Именно в отеле Лионела представили Дженнифер Сэнт Айл, которая была младшей дочерью из семьи адвоката. Когда пара объявила о своей помолвке, оба семейства обрадовались. Мать Лионела всегда опасалась за своего любимца, которому, казалось, ничего больше в жизни не понадобится, кроме удочки и крикетной биты. Нельзя сказать, что он был лишен интеллекта, просто резко проявлял свою самонадеянность, продукт, выращенный на почве верхнего слоя среднего класса, типичным представителем которого он являлся. Все в его жизни было четко распланировано: детство, подготовительный класс в семь лет, затем интернат, где встречи с родителями разрешались только в праздники и на каникулах, причем, если те не были заняты в Биаритце или не отдыхали на водах в Баден-Бадене.
Детство его проходило в атмосфере, отнюдь не располагавшей к формированию и проявлению у маленького мальчика каких бы то ни было эмоциональных привязанностей. В самом деле, любой разговор превращался для Лионела в жестокую пытку, поэтому в юности дал клятву обзавестись трубкой, как только достигнет надлежащего возраста, чтобы скрываться от собеседников в густом облаке дыма. Кроме того, в процессе чистки, постукивания и посасывания трубки он получает дополнительный шанс продумать ответы на бесконечно утомительные вопросы, которыми его забрасывали с благими намерениями ничего не подозревавшие люди. Он быстро усвоил в школе, что умение отличиться на спортивной площадке позволяло не только завоевать уважение среди сверстников, но и заполучить признание школьных асов, то есть, если он обладал «мускулами», то никого не нужно было убеждать, что у него и «мозги» тоже имелись. Это Лионела прекрасно устраивало. Ему гораздо больше нравилось коротать долгие летние вечера, упражняясь и оттачивая свои крикетные удары, нежели потеть в духоте библиотеки, битком забитой сотнями изнывающих непоседливых мальчишек, одолевавших премудрости латинских склонений.
Мать Лионела даже и не пыталась установить хотя бы видимость взаимопонимания со своим красивым, но не очень разговорчивым сыном. Ей казалось это весьма затруднительным. Она привыкла повелевать, и даже когда отдавала ему распоряжения, замечала в его глазах некое легкое подобие забавы и немного дерзкий тон в голосе при ответе. Разве она могла знать, какое плохое мнение Лионел составил себе о женщинах, начиная с няни, которая под белоснежной накрахмаленной формой скрывала сладострастную душу.
Няня здорово выпивала, и в один незабвенный денек так напилась, что Лионелу пришлось вытаскивать ее из камина в детской. Она, как обычно, будучи в сильном подпитии, наклонилась, чтобы пошевелить кочергой огонь, потеряла равновесие и угодила прямо в камин. Маленький Лионел, поднатужившись и оттолкнувшись изо всех сил, с помощью самой ворчащей няньки вытянул ее из камина живой и невредимой. Она ничего себе сильно не повредила, только слегка опалила волосы на лбу, из-за чего ей пришлось несколько недель носить свою головную вуальку низко опущенной на лицо, пока волосы снова не отросли. Лионел и словом никому не обмолвился об этом неприятном инциденте, потому что никогда не был ябедой и, кроме этого, няня и ее маленький подопечный хранили общую интимную тайну.
С того самого момента, как няня вошла в детскую, а Лионелу в ту пору было всего несколько дней от роду, она убаюкивала его тем, что качая в колыбели слегка потягивала ему крайнюю плоть. Когда он немного повзрослел, их время перед сном стало еще приятнее: она ложилась рядом с ним в кровать и ласкала губами его растущий пенис. Лионел с младых ногтей познал прелести сексуального наслаждения. Ему доставляло огромное удовольствие внимательно наблюдать за тем, как няня одевалась и раздевалась, в особенности, когда она, явившись чуть-чуть навеселе, срывала свою одежду и требовала, чтобы он восторгался ее телом. А тело ее в самом деле было полногрудым и восхитительным. Лионела пленил цвет волос на теле: они были такими же огненно-рыжими, как и на голове. Чем старше становился Лионел, тем он становился смелее.
Он стал просить няню раздвигать ноги так, чтобы ему было удобнее заглядывать в загадочный гротик, покрытый густыми зарослями волос. Если няня была в хорошем настроении и потакала его прихотям, то она послушно раздвигала ноги, и он мог любоваться, а иногда набираться смелости и засовывать пальцы между алыми лепестками дальше, в глубину влажного туннеля. Им не понадобилось много времени, чтобы научиться доставлять друг другу ни с чем не сравнимое удовольствие, а для мальчика, лишенного родительской ласки, это стало источником великого эмоционального комфорта и радости. Ее запах, который был отличительной особенностью большинства рыжеволосых женщин, впоследствии заставлял его отыскивать женщин такого же типа во множестве публичных домов, завсегдатаем которых он стал позже.
Его женитьба на Дженнифер вряд ли могла что-то изменить в его отношении к женщинам. Как и для многих мужчин его времени, для него совершенно приемлемым было иметь проституток в публичных домах, а дома – жену, к которой он относился с глубочайшим почтением и, так называемой, «романтической» любовью. Лионел действительно любил Дженнифер и воспринимал ее весьма сложно: что-то – от ребенка, что-то – от святой, а что-то – дар обладания свыше. Все, чем владела она, принадлежало и ему: ее приданое, тело и, кроме того, девственность. К счастью для Дженнифер, Лионел оказался отличным любовником. Многому научившись от проституток, он прекрасно знал, как быть нежным и добрым. Он хранил ей верность до тех пор, пока она не забеременела. Как только ее живот стал расти, Лионел вернулся к своим любимым забавам в борделе, где у него была почти постоянная связь с проституткой по имени Регина, которая выглядела точь-в-точь как его прежняя няня. Иногда Лионел лежал, положив голову на бедра Регины, и вдыхал похожий, но не такой отчетливый, как прежде, запах своего детства, и на него накатывалась волна безотчетной грусти. Он замирал и ждал, пока это чувство пройдет. Регине подобные моменты были хорошо знакомы в поведении многих мужчин, поэтому она лежала без движения и ласкала голову Лионела до тех пор, пока, он не поднимет лицо и не посмотрит на нее.
Когда Дженнифер умерла вскоре после рождения дочери, Лионел чуть не обезумел от горя. Он невольно чувствовал себя в ответе за смерть столь хрупкого и беззащитного существа. Обе семьи собрались на похороны Дженнифер, которая обрела вечный приют среди клумб белоснежных лилий. Перед тем, как закрыли гроб, Лионел смотрел на ее прекрасное лицо, застывшее в обрамлении светлых волос, на маленькие, сложенные на груди, руки, с обручальным кольцом на пальце, тускло мерцавшем золотом в пламени свечей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156