- Белкин замешкался. Нужны были простые человеческие слова. Именно те, которыми он писал свои репортажи два года назад. - Ну, как он выглядит? Ну, очень просто. Такой, ну… среднего роста, 45 лет, шатен… - больше ничего не приходило Белкину в голову.
- В дубленке? - спросил женский голос.
- Да! У него есть дубленка. Да, вчера он был в дубленке, верно! Откуда вы знаете?
- Какого цвета дубленка?
- А-а… темно-рыжая, короткая, до колен…
- Понятно. Спасибо! - и гудки отбоя.
- Алло! Алло! - крикнул Вадим в трубку, затем в сердцах бросил ее на телефон и прямо из горлышка початой бутылки с армянским коньяком «Арарат» отхлебнул сразу несколько глотков. Потом вытер губы тыльной стороной ладони и внятно сказал сам себе:
- Кретин!
В это время в Москве
Из рапорта капитана Э. Арутюнова начальнику 3-го Отдела МУРа полковнику М. Светлову
…Придя в себя после операции, подозреваемый в участии в убийстве ген. Мигуна показал, что его фамилия Хуторский Петр Степанович, 1947 года рождения, уроженец станции Подлипки Московской области, и что он является капитаном внутренней службы, штатным оперативным сотрудником Отдела разведки МВД СССР.
Поскольку на допрос капитана Хуторского дежурный врач больницы выделил мне лишь пять минут, я успел в ходе этого предварительного допроса выяснить следующее:
19 января с.г. капитан П. Хуторский принимал участие в незаконном обыске квартиры-явки первого заместителя Председателя КГБ тов. Мигуна С.К. Обыск производился под руководством начальника Отдела разведки МВД СССР генерал-майора А. Краснова и при участии его заместителя полковника Б. Олейника и сотрудника Отдела разведки капитана Запорожко И.М. Одновременно такие же обыски производились другими руководящими работниками Отдела разведки на загородной даче Мигуна под Москвой, ялтинской даче Мигуна и в его служебном кабинете, в квартире его жены В.П. Мигун и в квартире его сожительницы С.Н. Агаповой. Целью этих обысков было изъятие магнитофонных пленок с записью домашних разговоров Генерального Секретаря ЦК КПСС тов. Л.И. Брежнева и всех материалов, имеющих отношение к негласной слежке, которую вел Мигун за М.А. Сусловым и другими членами Политбюро. Судя по показаниям П. Хуторского, Мигун появился в доме № 36-А на улице Качалова в самом начале обыска, тогда как предполагалось, что М.А. Суслов задержит его в своем кабинете не менее двух-трех часов. Войдя в квартиру и застав обыск, генерал Мигун, стоя в прихожей, успел сделать два выстрела и одним из этих выстрелов ранил П. Хуторского в бедро, в связи с чем П. Хуторский не видел, кто нанес генералу Мигуну смертельный выстрел в висок. Затем тело убитого ген. Мигуна перенесли в гостиную и наспех инсценировали его самоубийство. Вслед за этим полковник Б. Олейник и генерал-майор А. Краснов спустились в вестибюль и разоружили телохранителя Мигуна майора Гавриленко и шофера Мигуна капитана Боровского. Таким образом, имеющиеся в деле предсмертная записка Мигуна и рапорты майора Гавриленко и капитана Боровского являются поддельными. Поскольку П. Хуторский истекал кровью, полковник Б. Олейник и капитан Запорожко вывели его из дома, и полковник Олейник отвез его сначала в ближайший медпункт при станции метро «Арбатская» на перевязку, а затем в закрытую медсанчасть КГБ, на Лубянке, где под видом медицинской помощи ему сделали общий наркоз. Спустя сорок или пятьдесят минут он очнулся в одиночной палате медсанчасти следственного изолятора № 1 («Матросская тишина»).
На предъявленном П. Хуторскому портрете-роботе предполагаемого убийцы Н. Макарычевой и С. Агаповой, составленном по описанию свидетеля преступления Ю. Аветикова, капитан П. Хуторский опознал сотрудника Отдела разведки МВД СССР капитана И. Запорожко.
Примечание 1.
Докладываю, что причастный к убийству генерала Мигуна капитан П. Хуторский находится в тяжелом состоянии, выражается, в основном, матом (особенно в адрес упрятавших его в «Матросскую тишину» генерала Краснова и полковника Олейника) и потому более подробный допрос произвести было невозможно.
Примечание 2. По сообщению врачей, у П. Хуторского II (вторая) группа крови, как и у С. Мигуна. Полагаю, что это совпадение было умышленно использовано при инсценировке самоубийства генерала Мигуна.
