" и "Формоза", уличенные в
контрабанде, и немецкий пароход "Скандия" были задержаны и отправлены
с призовыми командами в Либаву... Крейсера "Терек", "Рион" и "Днепр",
действуя в Желтом море и в районе Гонконга, обнаружив контрабанду на
английских и немецких судах, экипажи снимали, корабли топили.
Милые европейские родственники, пользуясь глупостью и алчностью
своей российской родни на троне, устроили ей войну на Дальнем Востоке,
рассчитывая и на прямой барыш, а тут такие вдруг убытки! Разумеется
"вся Европа" переполошилась: "Спасайся, кто может!" Бедные англичане
тут же послали в Порт-Саид свою эскадру из двенадцати броненосцев,
двух броненосных крейсеров и двух миноносцев. Еще Тит Ливий приметил,
что "меж царями товарищество невозможно", родство, да, но не товари-
щество. Нравы царей, похоже, самая постоянная вещь в этом переменчивом
мире.
Вот и получается, то мы Европу спасаем, то Европа нас спасает, то
сама от нас спасается, отношения все время панические, а не соседские,
не родственные. Конечно, это соблазнительно все бы свои беды и "бесс-
мысленную" кровь списать на чей-нибудь счет, то "турка гадит", то "не-
мец финтит", то "англичанка за нос водит", только пока сами без царя в
голове, так оно и будет.
9-го июля государь осмотрел санитарный поезд имени его матушки, им-
ператрицы Марии Федоровны. А у нас сохранился "след" от этого поезда!
Фотографический снимок, вылинявший в силу высокого содержания серебра
в старой фотобумаге, но лица видны, буквы читаются.
Все-таки интересно, разбирая то, что уцелело от прежней жизни,
убеждаться в том, что сшита она воедино самым неожиданным образом. Вот
и еще одна ниточка, тоньше паутинки, но материальная же, можно потро-
гать, связывает наш дом с домом Романовых!
Деревянный перрон, на перроне трое военных, над ними, на фронтоне
станционного деревянного здания надпись "Ст. БОРЗЯ". Крайний слева на
снимке бравый офицер в белом кителе, оставляющий самое хорошее впечат-
ление о русской армии. Под ним чернилами дедовой рукой написано "Рейн-
вальд". Метрах в двух от него, так же лицом к нам, мой двадцативосьми-
летний дед, он в белой тужурке с погонами, на нем офицерская фуражка и
черные брюки, а вот руки совсем не по-военному засунуты в карманы ту-
журки. "Кураев". Слева от деда тоже метрах в двух в высоких сапогах, в
гимнастерке, с карабином, опущенным прикладом на перрон, солдатского
обличья рослый воин - "Дронов". На обратной стороне карточки запись:
"Снимок сделан медицинской сестрой Альбрехтой сан. поезда им. импер.
Марии Федор."
Снимок будет препровожден бабушке и в одном из августовских писем
откомментирован. Компания оказалась случайной. Дед отправлял в Иркутск
больного тифом. Офицер Дронов, один из наиболее симпатичных деду сос-
луживцев, собрался на охоту. А бравый Рейнвальд "занимался уничтожени-
ем водки" в станционном буфете.
Дневник императора. 9-го июля. Пятница. Утром все, за исключением
Аликс, отправились в город на похороны
Н.<|>Н. Обручева. Узнав, что шествие не прибыло в Лавру, остались в
поезде у нашего павильона. Осмотрел новый санитарный поезд Мама, ко-
мендантом которого состоит полк. Ерехович, устраивала его внутри Апрак
- очень практично и хорошо.
В 12 1/4 поехал с Мама на отпевание, после чего в Мраморный дворец.
Завтракали у тети Ольги. В 2 1/2 отправились с Мишей, Ольгой, Минни и
Георгием на "Александрии" в Петергоф. Дуло сильно. После чая принял
доклад Коковцева. Вечером зашли - Аликс в кресле - в Коттедж.
В ежедневных записях царя, скорее всего, нет ни понудительного во-
левого усилия, ни стремления к самодисциплине. Как утренняя и вечерняя
молитва для верующего, умывание поутру и вечером для опрятного, мытье
рук перед едой для брезгливого - вовсе не обязанность, а потребность,
так же и записи в дневнике, и ежедневные прогулки при любой погоде и
при любых обстоятельствах, потребность, а не долг и не понуждение.
