Том смотрел на Мадам взором телохранителя, а она чувствовала себя легко и свободно рядом с его сильным телом. Сама мадам влюблялась всего один единственный раз, но ее избранник умер незадолго до свадьбы. Будучи сильной и властной женщиной, мадам прекрасно понимала, что вряд ли ей удастся найти кого-нибудь, кто смог бы на пепелище разжечь пламя той первой страстной любви, поэтому предпочла остаться одна в женском доме.
Когда Лионел в первый раз затеял разговор с Региной о том, что они могли бы вместе жить, она обрадовалась, как ребенок.
– Неужели это возможно? – спросила она, бросившись в его объятия, – только ты и я в целом доме?
Лионел чувствовал глубокую признательность за такую искреннюю порывистость, проявленную маленьким, жаждущим жизни существом, крепко сжимавшим его сейчас в объятиях; был бесконечно благодарен женщине, так непосредственно отвечавшей на самые простые его желания.
– Ты понимаешь, что никогда и никому не сможешь рассказать, кто я такой и в каких мы с тобой отношениях, что это навсегда будет оставаться тайной?
– Я обещаю! Обещаю! – воскликнула Регина. Прошло еще несколько лет, прежде чем Регина испытала настоящее чувство любви и привязанности к Лионелу, хотя она была увлечена им, находила весьма интересным человеком, который и к ней не оставался равнодушным. Когда Лионел сделал Регине предложение, ее все еще неотступно преследовала мысль о том, что вполне возможно может потерять свое место в «Большом Доме» или из-за плохого здоровья, или подцепив сифилис. Мрачный образ жизни в Хонитоне часто являлся ей в кошмарных снах. Лионел предложил ей возможность шагнуть вверх, обрести большую безопасность, тем более, что он сулил ей полную обеспеченность до конца дней. История и в самом деле продолжала оставаться их тайной вплоть до дня его смерти, когда его завещание прочли в присутствии тети Беа и Эмили. В этот момент тетя Беа была совершенно выбита из своей колеи, что случилось с ней впервые в жизни. Она закричала и зарыдала, как женщина, которую предали. Таковой она и была на самом деле.
Сейчас у Лионела появилось масса дел. Он встретился с мадам и объяснил ей свои желания. Ему пришлось выложить кругленькую сумму за то, чтобы она отпустила Регину из «Большого Дома», после чего мадам дала свое благословение, и девушка ушла с миром. В Девоне они отыскали небольшой домик в нескольких милях от заброшенной деревушки с названием Аплайм, что была в паре часов езды от Эксминстера, но все-таки далеко, чтобы избежать лишних сплетен. К домику вела узенькая тропка, а от любопытных глаз его отделяла стена деревьев. Регину тотчас же очаровал весь пейзаж. Лионел завел собаку, охранявшую дом в его отсутствие, и маленькую пони для хозяйственных нужд. Он позволил Регине обустроить все по-своему и не скупился на покупки: ему нравилось ее непосредственная радость, с какой она принялась за дело, создавая свое жилище по образцу и подобию «Большого Дома». Ей удалось вскоре выбраться на запряженном пони в Лайм Регис, где она отыскала небольшие люстры, красные обои с крупными цветами и подделку под мебель с бронзовыми украшениями.
– Не всякий мужчина может себе позволить иметь собственный дом с блудницами, – шутил Лионел, когда увидел, как все обустроено в доме.
– Тебе никогда не придется пожалеть об этом, – воскликнула она, целуя обе его руки, и, действительно, именно так оно и случилось.
* * *
А его Беатрис тем временем расцветала и хорошела. Она росла как сорная трава, которая заполонила берега реки, протекавшей мимо дома. Чем старше она становилась, тем больше дичала. Днем она скакала верхом вместе с отцом, а по вечерам удила рыбу. Когда и это ей наскучивало, шла купаться в глубоких темных прудах. Как-то раз жарким летним днем она нырнула в особенно глубокий, поросший камышами пруд, и когда поднялась на поверхность, то сквозь зеленоватую, застилавшую глаза, пелену воды увидела огромную рыбину, серебристой дугой взметнувшуюся над поверхностью, чтобы только оказаться рядом с ней, а затем исчезнуть в неведомой глубине.