13 часов 15 минут, Западный Берлин
Я много раз слышал, что советского человека потрясает и ошеломляет первая встреча с Западом. Одна моя приятельница рассказывала мне как-то, что, вернувшись в Москву из туристической поездки в Лондон и Париж, она, потрясенная Западом, неделю не могла выйти из дома… Я не сноб и не партийный пропагандист, но я должен сказать, что Западный Берлин меня ничуть не потряс. Наоборот, с той самой минуты, когда я миновал «Чарли» и пешком прошел по пустому, охраняемому американскими солдатами кварталу, до Кохштрассе, где уже не было никаких солдат, а начался Западный Берлин - с этой самой минуты меня не покидало ощущение, что я попал в естественный, нормальный, человечески правильный мир. И не потому, что стеклянно-глянцевые витрины магазинов были завалены давно не виданным в Москве изобилием колбас, мяса, рыбы, зелени, овощей, фруктов. И не потому, что над всем этим сияла яркая реклама, а по улице катили чистые, сияющие лаком «мерседесы», «фольксвагены», «пежо» и «тойоты». А потому, что здесь, у метро, стоял ошеломительно красивый и огромный цветочный киоск с совершенно удивительно яркими цветами. Гвоздики, астры, розы, тюльпаны. Это был вернисаж цветов, праздник весны, и когда - в январе! И совершенно непонятно, куда подевалось все внутреннее напряжение последних дней, вся нервная вздыбленность хитроумной борьбы с КГБ, МВД, Рекунковым, Жаровым, Богатыревым, Синцовым и самим Брежневым за то маленькое удовлетворение местью, которое уже было рассчитано мной и Светловым с точностью до минут. Десятки людей в Москве, Белкин в Париже, Трутков в Берлине, Гиви Мингадзе в пропускном пункте «Чарли» и Аня Финштейн где-то здесь, в Западном Берлине, ждали моего звонка, готовые действовать, мчаться в машинах, посылать кодированные телефонограммы по военной спецсвязи, и даже кремлевский хитрец Леонид Ильич Брежнев выжидал в Кремле результатов моей миссии, а я стоял в это время перед этим удивительным киоском и думал о том, что Господь Бог именно для того и послал нас в этот мир - жить среди цветов, ярких красок, в праздничных одеждах… И еще одна мысль пришла мне в голову: я иду на свидание. Да, я ведь иду на свидание с женщиной, чья любовь пробила даже две стены - Кремлевскую и Берлинскую! Пусть она любит не меня, меня никто и никогда так сильно не любил и уже, наверно, не полюбит, моя Ниночка была лишь знаком, намеком на вероятность такой любви и преданности - не потому ли я должен отомстить за ее гибель?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118
- В дубленке? - спросил женский голос.
- Да! У него есть дубленка. Да, вчера он был в дубленке, верно! Откуда вы знаете?
- Какого цвета дубленка?
- А-а… темно-рыжая, короткая, до колен…
- Понятно. Спасибо! - и гудки отбоя.
- Алло! Алло! - крикнул Вадим в трубку, затем в сердцах бросил ее на телефон и прямо из горлышка початой бутылки с армянским коньяком «Арарат» отхлебнул сразу несколько глотков. Потом вытер губы тыльной стороной ладони и внятно сказал сам себе:
- Кретин!
В это время в Москве
Из рапорта капитана Э. Арутюнова начальнику 3-го Отдела МУРа полковнику М. Светлову
…Придя в себя после операции, подозреваемый в участии в убийстве ген. Мигуна показал, что его фамилия Хуторский Петр Степанович, 1947 года рождения, уроженец станции Подлипки Московской области, и что он является капитаном внутренней службы, штатным оперативным сотрудником Отдела разведки МВД СССР.