Вот и после отречения, в начале марта 1917 года, государь прибыл в
Царское Село, вернее, был доставлен, поскольку въезд ему в Царское Се-
ло до отречения был закрыт, рыдая рассказал жене о конце своего царс-
твования, рассказал о том, что с ним случилось в Могилеве, Пскове и
Киеве, пока они не виделись и... пошел гулять, и первый раз за многие
годы прогулка не удалась. Вс°, - прежняя жизнь оборвалась даже в прос-
тых, казалось бы, подробностях.
"Она подвела меня к окну, - пишет о государыне фрейлина Вырубова, -
я никогда не забуду того, что увидела, когда мы обе, прижавшись друг к
другу, в горе и смущении выглянули в окно. Мы были готовы сгореть от
стыда за нашу бедную родину. В саду, около самого дворца, стоял Царь
всея Руси и с ним преданный его друг князь Долгорукий. Их окружало 6
солдат, вернее, 6 вооруженных хулиганов, которые все время толкали Го-
сударя, то кулаками, то прикладами, как будто бы он был какой-нибудь
преступник, покрикивая: ёТуда нельзя ходить, г.полковник, вернитесь,
когда вам говорят!"" Государь совершенно спокойно на них посмотрел и
вернулся во дворец. Как и полагается фрейлине в таких ситуациях, Выру-
бова лишилась чувств, но государыня самообладания не потеряла, просто
старалась запомнить лица этих солдат.
Думая о странных свойствах все-таки женственной души нашего импера-
тора, склонного более к тихому коварству нежели открытой угрозе и пря-
мому поступку, начинает казаться, что этот, в сущности, одинокий чело-
век, самим сознанием своей исключительности обреченный на одиночество,
всякий раз, отправляясь на прогулку, надеялся встретить доброго, пони-
мающего, любящего человека, чтобы с радостным облегчением вручить себя
его попечению, как отчасти вручал Мама, отчасти Александре Федоровне,
отчасти Григорию Ефимовичу... О чем он думал, чего он ждал, вышагивая
по часу, по полтора, и в снег, и под дождем, и в пыльную погоду?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43
вителя "Добровольного флота" отставной контр-адмирал Пташинский дал
сведения о кораблях, везущих военную контрабанду в Японию. Ночью в
Красном море на кораблях "Петербург" и "Смоленск" были установлены
75-мм и 120-мм орудия и с восходом солнца поднят русский военно-морс-
кой флаг. Крейсера приступили к досмотру грузов и почты в южной части
Красного моря между островами Таир-Зебеир и Цукур. На остановленном
немецком пакетботе "Принц Генрих" были изъяты два письма с документами
об отправлении из Германии в Японию оружия на пароходах "Скандия" и
"Никлин"...
В результате активных действий крейсеров "Петербург" и "Смоленск"
три английских транспорта, "Малака", "Ардова" и "Формоза", уличенные в
контрабанде, и немецкий пароход "Скандия" были задержаны и отправлены
с призовыми командами в Либаву... Крейсера "Терек", "Рион" и "Днепр",
действуя в Желтом море и в районе Гонконга, обнаружив контрабанду на
английских и немецких судах, экипажи снимали, корабли топили.
Милые европейские родственники, пользуясь глупостью и алчностью
своей российской родни на троне, устроили ей войну на Дальнем Востоке,
рассчитывая и на прямой барыш, а тут такие вдруг убытки! Разумеется
"вся Европа" переполошилась: "Спасайся, кто может!" Бедные англичане
тут же послали в Порт-Саид свою эскадру из двенадцати броненосцев,
двух броненосных крейсеров и двух миноносцев. Еще Тит Ливий приметил,
что "меж царями товарищество невозможно", родство, да, но не товари-
щество. Нравы царей, похоже, самая постоянная вещь в этом переменчивом
мире.
Вот и получается, то мы Европу спасаем, то Европа нас спасает, то
сама от нас спасается, отношения все время панические, а не соседские,
не родственные. Конечно, это соблазнительно все бы свои беды и "бесс-
мысленную" кровь списать на чей-нибудь счет, то "турка гадит", то "не-
мец финтит", то "англичанка за нос водит", только пока сами без царя в
голове, так оно и будет.
9-го июля государь осмотрел санитарный поезд имени его матушки, им-
ператрицы Марии Федоровны. А у нас сохранился "след" от этого поезда!
Фотографический снимок, вылинявший в силу высокого содержания серебра
в старой фотобумаге, но лица видны, буквы читаются.
Все-таки интересно, разбирая то, что уцелело от прежней жизни,
убеждаться в том, что сшита она воедино самым неожиданным образом. Вот
и еще одна ниточка, тоньше паутинки, но материальная же, можно потро-
гать, связывает наш дом с домом Романовых!
