! По ночам в боксе оставляли немного света, и Антон Петрович, глядя на тусклый огонек ночника, думал о своем жизненном пути как о пройденном. Все светлое, разумное, обнадеживающее осталось позади, а теперь он навсегда попал в безымянное, как бы сказочное царство насилия, странной, циничной жестокости, не убивающей, но до умственного и духовного убийства унижающей человека, превращающей его в ничто, в карикатуру на самого себя.
Скосив глаза в сторону от ночника, Мягкотелов увидел сидящего на стуле молодого человека. Либерал не встрепенулся и не вздрогнул, он как будто давно уже приготовился внутренне к этому визиту. Молодой человек, насколько Антону Петровичу удавалось его рассмотреть, был из тех, что своим сглаженным и аккуратным, чиновничьим видом усердно подчеркивают непричастность к миру всяких подозрительных, взлохмаченных и легкомысленных юнцов и намерение сразу, изначально включиться в размеренную и деятельную взрослую жизнь.
- Кто вы? - неожиданно вернувшимся в норму голосом спросил Антон Петрович.
- Петя Чур, из мэрии, - скромно и веско представился молодой человек и приятно улыбнулся. - Занимаюсь вопросами... как бы это выразить?.. да, пожалуй, вопросами идеологии. Пропагандирую кое-что, как и вы, но, может быть, не столь энергично... А Леонид Егорович, я вижу, покинул вас? Не беда, обойдемся и без него.
- А как вы сюда попали? Дверь-то заперта, и окна зарешечены. Не через стенку же вы...
- А хоть бы и через стенку, - беззаботно подхватил Петя Чур. - Так, возник, образовался... Мне это не составило большого труда. Но плодом вашего воображения, разумеется, не являюсь. Лучше скажите мне, Антон Петрович, как вы? Как вам на чужбине?
- На чужбине?
- А разве нет? Разве вы не забрели в чужие владения? - Чиновник мэрии положил ногу на ногу и, забарабанив тонкими, длинными пальцами по колену, устремил на больного насмешливый взгляд. - Антон Петрович, дорогой, неужели вы до сих пор ничего не поняли? И даже сейчас не способны правильно оценить случившееся с вами?
Доверительный тон Пети Чура успокоительно подействовал на Мягкотелова, он вдруг понял, что уже давно никто не говорил с ним по-человечески и что обида на тех, кто не взял тебя на праздник, ничто, когда рядом такой друг.
- А как я могу оценивать случившееся со мной? - взволнованно воскликнул он. - Где и какие взять критерии оценки, если я не понимаю, что, собственно, случилось? Я даже стараюсь не думать об этом, просто жить... что мне остается? Что то было тогда, у вдовы? Сон? Или явь? Если вы разъясните мне эту загадку, я буду благодарен вам до конца своих дней!
- А это? - Молодой человек встал со стула, приблизился к койке, поправляя на себе великолепно сшитый летний пиджак из какой-то темной, переливающейся, шелковистой материи, и пошлепал ладонью по затвердевшей округлости живота Антона Петровича. - Это, по-вашему, сон? Молчите! - Петя Чур предостерегающе поднял руку, возвышаясь над либералом, красивый, стройный и гибкий, как античный бог, нарядный и элегантный, как преуспевающий бизнесмен. - Я все равно читаю ваши мысли, так что лишних слов не надо. Но решение за вас принять я не могу. Допустим, я могу его предвидеть, но никоим образом не навязать вам. Между прочим, вот что меня удивляет, вы, человек умный и тонкий, не сознаете отличия себя нынешнего от того рупора и - да будет мне позволено так выразиться! -трубадура демократических идей, каким были еще недавно. Мои занятия идеологией как раз и сводятся к тому, чтобы учить людей ясности духа. Не надо путаться, мил человек, всегда отдавайте себе отчет, когда вы в своей тарелке, а когда влезли в чужую шкуру.
Антон Петрович, в чью душу слова молодого человека проливались бальзамом, всей целительности которого он еще не мог провидеть, смущенно и застенчиво пробормотал:
- Неужели только из-за того, что у меня такой...
- Да, такой живот, - живо перехватил представитель мэрии. - Именно поэтому! Именно! - вынес строгий приговор Петя Чур и принялся решительными шагами мерить помещение. - Посудите сами, кому вы с этаким брюхом нужны? Вашим единомышленникам? Беловодскому обывателю? А может быть, вашим идейным врагам?
- Но кому же? - тоскливо простонал Мягкотелов.
