Если в моменты интимной близости он пытался с ней разговаривать, она в ответ бормотала ласковые слова, чтобы поощрить его действия, при этом сама стискивала зубы и внушала: «все, что угодно, лишь бы это побыстрее закончилось». Когда Уильям доходил до наивысшей точки возбуждения, она, лежа под ним, вспоминала того незнакомца из кинотеатра. В такие моменты она презирала Уильяма. Охваченный чувством, Уильям становился его жертвой и полностью утрачивал над собой контроль: временами громко вскрикивал и стонал, а иногда даже, к ее крайнему замешательству, кричал в полный голос.
– Шш-ш… – шипела она, закрывая его рот рукой. – Соседи!
Несколько дней после таких случаев Уильям был исключительно внимателен к ней. Он пытался сделать что-то приятное для нее: приносил цветы, напевал в доме. Вскоре она научилась нормировать секс и перевела его на сексуальный рацион, которого было достаточно, чтобы держать его в счастливом состоянии и не допускать крамольных мыслей в его голове. Сама же она воспринимала секс как вид неприятной тяжелой работы в семье и делала это с той же тщательностью, с какой относилась к мытью посуды, стирке или глажению.
На детских фотографиях Чарльз изображен двухлетним малышом в кружевных кофточках. Черные волосы кольцами падают на плечи. Даже Уильям замечал в его облике что-то девичье в сравнении с другими карапузами его возраста. Юлия обычно фыркала на подобные замечания и начинала выискивать недостатки воспитания в соседских семьях, где родители позволяли своим детям играть на улице, летом бегать босиком и немытыми. Уильям вспоминал о своем детстве, когда он гонял как ветер вольный, без родительского присмотра, и благодарил судьбу за столь рассудительную жену, которая старалась упрочить семью.
Когда Чарльзу исполнилось три года, Юлия почувствовала, что вновь беременна, о чем не преминула сообщить своему супругу с ликованием и восторгом, предвкушая близкую свободу от некоторых, столь отвратительных, обязанностей в семье. Уильям обрадовался и опечалился одновременно, поскольку вновь наступает конец его интимной близости с женой. Отныне, когда он попросит ее об этом, она изредка соглашалась, и то, если не забывала о его просьбе. Вскоре Уильям научился не докучать ей своими просьбами слишком часто, а переключил все свое внимание на занятия в огороде, где выращивал изумительные овощи. Он превратился в очень спокойного и замкнутого человека, обращенного в свой внутренний мир. Он по-прежнему безумно любил свою жену, зная при этом, что его страсть ее обижает, поэтому довольствовался тем, что лежал рядышком с ней, подчинившись целиком и полностью ее властному и нервному характеру.
С того самого момента, как Юлия поняла, что беременна, ее отношение к Чарльзу изменилось. Она отвела его к парикмахеру и коротко постригла, затем в местной лавке купила ему шорты на лето и брючки для прохладной погоды, чтобы заменить ему кружевные распашонки, в которых он ходил до сих пор. Дома Юлия занялась шитьем одежды для новорожденного.
Вторую беременность она переносила плохо. Она и до этого не отличалась приятным характером, а теперь и вовсе не переносила проделки трехлетнего озорника. Она стала очень строгой в отношении к нему, и, когда совсем отяжелела, начала бить мальчика, если он не слушался. Это очень смущало Чарльза, который до сих пор был для матери самым главным существом в жизни. Теперь у нее оставалось для него совсем мало времени. Большую часть дня она проводила лежа в постели, а когда вставала с нее, то была поглощена домашними делами.
От Уильяма никакого толку в обращении с Чарльзом не было, поскольку Юлия всегда держала их врозь. Поэтому сейчас, когда мальчику так необходим отец, между ними совершенно не было взаимопонимания. Иногда Юлия осыпала сына поцелуями, совсем как прежде, но после этого отталкивала его или одного отправляла гулять в саду за домом, пока сама наводила чистоту в доме.
Элизабет появилась на свет в положенный срок и в той же больнице, что и Чарльз. Тетя Мэри, у которой своих детей не было, оставила дома мужа одного и поспешила на десять дней к Юлии, чтобы присмотреть за Чарльзом, пока сестра в больнице. Мальчику очень нравилось, когда у них гостила тетя Мэри. Она не была такой строгой как мать, и позволяла ему множество запретных вещей, например: есть из консервных банок, таскать конфеты в перерывах между едой. Тетя Мэри разрешила забираться на мебель и даже отпускала на улицу поиграть с соседскими ребятишками. Из всех тетушек – Мэри была самой любимой. Она не была строптивой и заносчивой, поэтому частенько смущала своих сестер длинными воспоминаниями о скучном детстве в Хаммерсмите. Тетя Мэри поселилась в одной комнате с Чарльзом. Каждое утро она звала его в свою кровать, они садились рядышком, и тетя Мэри рассказывала Чарльзу о своем житье-бытье, о муже или еще о чем-нибудь. Ее супруг Джозеф владел небольшим магазинчиком, где все продавалось прямо на улице. Одной из любимых игр у них был магазин дяди Джозефа. Тетушка Мэри очень скучала без своего мужа.
Чарльз любил забираться в кровать к тете Мэри, потому что она, в отличие от матери, пахнувшей только карболовым мылом, удивительно благоухала. Иногда от нее исходил запах свежескошенной травы. Несколько раз от нее пахло дымом как от камина в гостиной. Кроме того, она пользовалась пудрой, источавшей тонкий аромат фиалок. Он любил прижиматься головой к ее мягкой груди. Тетя Мэри поистине любила Чарльза. Она прижимала его к себе, осыпала поцелуями лицо, а затем тормошила и щекотала, пока он не запросит пощады.
Он понимал, что тело тети не такое, как у его матери. Даже когда он был крошечным, то чувствовал натянутость и неискренность материнской ласки. Он чувствовал явно собственнические стремления, исходившие от ее отношения к нему. Когда он был помладше, от этого ощущения у него болел живот, и его часто приходилось отводить к доктору и обращаться по поводу болей в желудке. Доктор никак не мог понять, в чем же здесь дело. Ведь он всегда привык считать госпожу Хантер отличной матерью, которую совершенно не в чем было упрекнуть, хотя она и казалась ему чересчур покровительной.
Кроме того, тетя Мэри ничего не имела против его «петушка», когда он играл с ним, сидя в ванне, и не хлопала его по рукам за это и не говорила, что он может вдруг отвалиться. Ведь это было до сих пор настоящей пыткой, отчего он порой плохо спал по ночам и видел страшные сны. Мать часто ругала его за то, что он трогает свое тело. Чем больше она ворчала, тем больше он нервничал, пока наконец она не выходила из себя и не ударяла его со словами:
– Как-нибудь ты проснешься утром, а «петушка» нет. Не будь же таким упрямым.
Боясь исполнения этой угрозы, Чарльз каждый вечер засыпал, крепко прижимая «петушок» ладошками к своему телу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156