Поскольку на допрос капитана Хуторского дежурный врач больницы выделил мне лишь пять минут, я успел в ходе этого предварительного допроса выяснить следующее:
19 января с.г. капитан П. Хуторский принимал участие в незаконном обыске квартиры-явки первого заместителя Председателя КГБ тов. Мигуна С.К. Обыск производился под руководством начальника Отдела разведки МВД СССР генерал-майора А. Краснова и при участии его заместителя полковника Б. Олейника и сотрудника Отдела разведки капитана Запорожко И.М. Одновременно такие же обыски производились другими руководящими работниками Отдела разведки на загородной даче Мигуна под Москвой, ялтинской даче Мигуна и в его служебном кабинете, в квартире его жены В.П. Мигун и в квартире его сожительницы С.Н. Агаповой. Целью этих обысков было изъятие магнитофонных пленок с записью домашних разговоров Генерального Секретаря ЦК КПСС тов. Л.И. Брежнева и всех материалов, имеющих отношение к негласной слежке, которую вел Мигун за М.А. Сусловым и другими членами Политбюро. Судя по показаниям П. Хуторского, Мигун появился в доме № 36-А на улице Качалова в самом начале обыска, тогда как предполагалось, что М.А. Суслов задержит его в своем кабинете не менее двух-трех часов. Войдя в квартиру и застав обыск, генерал Мигун, стоя в прихожей, успел сделать два выстрела и одним из этих выстрелов ранил П. Хуторского в бедро, в связи с чем П. Хуторский не видел, кто нанес генералу Мигуну смертельный выстрел в висок. Затем тело убитого ген. Мигуна перенесли в гостиную и наспех инсценировали его самоубийство. Вслед за этим полковник Б. Олейник и генерал-майор А. Краснов спустились в вестибюль и разоружили телохранителя Мигуна майора Гавриленко и шофера Мигуна капитана Боровского. Таким образом, имеющиеся в деле предсмертная записка Мигуна и рапорты майора Гавриленко и капитана Боровского являются поддельными. Поскольку П. Хуторский истекал кровью, полковник Б. Олейник и капитан Запорожко вывели его из дома, и полковник Олейник отвез его сначала в ближайший медпункт при станции метро «Арбатская» на перевязку, а затем в закрытую медсанчасть КГБ, на Лубянке, где под видом медицинской помощи ему сделали общий наркоз. Спустя сорок или пятьдесят минут он очнулся в одиночной палате медсанчасти следственного изолятора № 1 («Матросская тишина»).
На предъявленном П. Хуторскому портрете-роботе предполагаемого убийцы Н. Макарычевой и С. Агаповой, составленном по описанию свидетеля преступления Ю. Аветикова, капитан П. Хуторский опознал сотрудника Отдела разведки МВД СССР капитана И. Запорожко.
Примечание 1.
Докладываю, что причастный к убийству генерала Мигуна капитан П. Хуторский находится в тяжелом состоянии, выражается, в основном, матом (особенно в адрес упрятавших его в «Матросскую тишину» генерала Краснова и полковника Олейника) и потому более подробный допрос произвести было невозможно.
Примечание 2. По сообщению врачей, у П. Хуторского II (вторая) группа крови, как и у С. Мигуна. Полагаю, что это совпадение было умышленно использовано при инсценировке самоубийства генерала Мигуна.
13 часов 15 минут, Западный Берлин
Я много раз слышал, что советского человека потрясает и ошеломляет первая встреча с Западом. Одна моя приятельница рассказывала мне как-то, что, вернувшись в Москву из туристической поездки в Лондон и Париж, она, потрясенная Западом, неделю не могла выйти из дома… Я не сноб и не партийный пропагандист, но я должен сказать, что Западный Берлин меня ничуть не потряс. Наоборот, с той самой минуты, когда я миновал «Чарли» и пешком прошел по пустому, охраняемому американскими солдатами кварталу, до Кохштрассе, где уже не было никаких солдат, а начался Западный Берлин - с этой самой минуты меня не покидало ощущение, что я попал в естественный, нормальный, человечески правильный мир. И не потому, что стеклянно-глянцевые витрины магазинов были завалены давно не виданным в Москве изобилием колбас, мяса, рыбы, зелени, овощей, фруктов. И не потому, что над всем этим сияла яркая реклама, а по улице катили чистые, сияющие лаком «мерседесы», «фольксвагены», «пежо» и «тойоты». А потому, что здесь, у метро, стоял ошеломительно красивый и огромный цветочный киоск с совершенно удивительно яркими цветами. Гвоздики, астры, розы, тюльпаны. Это был вернисаж цветов, праздник весны, и когда - в январе! И совершенно непонятно, куда подевалось все внутреннее напряжение последних дней, вся нервная вздыбленность хитроумной борьбы с КГБ, МВД, Рекунковым, Жаровым, Богатыревым, Синцовым и самим Брежневым за то маленькое удовлетворение местью, которое уже было рассчитано мной и Светловым с точностью до минут. Десятки людей в Москве, Белкин в Париже, Трутков в Берлине, Гиви Мингадзе в пропускном пункте «Чарли» и Аня Финштейн где-то здесь, в Западном Берлине, ждали моего звонка, готовые действовать, мчаться в машинах, посылать кодированные телефонограммы по военной спецсвязи, и даже кремлевский хитрец Леонид Ильич Брежнев выжидал в Кремле результатов моей миссии, а я стоял в это время перед этим удивительным киоском и думал о том, что Господь Бог именно для того и послал нас в этот мир - жить среди цветов, ярких красок, в праздничных одеждах… И еще одна мысль пришла мне в голову: я иду на свидание. Да, я ведь иду на свидание с женщиной, чья любовь пробила даже две стены - Кремлевскую и Берлинскую! Пусть она любит не меня, меня никто и никогда так сильно не любил и уже, наверно, не полюбит, моя Ниночка была лишь знаком, намеком на вероятность такой любви и преданности - не потому ли я должен отомстить за ее гибель?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118