- Никому! Вы больше не нужны даже самому себе. Вы привыкли шагать по жизни с гордо поднятой головой и изрекать прописные истины, а теперь обречены до скончания века валяться на больничной койке и представлять интерес разве что для доктора Корешка. Доктор сделает себе имя, описывая ваш поразительный случай, а что светит вам?
- Выходит, я наказан?
Коротко поколебавшись, ночной визитер кивнул ладной головой.
- Ну да, дело можно представить и таким образом, - сказал он.
- Но кем и за что?
- Да хотя бы за ваши безответственные и клеветнические высказывания в адрес мэрии.
- Я наказан за свои воззрения? - вскричал Антон Петрович. - Но ведь это произвол, насилие, это... это инквизиция!
- Какие воззрения? Что это за воззрения такие - порочить доброе имя мэрии?! Перестаньте! Вы же видите, я готов вести с вами игру. Но при одном условии: если вы не будете так серьезны и напряжены, не будете впадать в истерику и визжать, как поросенок. Полегче, Антон Петрович, полегче, оставайтесь неунывающим либералом. Конечно, для Кики Моровой то, что она сделала с вами, только шутка, в которую она не вкладывала никакого идеологического подтекста. Но в моей власти представить это дело совсем в ином свете. И так нам легче будет играть. Да, вы наказаны, наказаны за свои непозволительные, дерзкие и, разумеется, глупые высказывания. Вы переступили черту, думая, что вам и на этот раз все сойдет с рук, - ан нет! вот у вас уже непостижимая гипертрофия некоторых органов и вы больше никому не нужны. А за границами, установленными для подвластного населения, я слежу неусыпно и не оставляю безнаказанными их нарушителей.
- А кто установил границы?
Молодой человек усмехнулся, и его зубы блеснули в полумраке.
- А кто ваше человеческое разумение и познание запер в нерушимых пределах? - ответил он вопросом на вопрос и кисло скривился, как бы тоскуя от затаенной и какой-то выстраданной фальши, несомненно прозвучавшей в его словах.
Наступила пауза. Затем Мягкотелов с унылой покорностью проговорил:
- Я вам верю, но я не понимаю, что мне делать.
- Принять решение. Сделать выбор. В моей власти обеспечить вам вечное пребывание в нынешнем состоянии, вечные блуждания среди бессмысленных ужасов вашего подсознания, среди всяких грозных архетипов и отвратительных комплексов. Могу подарить вам вечную неудовлетворенность и безысходность. Ну и непреходящий скверный запашок. Но в моей же власти вернуть вам прежний облик и прежнее довольство короткой, но яркой жизнью на земле. Разумеется, если вы примете мои условия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150
Скосив глаза в сторону от ночника, Мягкотелов увидел сидящего на стуле молодого человека. Либерал не встрепенулся и не вздрогнул, он как будто давно уже приготовился внутренне к этому визиту. Молодой человек, насколько Антону Петровичу удавалось его рассмотреть, был из тех, что своим сглаженным и аккуратным, чиновничьим видом усердно подчеркивают непричастность к миру всяких подозрительных, взлохмаченных и легкомысленных юнцов и намерение сразу, изначально включиться в размеренную и деятельную взрослую жизнь.
- Кто вы? - неожиданно вернувшимся в норму голосом спросил Антон Петрович.
- Петя Чур, из мэрии, - скромно и веско представился молодой человек и приятно улыбнулся. - Занимаюсь вопросами... как бы это выразить?.. да, пожалуй, вопросами идеологии. Пропагандирую кое-что, как и вы, но, может быть, не столь энергично... А Леонид Егорович, я вижу, покинул вас? Не беда, обойдемся и без него.
- А как вы сюда попали? Дверь-то заперта, и окна зарешечены. Не через стенку же вы...
- А хоть бы и через стенку, - беззаботно подхватил Петя Чур. - Так, возник, образовался... Мне это не составило большого труда. Но плодом вашего воображения, разумеется, не являюсь. Лучше скажите мне, Антон Петрович, как вы? Как вам на чужбине?
- На чужбине?
- А разве нет? Разве вы не забрели в чужие владения? - Чиновник мэрии положил ногу на ногу и, забарабанив тонкими, длинными пальцами по колену, устремил на больного насмешливый взгляд. - Антон Петрович, дорогой, неужели вы до сих пор ничего не поняли? И даже сейчас не способны правильно оценить случившееся с вами?
Доверительный тон Пети Чура успокоительно подействовал на Мягкотелова, он вдруг понял, что уже давно никто не говорил с ним по-человечески и что обида на тех, кто не взял тебя на праздник, ничто, когда рядом такой друг.