В тот вечер она была переполнена впечатлениями увиденного днем. И за ужином без умолку рассказывала отцу, что решила стать лесником. Кухарка, которая случайно обслуживала их за столом в этот день, поскольку у дворецкого был выходной, громко и неодобрительно фыркнула. Лионел сначала нашел эту мысль весьма забавной, но, чуть поразмыслив, вдруг сделал неожиданный вывод, что его Беатрис не только не имела особых притязаний, но совершенно не умела вести себя просто по-женски. В то время ей исполнилось одиннадцать лет, и она была тощей, как палка, предпочитала носить брюки, которые выпросила у сына садовника. Она была живой и умненькой, частично оттого, что у отца имелась обширная библиотека, где она проводила вечера, запоем читая все подряд. Кроме того, будучи его бессменным спутником, она многое переняла у него. Однако теперь он вдруг понял, что пришла пора позаботиться о каком-то положительном влиянии цивилизации на нее.
Он посоветовался с некоторыми членами семейства, и Элизабет, жена его брата, сказала, что Академия для девочек именно то, что нужно для Беатрис.
– Девочка растет дикаркой, – прибавила она, скривив губы.
Лионел души не чаял как раз в такой дочери, поэтому все ее повадки целиком и полностью можно считать заслугой отцовского воспитания. Он научил ее ездить верхом в мужском седле, а не в женском; научил так метко играть в крикет, как никто в округе больше не умел. Она умела выслеживать и стрелять по фазанам так же хорошо, как любой пацан ее возраста. Она могла делать все, кроме как чинно сидеть и вести светскую беседу. А о ее приемах в драках с местными ребятами ходили легенды.
Лионел посоветовался с Региной, которая, ни разу не встретившись с ребенком, но прекрасно зная отца, сочла, что девочка очень ему под стать и не высидит десяти минут в Академии для барышень, поэтому, возможно, лучшим решением проблемы была бы опытная гувернантка. Лионел имел прочные любовные отношения с Региной, поэтому перестал проявлять ярые собственнические инстинкты в отношении к своей дочери, тем более что ситуация сейчас складывалась совершенно иная.
Волей случая Лионел отыскал для Беатрис наставницу, которая определила ребенка как сложную задачу. Элен внешне не проявляла ни чрезмерной агрессивности, ни особой сердечности. Последнее качество, пожалуй, было ее недостатком, поскольку Беатрис крайне нуждалась в чьей-то любви, кроме страстной привязанности к отцу. Но Элен с большим тактом помогла Беатрис преодолеть все премудрости хороших манер, научив ее искусству непринужденной беседы. Элен, как многие женщины той эпохи, происходила из бедного порядочного семейства.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156
Когда Лионел в первый раз затеял разговор с Региной о том, что они могли бы вместе жить, она обрадовалась, как ребенок.
– Неужели это возможно? – спросила она, бросившись в его объятия, – только ты и я в целом доме?
Лионел чувствовал глубокую признательность за такую искреннюю порывистость, проявленную маленьким, жаждущим жизни существом, крепко сжимавшим его сейчас в объятиях; был бесконечно благодарен женщине, так непосредственно отвечавшей на самые простые его желания.
– Ты понимаешь, что никогда и никому не сможешь рассказать, кто я такой и в каких мы с тобой отношениях, что это навсегда будет оставаться тайной?
– Я обещаю! Обещаю! – воскликнула Регина. Прошло еще несколько лет, прежде чем Регина испытала настоящее чувство любви и привязанности к Лионелу, хотя она была увлечена им, находила весьма интересным человеком, который и к ней не оставался равнодушным. Когда Лионел сделал Регине предложение, ее все еще неотступно преследовала мысль о том, что вполне возможно может потерять свое место в «Большом Доме» или из-за плохого здоровья, или подцепив сифилис. Мрачный образ жизни в Хонитоне часто являлся ей в кошмарных снах. Лионел предложил ей возможность шагнуть вверх, обрести большую безопасность, тем более, что он сулил ей полную обеспеченность до конца дней. История и в самом деле продолжала оставаться их тайной вплоть до дня его смерти, когда его завещание прочли в присутствии тети Беа и Эмили. В этот момент тетя Беа была совершенно выбита из своей колеи, что случилось с ней впервые в жизни. Она закричала и зарыдала, как женщина, которую предали. Таковой она и была на самом деле.