Деревянный перрон, на перроне трое военных, над ними, на фронтоне
станционного деревянного здания надпись "Ст. БОРЗЯ". Крайний слева на
снимке бравый офицер в белом кителе, оставляющий самое хорошее впечат-
ление о русской армии. Под ним чернилами дедовой рукой написано "Рейн-
вальд". Метрах в двух от него, так же лицом к нам, мой двадцативосьми-
летний дед, он в белой тужурке с погонами, на нем офицерская фуражка и
черные брюки, а вот руки совсем не по-военному засунуты в карманы ту-
журки. "Кураев". Слева от деда тоже метрах в двух в высоких сапогах, в
гимнастерке, с карабином, опущенным прикладом на перрон, солдатского
обличья рослый воин - "Дронов". На обратной стороне карточки запись:
"Снимок сделан медицинской сестрой Альбрехтой сан. поезда им. импер.
Марии Федор."
Снимок будет препровожден бабушке и в одном из августовских писем
откомментирован. Компания оказалась случайной. Дед отправлял в Иркутск
больного тифом. Офицер Дронов, один из наиболее симпатичных деду сос-
луживцев, собрался на охоту. А бравый Рейнвальд "занимался уничтожени-
ем водки" в станционном буфете.
Дневник императора. 9-го июля. Пятница. Утром все, за исключением
Аликс, отправились в город на похороны
Н.<|>Н. Обручева. Узнав, что шествие не прибыло в Лавру, остались в
поезде у нашего павильона. Осмотрел новый санитарный поезд Мама, ко-
мендантом которого состоит полк. Ерехович, устраивала его внутри Апрак
- очень практично и хорошо.
В 12 1/4 поехал с Мама на отпевание, после чего в Мраморный дворец.
Завтракали у тети Ольги. В 2 1/2 отправились с Мишей, Ольгой, Минни и
Георгием на "Александрии" в Петергоф. Дуло сильно. После чая принял
доклад Коковцева. Вечером зашли - Аликс в кресле - в Коттедж.
В ежедневных записях царя, скорее всего, нет ни понудительного во-
левого усилия, ни стремления к самодисциплине. Как утренняя и вечерняя
молитва для верующего, умывание поутру и вечером для опрятного, мытье
рук перед едой для брезгливого - вовсе не обязанность, а потребность,
так же и записи в дневнике, и ежедневные прогулки при любой погоде и
при любых обстоятельствах, потребность, а не долг и не понуждение.
Вот и после отречения, в начале марта 1917 года, государь прибыл в
Царское Село, вернее, был доставлен, поскольку въезд ему в Царское Се-
ло до отречения был закрыт, рыдая рассказал жене о конце своего царс-
твования, рассказал о том, что с ним случилось в Могилеве, Пскове и
Киеве, пока они не виделись и... пошел гулять, и первый раз за многие
годы прогулка не удалась. Вс°, - прежняя жизнь оборвалась даже в прос-
тых, казалось бы, подробностях.
"Она подвела меня к окну, - пишет о государыне фрейлина Вырубова, -
я никогда не забуду того, что увидела, когда мы обе, прижавшись друг к
другу, в горе и смущении выглянули в окно. Мы были готовы сгореть от
стыда за нашу бедную родину. В саду, около самого дворца, стоял Царь
всея Руси и с ним преданный его друг князь Долгорукий. Их окружало 6
солдат, вернее, 6 вооруженных хулиганов, которые все время толкали Го-
сударя, то кулаками, то прикладами, как будто бы он был какой-нибудь
преступник, покрикивая: ёТуда нельзя ходить, г.полковник, вернитесь,
когда вам говорят!"" Государь совершенно спокойно на них посмотрел и
вернулся во дворец. Как и полагается фрейлине в таких ситуациях, Выру-
бова лишилась чувств, но государыня самообладания не потеряла, просто
старалась запомнить лица этих солдат.
Думая о странных свойствах все-таки женственной души нашего импера-
тора, склонного более к тихому коварству нежели открытой угрозе и пря-
мому поступку, начинает казаться, что этот, в сущности, одинокий чело-
век, самим сознанием своей исключительности обреченный на одиночество,
всякий раз, отправляясь на прогулку, надеялся встретить доброго, пони-
мающего, любящего человека, чтобы с радостным облегчением вручить себя
его попечению, как отчасти вручал Мама, отчасти Александре Федоровне,
отчасти Григорию Ефимовичу... О чем он думал, чего он ждал, вышагивая
по часу, по полтора, и в снег, и под дождем, и в пыльную погоду?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43