- А как я могу оценивать случившееся со мной? - взволнованно воскликнул он. - Где и какие взять критерии оценки, если я не понимаю, что, собственно, случилось? Я даже стараюсь не думать об этом, просто жить... что мне остается? Что то было тогда, у вдовы? Сон? Или явь? Если вы разъясните мне эту загадку, я буду благодарен вам до конца своих дней!
- А это? - Молодой человек встал со стула, приблизился к койке, поправляя на себе великолепно сшитый летний пиджак из какой-то темной, переливающейся, шелковистой материи, и пошлепал ладонью по затвердевшей округлости живота Антона Петровича. - Это, по-вашему, сон? Молчите! - Петя Чур предостерегающе поднял руку, возвышаясь над либералом, красивый, стройный и гибкий, как античный бог, нарядный и элегантный, как преуспевающий бизнесмен. - Я все равно читаю ваши мысли, так что лишних слов не надо. Но решение за вас принять я не могу. Допустим, я могу его предвидеть, но никоим образом не навязать вам. Между прочим, вот что меня удивляет, вы, человек умный и тонкий, не сознаете отличия себя нынешнего от того рупора и - да будет мне позволено так выразиться! -трубадура демократических идей, каким были еще недавно. Мои занятия идеологией как раз и сводятся к тому, чтобы учить людей ясности духа. Не надо путаться, мил человек, всегда отдавайте себе отчет, когда вы в своей тарелке, а когда влезли в чужую шкуру.
Антон Петрович, в чью душу слова молодого человека проливались бальзамом, всей целительности которого он еще не мог провидеть, смущенно и застенчиво пробормотал:
- Неужели только из-за того, что у меня такой...
- Да, такой живот, - живо перехватил представитель мэрии. - Именно поэтому! Именно! - вынес строгий приговор Петя Чур и принялся решительными шагами мерить помещение. - Посудите сами, кому вы с этаким брюхом нужны? Вашим единомышленникам? Беловодскому обывателю? А может быть, вашим идейным врагам?
- Но кому же? - тоскливо простонал Мягкотелов.
- Никому! Вы больше не нужны даже самому себе. Вы привыкли шагать по жизни с гордо поднятой головой и изрекать прописные истины, а теперь обречены до скончания века валяться на больничной койке и представлять интерес разве что для доктора Корешка. Доктор сделает себе имя, описывая ваш поразительный случай, а что светит вам?
- Выходит, я наказан?
Коротко поколебавшись, ночной визитер кивнул ладной головой.
- Ну да, дело можно представить и таким образом, - сказал он.
- Но кем и за что?
- Да хотя бы за ваши безответственные и клеветнические высказывания в адрес мэрии.
- Я наказан за свои воззрения? - вскричал Антон Петрович. - Но ведь это произвол, насилие, это... это инквизиция!
- Какие воззрения? Что это за воззрения такие - порочить доброе имя мэрии?! Перестаньте! Вы же видите, я готов вести с вами игру. Но при одном условии: если вы не будете так серьезны и напряжены, не будете впадать в истерику и визжать, как поросенок. Полегче, Антон Петрович, полегче, оставайтесь неунывающим либералом. Конечно, для Кики Моровой то, что она сделала с вами, только шутка, в которую она не вкладывала никакого идеологического подтекста. Но в моей власти представить это дело совсем в ином свете. И так нам легче будет играть. Да, вы наказаны, наказаны за свои непозволительные, дерзкие и, разумеется, глупые высказывания. Вы переступили черту, думая, что вам и на этот раз все сойдет с рук, - ан нет! вот у вас уже непостижимая гипертрофия некоторых органов и вы больше никому не нужны. А за границами, установленными для подвластного населения, я слежу неусыпно и не оставляю безнаказанными их нарушителей.
- А кто установил границы?
Молодой человек усмехнулся, и его зубы блеснули в полумраке.
- А кто ваше человеческое разумение и познание запер в нерушимых пределах? - ответил он вопросом на вопрос и кисло скривился, как бы тоскуя от затаенной и какой-то выстраданной фальши, несомненно прозвучавшей в его словах.
Наступила пауза. Затем Мягкотелов с унылой покорностью проговорил:
- Я вам верю, но я не понимаю, что мне делать.
- Принять решение. Сделать выбор. В моей власти обеспечить вам вечное пребывание в нынешнем состоянии, вечные блуждания среди бессмысленных ужасов вашего подсознания, среди всяких грозных архетипов и отвратительных комплексов. Могу подарить вам вечную неудовлетворенность и безысходность. Ну и непреходящий скверный запашок. Но в моей же власти вернуть вам прежний облик и прежнее довольство короткой, но яркой жизнью на земле. Разумеется, если вы примете мои условия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150