Сейчас у Лионела появилось масса дел. Он встретился с мадам и объяснил ей свои желания. Ему пришлось выложить кругленькую сумму за то, чтобы она отпустила Регину из «Большого Дома», после чего мадам дала свое благословение, и девушка ушла с миром. В Девоне они отыскали небольшой домик в нескольких милях от заброшенной деревушки с названием Аплайм, что была в паре часов езды от Эксминстера, но все-таки далеко, чтобы избежать лишних сплетен. К домику вела узенькая тропка, а от любопытных глаз его отделяла стена деревьев. Регину тотчас же очаровал весь пейзаж. Лионел завел собаку, охранявшую дом в его отсутствие, и маленькую пони для хозяйственных нужд. Он позволил Регине обустроить все по-своему и не скупился на покупки: ему нравилось ее непосредственная радость, с какой она принялась за дело, создавая свое жилище по образцу и подобию «Большого Дома». Ей удалось вскоре выбраться на запряженном пони в Лайм Регис, где она отыскала небольшие люстры, красные обои с крупными цветами и подделку под мебель с бронзовыми украшениями.
– Не всякий мужчина может себе позволить иметь собственный дом с блудницами, – шутил Лионел, когда увидел, как все обустроено в доме.
– Тебе никогда не придется пожалеть об этом, – воскликнула она, целуя обе его руки, и, действительно, именно так оно и случилось.
* * *
А его Беатрис тем временем расцветала и хорошела. Она росла как сорная трава, которая заполонила берега реки, протекавшей мимо дома. Чем старше она становилась, тем больше дичала. Днем она скакала верхом вместе с отцом, а по вечерам удила рыбу. Когда и это ей наскучивало, шла купаться в глубоких темных прудах. Как-то раз жарким летним днем она нырнула в особенно глубокий, поросший камышами пруд, и когда поднялась на поверхность, то сквозь зеленоватую, застилавшую глаза, пелену воды увидела огромную рыбину, серебристой дугой взметнувшуюся над поверхностью, чтобы только оказаться рядом с ней, а затем исчезнуть в неведомой глубине.
В тот вечер она была переполнена впечатлениями увиденного днем. И за ужином без умолку рассказывала отцу, что решила стать лесником. Кухарка, которая случайно обслуживала их за столом в этот день, поскольку у дворецкого был выходной, громко и неодобрительно фыркнула. Лионел сначала нашел эту мысль весьма забавной, но, чуть поразмыслив, вдруг сделал неожиданный вывод, что его Беатрис не только не имела особых притязаний, но совершенно не умела вести себя просто по-женски. В то время ей исполнилось одиннадцать лет, и она была тощей, как палка, предпочитала носить брюки, которые выпросила у сына садовника. Она была живой и умненькой, частично оттого, что у отца имелась обширная библиотека, где она проводила вечера, запоем читая все подряд. Кроме того, будучи его бессменным спутником, она многое переняла у него. Однако теперь он вдруг понял, что пришла пора позаботиться о каком-то положительном влиянии цивилизации на нее.
Он посоветовался с некоторыми членами семейства, и Элизабет, жена его брата, сказала, что Академия для девочек именно то, что нужно для Беатрис.
– Девочка растет дикаркой, – прибавила она, скривив губы.
Лионел души не чаял как раз в такой дочери, поэтому все ее повадки целиком и полностью можно считать заслугой отцовского воспитания. Он научил ее ездить верхом в мужском седле, а не в женском; научил так метко играть в крикет, как никто в округе больше не умел. Она умела выслеживать и стрелять по фазанам так же хорошо, как любой пацан ее возраста. Она могла делать все, кроме как чинно сидеть и вести светскую беседу. А о ее приемах в драках с местными ребятами ходили легенды.
Лионел посоветовался с Региной, которая, ни разу не встретившись с ребенком, но прекрасно зная отца, сочла, что девочка очень ему под стать и не высидит десяти минут в Академии для барышень, поэтому, возможно, лучшим решением проблемы была бы опытная гувернантка. Лионел имел прочные любовные отношения с Региной, поэтому перестал проявлять ярые собственнические инстинкты в отношении к своей дочери, тем более что ситуация сейчас складывалась совершенно иная.
Волей случая Лионел отыскал для Беатрис наставницу, которая определила ребенка как сложную задачу. Элен внешне не проявляла ни чрезмерной агрессивности, ни особой сердечности. Последнее качество, пожалуй, было ее недостатком, поскольку Беатрис крайне нуждалась в чьей-то любви, кроме страстной привязанности к отцу. Но Элен с большим тактом помогла Беатрис преодолеть все премудрости хороших манер, научив ее искусству непринужденной беседы. Элен, как многие женщины той эпохи, происходила из бедного порядочного семейства.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156